Слепой охотник (СИ) - Ульяна Каршева

Ирина завладела вниманием парнишки на раз. Сначала он поразился, когда понял, что она ищет подругу, зная лишь визуально её адрес, но девушка объяснила, что подруга — довольно яркий человек и общительный. Поэтому её искать легко, подходя с глупым, на первый взгляд, вопросом к любому человеку. Парнишка невольно заинтересовался, и Ирина вдохновенно принялась расписывать ему свою эксцентричную подругу, в которой Женя, прислушавшись, с изумлением узнал довольно известную сейчас художницу с его собственного курса.

Пока суд да дело, он опомнился и взглянул на глухаря. Младший поместил старшего брата под тень пока ещё мало загустевших от зелени веток. Тени маловато, конечно, и в ней совершенно без прикрас стало видно худое лицо хранителя, безучастное и какое-то мёртвое. Жене показалось, что даже лицо Григория не выглядело таким, как это, — словно старший (как его назвали ребята? Лёня?) простился со всеми надеждами вернуться в нормальное, человеческое состояние.

Не глядя на младшего, Женя вынул папку. Тот опять насторожился, но Ирина сумела убедить его, что её друг помешан на рисовании, так что лучше не обращать внимания на то, что он делает. Тем более рисование — дело не страшное.

— А как зовут твоего брата? — почти легкомысленно спросила Ирина.

— Леонид, а что?

— Да нет, ничего. Просто интересно (парнишка помрачнел — и Женя его понял: кому интересно, а кому — трагедия). А что с ним случилось? Почему он в кресле? Мне кажется, он нас не слышит? Да?

— Не кажется, — вздохнул парнишка, обманутый участливыми (впрочем, искренними) нотками в голосе девушки. — Никто не знает, что с ним. Просто однажды мы нашли его в таком состоянии. Врачи не знают тоже, — грустно добавил он.

— А ты учишься? Или работаешь?

— Зачем тебе это? — удивился парнишка. — Ну, учусь. Просто сегодня некому было гулять с братом. Вот мы и вышли… А так обычно… Учителя знают, — добавил он — кажется, на всякий случай. — Я всегда отпрашиваюсь, если родители посидеть с ним не могут.

— Слушай, а зачем тебе эта палка? — наивно спросила она, показывая глазами на ломик.

— Утро было… такое, — вздохнул младший, — нехорошее. А мы привыкли каждый раз в одно и то же время гулять, вот и пришлось… Ну, на всякий случай…

От этого «привыкли», которое младший произнёс, имея в виду и старшего брата, Женя не выдержал и сам спросил, делая первые наброски замкнутого лица человека, сидящего в инвалидной коляске:

— Слушай, пацан, а тебе кто больше нравится — сокол или чайка?

Какие глаза стали у парнишки!

Женя уже знал ответ — и ему сейчас было просто интересно, совпадёт ли он с его представлением. Ирина сначала посмотрела на него с недоумением, а потом, забыв приветливо улыбаться, уставилась на парнишку так, словно от его ответа её жизнь зависела. Женя сообразил: она так зациклилась на хранителе-глухаре, что забыла о том, кем может быть стороживший его младший брат.

— Ну, чайка, — неуверенно сказал парнишка. — И что?

— Да ничего, — легко сказал Женя, который уже прислонился к стволу для удобства. — Как звать тебя? Меня — Женя.

— Володя. А вы художник настоящий?

— Хочешь — посмотри, как я рисую, — предложил Женя.

Володя вопросительно посмотрел на девушку — та пожала плечами, снова улыбаясь. И тогда он встал со своего ящика и подошёл к Жене. А тот уже вошёл в полутранс, контролируемый, но непрерывный. Лишь на обочине сознания постоянно бились несколько вопросов: они погодки? Впечатление, что между ними десяток лет, а не один год. Или это от печального безразличия старшего брата? И что они все будут делать, когда старший очнётся? Неужели с ним будет то же страшное действо, которое было и с Григорием, когда тот бился о пол, словно в жутком припадке, на деле-то на скорости проходя сплошные тренировки?

Володя, стоявший близко, втянул воздух сквозь зубы, глядя на брата.

Женя услышал его, но больше не отвлекался.

Глаза Леонида шевельнулись и уставились на него.

А потом уже знакомый круг света, в котором они оказались только вдвоём.

«Охотник? Как ты здесь оказался?

— Выходи, — еле двигая онемевшими губами, сказал Женя, и боковым зрением заметил, как из дымных облаков, которые перемещались за кругом, Володя испуганно уставился на него. — Выходи, Леонид. Григорий здесь. Нам надо успеть вытащить третьего хранителя. А ты всё сидишь в этой дурацкой коляске.

«Григорий? Здесь?»

Дымные облака заволновались, круг стал терять свои правильные очертания, пока не растаял. Глаза хранителя недоверчиво уставились в глаза художника.

А потом инвалидная коляска, будто её резко толкнули в колесо, упала набок. Вывалившийся из неё под отчаянный крик Володи Леонид забился в подобии припадка, уже знакомого Жене и Ирине. Отбросив папку с листами, Женя прыгнул к Володе, который немедленно рванул на выручку, как он считал, к брату, и прижал парнишку к себе, не давая подходить к Леониду.

— Нельзя, нельзя, Володя! Он сейчас сам встанет!

— Ты с ума сошёл?! Как он встанет?! — сорванным голосом кричал парнишка. — Он не может вставать, ты что — не понял, что ли?!

— Заткнись! — рявкнул Женя, не выдержав и отметив, что от подъезда к ним бегут все ребята — Григорий впереди. — Как он встанет?! Да просто! Как сейчас коляску опрокинул, так и встанет! Не мешай ему только!

Ирина пыталась что-то сказать, но слов не находила. Да и какие слова, если на глазах парнишки происходило то, что принято считать чудом — и чему он, естественно, не верил. Хотя, обычно обездвиженный и не реагирующий на какие-то раздражители, брат сейчас сам, без усилий кого-то со стороны, двигался так, что страшно было на это зрелище смотреть.

Подбежал Григорий, упал на колени, ощерясь в радостной ухмылке, и жёстко прижал плечи Леонида к земле, не давая ему разбить лицо, и так исцарапанное, о корни деревьев. Володя было снова попытался выдраться из рук Жени, но застыл, услышав:

— Лёнька, Лёнька же! Успокаивайся давай!

Наконец Григорий помог Леониду сесть и обернулся к Жене.

— Отпускай братишку. Теперь можно.

Володя кинулся к брату, схватил его за руку, жадно глядя в его лицо и словно боясь: а вдруг пропадёт? И беспомощно спросил:

— Лёнь, а ты… Ты вернулся? — И оглянулся на кучу народа над ними, сжался — даже метнул взгляд на ломик, валявшийся теперь слишком далеко. По-детски толстогубый рот дрогнул в нерешительном вопросе: — А вы кто, вообще?

— А мы те, — самодовольно сказал Ярослав, — к которым и ты относишься.

После этой высокопарной фразы было решено устроить военный совет.

На скамейку под деревьями усадили усталого, тяжело дышащего Леонида, с которого постряхивали пыль и мелкий мусор; с обеих сторон к нему подсели Змей и Ирина. Пока разговаривали, пока строили планы на дальнейшее, оба «лечили» Леонида, «подкармливая» его своей силой — Ирина руководила Ярославом.