Другая Болейн - Филиппа Грегори

Анна проглотила ответ, который вертелся у нее на кончике языка, и сделала реверанс:

— Весьма признательна. Но не могу понять, чем мое пребывание в Гевере в полном одиночестве, вдали от двора поможет семье.

— Уйдешь с дороги, не будешь мешать королю. Он разведется с Екатериной и сможет жениться на Марии, не забывай, у нее двое очаровательных малюток. Получит и жену и наследника разом. А ты только картину портишь.

— Так вы хотите меня вымарать? Кем вы себя вообразили, Гольбейном?[21]

— Придержи язычок, — вмешалась мать.

— Найдем тебе мужа, — пообещал дядюшка. — Во Франции, если не в Англии. Вот станет Мария королевой Англии, так и найдем. Выберешь самого лучшего.

Анна впилась ногтями в стиснутые руки.

— Ничего мне от нее не нужно! Не будет она королевой! Выше, чем сейчас, ей не подняться. Раздвинула ноги, родила ему двоих детей, а он все еще не позаботился о ней. Она ему нравилась, пока он ее добивался, разве вы не видите? Он же охотник, ему нужна погоня. Мария попалась, игра окончена, видит Бог, ни одна женщина не уступала так легко. Сейчас он ее просто использует. Кто она — уж скорее жена, чем любовница, только жена без признания и уважения.

Она употребила неверное словцо.

— Жена? — улыбнулся дядя. — Надеюсь, что так. Пришла пора немного отдохнуть от тебя и посмотреть, чего сможет добиться Мария, если ты не будешь путаться под ногами. В этом соревновании у Марии больше шансов.

Сладко улыбаясь Анне, я сделала реверанс.

— У меня больше шансов, — повторила я. — Ей пора выйти из игры.

Зима 1526

Анна отправилась в Гевер, и я уложила в ее дорожный сундучок рождественские гостинцы детям. Екатерине — марципановый домик, с черепичной крышей из жареного миндаля и окошками из жженого сахара. Попросила Анну вручить подарок на двенадцатую ночь Рождества и передать — мама любит свою дочку, мама скучает и скоро снова приедет.

Анна плюхнулась в седло с грацией фермерши, собирающейся на рынок. Никто ее не видит, какой смысл казаться изящной и приветливой.

— Почему бы не наплевать на всех и не удрать к своим любимым деткам? — Ее слова бередили мне душу.

— Благодарю за совет. Уверена, ты желаешь мне только добра.

— Один Бог знает, что ты тут без меня наворотишь.

— Бог, конечно, знает, — с готовностью подтвердила я.

— Есть женщины, на которых женятся, и есть, на которых не женятся, — провозгласила Анна. — Мужчины не утруждают себя женитьбой на любовницах вроде тебя, дети там или не дети.

Я радостно улыбнулась. Конечно, Анна куда находчивей и остроумней, а тут, в кои-то веки, и у меня в руках оказалось оружие.

— Подозреваю, ты права. Но есть и третий сорт женщин — на них не только не женятся, а даже и любовницами не хотят сделать. Женщины, которые едут на Рождество в одиночестве домой. Похоже, ты именно из таких, дорогая сестрица. Счастливого пути!

Повернулась на каблуках и ушла. Что ей оставалось? Сестра кивнула сопровождавшему ее солдату, рысью выехала из ворот, поскакала по дороге в Кент. А хлопья снега кружились в воздухе.

Как только двор обосновался в Гринвиче, готовясь отпраздновать Рождество, положение королевы определилось. Ее не замечали, ею пренебрегали, любой придворный знал — она в немилости. До чего же мерзкое зрелище — мелкие птички среди бела дня толпой набросились на сову.

Племянник Екатерины, император Испании, подозревал — что-то затевается, направил в Англию нового посла по имени Мендоса.[22] Хитрый законник, без сомнения, сможет представлять интересы королевы и вновь привести Испанию и Англию к согласию. Я застала дядю за секретным совещанием с кардиналом Уолси, догадалась — он не облегчит задачу послу Мендосе.

И оказалась права. Посол не попал ко двору во время рождественских праздников. Бумаги якобы оказались не в порядке, его не допустили ни к королю, ни к королеве. За ее перепиской следили, она не могла даже получить подарки, пока их не обследуют слуги.

Близилась двенадцатая ночь, а новый посол все еще не встретился с королевой. Только к середине января Уолси прекратил игру в кошки-мышки и признал — посол Мендоса на самом деле является представителем императора Испании и может вручить верительные грамоты королю и письма королеве.

Я как раз находилась в покоях королевы, когда вошел паж кардинала и передал просьбу посла уделить ему внимание. Кровь бросилась королеве в лицо, она вскочила на ноги:

— Надо бы переменить платье, но нет времени.

Я стояла за ее креслом, одна я и осталась, остальные дамы прогуливались с королем по саду.

— Посол Мендоса привез вести от племянника. — Королева уселась в кресло. — Надеюсь, он сумеет укрепить союз между племянником и мужем. В семье не должно быть ссор. Сколько себя помню, Испания и Англия союзники, раздоры все испортят.

Я кивнула, дверь открылась.

Это не был посол со свитой, несущий подарки, письма и частные послания от императора Испании. В дверях показался кардинал, злейший враг королевы, который ввел в комнату посла, словно шут — дрессированного медведя. Посол был взят в плен. Он не мог поговорить с королевой наедине, его багаж давным-давно обыскали. Нет, этому человеку не удастся склонить короля к новому союзу с Испанией, ему не вернуть королеве подобающее положение при дворе. Он сам едва не стал заложником кардинала.

Рука, протянутая для поцелуя, не дрожит. Голос ласков и мелодичен. Королева учтиво приветствует кардинала. И как догадаться, что ее погибель входит сейчас вместе с угрюмым послом и улыбающимся кардиналом. В этот момент королева понимает: ни друзья, ни семья ей не помогут. Она совершенно одна, полностью беззащитна.

В конце января, во время рыцарского турнира король отказался сесть в седло и выбрал Георга сражаться вместо него за королевский штандарт. Георг выиграл бой и получил в награду пару новеньких кожаных перчаток.

Той же ночью я застала короля в мрачном расположении духа. Завернувшись в теплый плащ, он сидел у камина, рядом недопитая бутылка, еще одна, пустая, валяется в золе в лужице красного вина.

— Как вы себя чувствуете, ваше величество? — заботливо спросила я.

Он обернулся. Налитые кровью глаза, изможденное лицо.

— Плохо, — ответил спокойно.

— Что случилось? — Я говорила нежно и просто, как с Георгом. Сегодня он не был похож на грозного короля. Просто мальчик, печальный мальчик.

— Я сегодня не участвовал в турнире.

— Знаю.

— И больше, может быть, никогда не сяду на лошадь.

— Генрих, почему?

Помолчал.