Григорий Распутин. Тайны «великого старца» - Владимир Хрусталев

Стоит отметить, что по поводу взятия русскими войсками Эрзерума французский президент Раймон Пуанкаре в своих мемуарах отметил: «Послал великому князю Николаю Николаевичу поздравительную телеграмму по поводу последних побед русского оружия. Он ответил мне следующей телеграммой: “Тифлис, 17 февраля (по новому стилю. – В.Х.) 1916 г. Очень тронут поздравлениями, с которыми вы обратились ко мне и к возглавляемым мною доблестным войскам по поводу взятия Эрзерума. Взятие этого города, несомненно, будет иметь важное значение для счастливого исхода наших общих усилий. Прошу вас, господин президент, принять от меня и от доблестных кавказских войск искреннюю и сердечную благодарность. Великий князь Николай”». (Пуанкаре Р. На службе Франции. 1915–1916. Воспоминания. Мемуары. М.-Минск, 2002. С. 345.)

Императрица Александра Федоровна продолжала беспокоиться о состоянии здоровья сына Алексея и 5 февраля сообщала супругу в Могилев: «Слава Богу, Бэби провел ночь в общем хорошо; просыпался несколько раз, но не надолго и не жаловался. У него обе руки забинтованы, а правая вчера даже болела, – но наш Друг говорит, что все пройдет через два дня. Последние ночи он спал тревожно, хотя без болей, и не жаловался на руку, только не мог согнуть ее. Вероятно, повредил ее, когда тащил за веревку несколько саночек, связанных вместе. Но Деревенко говорит, что он совсем веселенький, поэтому не беспокойся, голубчик. Мы обедали наверху, чтоб он не вставал с постели и поменьше двигался. Чем смирнее он будет лежать, тем лучше. Ольга и Татьяна едут в город, в Татьянинский Комитет». В этом же письме Государыня далее пишет и о других проблемах: «Вполне ли ты доволен Алексеевым, достаточно ли он энергичен? Как здоровье Рузского? Некоторые говорят, что он опять совершенно здоров, только не знаю, правда ли это, а я хотела бы этого, так как германцы его боятся. <…> Только что прочла в «Нов. врем.» о подвиге ст. унт.-офиц. Бэбиного сибирского полка; напечатан и его портрет. Да, у нас в армии немало героев, и будь у нас такие же превосходные генералы, мы наделали бы чудес! <…>

Я рада, что ты хочешь собрать военный совет и основательно вникнуть во все вопросы. Не вызвать ли тебе Рузского на этот день: он очень способный человек, был командующим почти все время, часто не соглашался с Алексеевым, но все же, может быть, благоразумнее иметь кого-нибудь иначе смотрящего на вещи: тогда вам всем легче будет выбрать правильный путь. Да и на случай, если, с Божьей помощью, ты вернешь Р. к делу, когда он совсем поправится, я думаю, он должен знать все планы и участвовать в их составлении.

Как великолепно то, что ты пишешь об Эрзеруме! В самом деле, удивительные войска! Да, я тоже восхищаюсь людьми, которые работают над этими подлыми газами, рискуя жизнью. Но каково видеть, что человечество пало так низко! Находят, что это превосходно в смысле техники, но где же во всем этом “Душа?” Хочется громко кричать против бедствий и бесчеловечности, вызванных этой ужасной войной». (Переписка Николая и Александры Романовых. 1915–1916 гг. М.; Л., 1925. Т. IV; Платонов О.А. Николай Второй в секретной переписке. М., 2005. С. 397–400.)

Помощник военного министра генерал-лейтенант М.А. Беляев (1863–1918), знакомый Анны Вырубовой, 6 февраля был приглашен в Александровский дворец Царского Села. К нему персонально обратились с неожиданной просьбой: о защите Григория Распутина. Эти события нашли отражение в воспоминаниях жандармского генерал-майора А.И. Спиридовича: «Симанович передал, что Распутина хотят убить, хочет сам Хвостов, все стало ясно. Акилина была в гневе. 5 февраля, когда вернувшийся лишь в шестом часу утра пьяным Распутин проспался, состоялось совещание о том, что дальше делать.

В известность обо всем происшедшем была поставлена Вырубова. Написали письмо императрице с просьбой защитить.

Во дворце были встревожены. Государь находился в Ставке. Дворцовый комендант отсутствовал. К кому же обратиться, если министр внутренних дел, органы которого охраняют Старца, сам организует убийство? Дамы решили искать защиты у помощника военного министра генерала Беляева, которого Вырубова знала по Петрограду. Беляев был вызван во дворец 6 февраля. Белецкий, узнав о тревоге у Распутина, приказал вновь поставить охрану около Старца.

Известная графиня М.Э. Клейнмихель в воспоминаниях отразила напряженную политическую обстановку в стране: «Царицу порицали повсюду, в особенности там, где ее не видали. Ее отношения к Распутину, которые, по моему мнению, носили совершенно невинный характер и были лишь последствием страха за состояние здоровья Наследника, – ей ставили в укор и раздули в нечто подобное истории с колье Марии-Антуанетты. Антипатия и даже ненависть к Государыне росли. Распространялись слухи, что через этого фаворита-мужика можно при дворе всего достигнуть. Ходили по рукам безграмотные записки Распутина, в которых он просил то за одного, то за другого. Все были возмущены, но никому не приходило в голову, что протекция Распутина имела лишь потому успех, что те, к кому с нею обращались, желая угодить высшим сферам, малодушно исполняли его просьбы. Я знаю в этом смысле два исключения: Александр Григорьевич Булыгин и граф Фредерикс не приняли посланных к ним с рекомендацией Распутина и оставили его просьбу без внимания. Ни Государь, ни Государыня не выразили этим двум государственным деятелям своего неудовольствия, а напротив, остались к ним всегда благосклонными. Списки с циничных писем, которые будто бы царица писала к Распутину, ходили по рукам в салонах, а также и в низших слоях общества. Эти письма были вымышленными, но когда это стало известным, они уже сделали свое дело, и цель была достигнута. Немецкое происхождение императрицы также служило причиной для недружелюбного к ней отношения, хотя она, подобно погибшей от руки убийц на Урале сестре ее Елизавете, получила совершенно английское воспитание. Она гордилась тем, что она внучка Королевы Виктории, и говорила постоянно с мужем и детьми по-английски.

Будь она замужем за англичанином, она была бы счастлива и уважаема всеми. Но судьба, на ее и других несчастье, посадила ее на величайший в мире трон именно в то время, когда трон этот стал шататься. Повторяю – я знала Государыню очень мало. Моя же невестка, графиня Клейнмихель, и ее дочери пользовались благосклонностью императрицы; племянницы мои бывали часто в Крыму и в Царском Селе у великих княжон и говорили мне, что они никогда не видали Распутина. Это доказывает ложность слухов, будто Распутин имел доступ даже в опочивальни великих княжон и что он постоянно бывал во дворце». (Клейнмихель М. Из потонувшего мира. Пер. с фр. Берлин, б/д. С. 179–180.)