Нарбоннский вепрь (Божественный мир) - Борис Толчинский

-- Двенадцать тысяч?.. Я не верю!

Княгиня молчаливо развернула свиток и позволила герцогу прочитать договор. Крун затряс головой, в глазах его проступили слезы, и он простонал:

-- О, если бы на эти деньги купить бы можно было счастье!..

-- Я привезла вам сто империалов в счет задатка, -- быстро сказала София. -- Разумеется, не в больших платиновых монетах и не в ассигнациях. Насколько мне известно, у вас признаются только золото и серебро. Поэтому я привезла вам тысячу солидов золотом и тысячу денариев серебром; оставшиеся от ста империалов средства я приказала перевести в оболы; таким образом получился еще миллион оболов, который вы сможете раздать простолюдинам...

Скрывая слезы радости и восхищения, Крун промолвил:

-- Какая же вы умница... София!

-- Македонский царь Филипп, отец Александра Великого, говорил: "Верблюд, нагруженный золотом, перейдет через любую стену"...

Она говорила это, а сама думала: "Легко бы было жить на свете, если б людские души, как тела, продавались за империалы. Увы! Кого-то мы купить сумеем, а кого-то -- нет. Нам лишь бы выиграть мир, чтобы этот сильный человек ушел из жизни с сознанием исполненного долга... А что после него... тогда я разберусь без сантиментов!".

Они проговорили до самого утра, точнее, до того рассветного момента, когда Круну пришлось сдаться перед натиском жестокой боли, а Софии -позвать врачей.

Потом, когда герцог забылся в бессильной дреме, княгиня имела трудный разговор с врачами. "Если вы не в силах совершить чудо, его совершат другие, а вы обратитесь в прах", -- примерно такими словами она наставляла злосчастных слуг Асклепия. Они слушали ее -- и понимали, что она не шутит.

Этим людям предстояло страдать вместе с ее проснувшейся совестью.

* * *

148-й Год Кракена (1786),

15 апреля, Галлия, Нарбонна, тюрьма во дворце герцога

Скрежет ключа в двери.

Усилием воли принц заставил себя собраться. Он догадывался, кто идет по душу его. Она не должна увидеть его слабым. И она не должна понять, что он ждал ее прихода, иначе ее сильный и изощренный ум тотчас вычислит Доротею...

Она была в подпоясанной на талии мужской черной весте поверх короткого кафтана со стоячим воротником и длинными узкими рукавами, ноги укрывали черные колготы, кисти -- перчатки черной кожи, голову -- меховой берет с пером, а лицо -- маска аватара Сфинкса. Это сочетание благородного рыцарского одеяния с ненавистным символом колониального господства показалось Варгу особенно вызывающим и возмутительным, и он подумал, что, возможно, лучше вообще уклониться от разговора с нею. Нет, нельзя, -- она сочтет его молчание своей победой!

Пока он думал, какой тон избрать для нее, она сказала:

-- Здравствуйте, принц.

Играя изумление, он вскинул голову и раскрыл рот. София сняла маску и впилась в него пронзительным изучающим взглядом. В свете нового факела его глаза блестели, давая ей пищу для размышлений и выводов.

-- Вы знали, что я приеду, -- жестко заметила она.

-- Догадался, -- усмехнулся Варг.

Он вложил в эту усмешку всю природную хитрость варвара, все свои актерские способности.

-- Вероятно, вы полагаете, что я пришла позлорадствовать.

-- А разве нет?!

София Юстина глубоко вздохнула и медленно, с достоинством, покачала головой.

-- Тогда зачем пришли вы? Воспитывать меня?! Напрасный труд!

-- Послушайте меня, принц. Возможно, и напрасный... Но я обязана предпринять последнюю попытку переубедить вас... -- она замялась, размышляя, с чего начать, чтобы пробить броню в его душе. -- Ответьте честно, принц, кто я для вас?

Он задержал ответ. Вопрос был неожиданный. И принц решил ответить честно, как она просила.

-- Враг. Вы для меня жестокий враг, княгиня. Могущественный и коварный враг. Только такому врагу под силу было превратить моего отца в жалкую марионетку. Об остальных я и не говорю: вы охмурили их играючи! Вы -сильная личность. Если бы вы были мужчиной, я бы не пожелал себе противника достойней.

София кивнула, словно ждала именно такого комплимента.

-- И я вас уважаю, принц. Как человека, который до предела свободе предан, равно как и я.

"Она меня провоцирует, -- с содроганием подумал Варг. -- Я ни на мгновение не должен забывать, кто она такая и на что она способна".

-- Ваша свобода -- это наше рабство.

-- Вы ошибаетесь. Свобода или есть у всех, или ее нет ни у кого. По-моему, каждый человек свободен настолько, насколько он отвоевал свою свободу у судьбы.

-- Отлично сказано! -- воскликнул Варг. -- Я всегда подозревал, что такой человек, как вы, должен понимать мои мотивы. Я не хочу, как мой отец, ловить крохи свободы из ваших рук -- сам отвоюю себе столько, сколько смогу переварить!

-- Вы предпочитаете моим рукам объятия Ульпинов?!

Варг вздрогнул. Эта удивительная женщина вновь перехватила у него инициативу. Сегодня, в этой камере, она была немногословна; уважая его ум, она предоставляла ему возможность самому додумать ее аргументы. И он, конечно, понял, что она хочет сказать. "Объятия Ульпинов"! Ее голос вторил его внутренним голосам -- тем, которых принудил он умолкнуть, польстившись на обещанные знания, оружие и силу, какой у галлов от сотворения мира не бывало... Понимая, что хитрить перед нею бесполезно, он сказал:

-- С Ульпинами у меня есть шанс... а без них я обречен на поражение!

-- Ну как же вы не понимаете! -- с горечью воскликнула София. -- Вы говорите, шанс?! О да! У вас есть шанс поймать иллюзию свободы! У вас есть шанс на краткий миг взмыть в небо, к солнцу, как взмыл Икар -- и кончить, как Икар!.. Ну хорошо, допустим, вы прогнали нас из этого удела. И что тогда? Вы думаете, тогда наступит долгожданная свобода?! Отнюдь! Наступит истинное рабство! И безраздельным властелином воцарится в душе вашей бог, вернее, злобный демон, по имени Марк Ульпин...

-- Ложь! Я не позволю никому командовать собою!

-- Как вы наивны, принц! Вы все еще не понимаете, с какими существами вы связались. Это нелюди, одержимые дьяволом, у них не осталось ничего святого в душе. Не у вас -- у них благодаря вам появился шанс... шанс отомстить нам, то есть Империи! Вы для них -- никто, орудие, не более чем инструмент зловещей мести. Они используют вас -- а потом выбросят за ненадобностью! Для них ваша свобода -- предмет издевки; сами они давно уже от совести свободны -- а есть ли господин суровее, чем совесть?!

Слова молодого Ульпина вдруг пришли на ум Варгу: "В свои-то годы я больше прожил на свободе, чем все мои сородичи за сотни лет!..". Не ту ли свободу, о которой говорит Юстина, еретик имел в виду? Нет, нет, конечно, нет... она пытается совратить его... О, как она искусна! Но напрасны все труды ее!

-- Я вам не верю, -- промолвил он. -- Это вы боитесь Ульпинов. А я их не боюсь. Вы, что же, мне хотите доказать, что эти двое для меня опасней всей имперской мощи?!