Щепки плахи, осколки секиры. Губитель максаров - Юрий Брайдер

— Но вы ведь нам вроде поросенка с хреном обещали, — напомнила Верка.

— Разве? — удивился Жердев. — А какая разница? Все одно — мясо. Тем более диетическое. Генерал Де Голль петухом не гнушался, а уж такой голытьбе, как вы, грех кочевряжиться.

Стоящий чуть в стороне Смыков приложил палец к губам — дескать, не надо зря раздражать хозяина, находящегося в столь переменчивом состоянии духа. Впрочем, это предупреждение было излишним — огромный нож, так и мелькавший в руках Жердева, невольно внушал всем присутствующим кротость и добронравие.

Петух действительно оказался очень вкусным, хотя бражка не могла в должной мере сойти за белое вино, а капустный рассол не шел ни в какое сравнение с гранатовым соком.

Первым трапезу окончил Цыпф. Сказав, спасибо большое, — он выложил в опустевшую миску два мелких предмета — свинцовую пулю и обломок своего зуба. От радушного предложения остаться на уху ватага деликатно отказалась.

— Куда же вы теперь? — осведомился Жердев. Говорил он по-прежнему связно и действовал осмысленно. О его болезненном (с точки зрения Верки) состоянии свидетельствовали только слезящиеся глаза да красные набрякшие веки.

— Будем поближе к Талашевску пробираться, — сказал Смыков. — Там ведь нынче власть обосновалась?

— Там, там! — подтвердил Жердев. — Зачем вам ноги зря бить столько километров и на какую-нибудь мразь рогатую можно напороться. Я вас в один момент домчу куда желаете. Не сомневайтесь.

Женщины сразу замахали руками, заквохтали как наседки, увидевшие ястреба, еще раз доказывая свое генетическое родство с птицей курицей, зато мужчины призадумались.

— Ездок вы, конечно, отменный, никто не спорит, — сказал Смыков, поглядывая то на Цыпфа, то на Зяблика. — Да уж больно лихой… Скорость, наверное, постоянно превышаете, дорожные знаки игнорируете.

— Какие сейчас знаки, побойтесь Бога! А приличную скорость моя колымага только с горы развивает. Так что за жизнь и здоровье можете не беспокоиться. Буду беречь вас, как куриное яичко. — Жердев, очевидно, припомнил свой давний челночный промысел.

— Только пообещайте, что в дороге спиртное употреблять не станете, — заявила вдруг Верка.

— Вы, дамочка, говорите, да не заговаривайтесь! — обиделся Жердев. — У меня тридцать лет безаварийного стажа! Грамоту от Верховного Совета имел и двенадцать благодарностей от министерства. Во всем районе трезвее меня шофера не было.

— Лично я согласен, — сдался Зяблик. — Проверим, что у тебя лучше получается: машину водить или петуха готовить.

Через полчаса самоходное устройство Жердева, представлявшее собой уродливый гибрид пропашного трактора, мотоцикла и нескольких автомобилей разного класса, сопровождаемое почетным эскортом разъяренных псов, уже катило по узким деревенским улочкам. Хозяйки, выглядывавшие из-за заборов, истово крестились, и по губам их можно было прочесть: «Чур меня, чур меня!»

Машина, которую Жердев ласково называл «колымагой», являла собой доведенный почти до совершенства (или до абсурда) образец технического прагматизма. Все, что непосредственно не касалось вращения колес, маневрирования и торможения, было безжалостно отринуто, в том числе и такие привычные элементы автомобильной конструкции, как рессоры, кабина и кузов.

Сам Жердев восседал на мешке с соломой, а пассажиры вынуждены были цепляться за всякие выступающие детали рамы. Перед тем как тронуться, их предупредили о недопущении резких движений, которые могли нарушить центровку всего устройства.

По ровной дороге колымага делала не больше тридцати-сорока километров в час, но страха на седоков и зрителей наводила не меньше, чем гоночная машина, на предельной скорости несущаяся к финишу. А что касается шума и дыма, производимого колымагой, то здесь она могла переплюнуть даже знаменитый паровоз Стефенсона, в свое время ставший причиной умопомешательства многих достойных британских граждан.

На первом же спуске Жердев извлек из-под своего мешка бутылку с какой-то мутной жидкостью. Предваряя Веркино возмущение, он с самым серьезным видом объяснил:

— Проклятый гастрит замучил. Вот и приходится пить специальный настой, снижающий кислотность.

После нескольких добрых глотков бутылка наполовину опустела, зато скорость колымаги возросла почти вдвое. Зяблик, до того взиравший на Жердева с черной завистью, не выдержал и вцепился в недопитую бутылку.

— У меня тоже кислотность! — прошипел он, словно голодный кот. — Одна изжога от твоего петуха.

— Бывает, — добродушно согласился Жердев. — Видно, я цикуты передал.

— Чего? — удивился Цыпф. — Так ведь это же яд!

— Какой там яд, — Жердев великодушно уступил бутылку Зяблику и махнул освободившейся рукой. — В семенах, может, и есть яд, а корешки очень вкусные. Почти как морковка или сельдерей.

Зяблик тем временем сделал все возможное, чтобы рецепт целебной настойки остался для непосвященных тайной — сама жидкость исчезла в его чреве, а пустая бутылка улетела в кювет.

— Ну что, легче стало? — поинтересовалась Верка, протягивая Зяблику сухарь. — Пропала изжога?

— Подожди… — он гордо отстранил подачку. — Еще не подействовало…

По обе стороны от дороги простиралась голая и плоская торфяная равнина, на которой каждый кустик был заметен за километр. Впереди по обочине неспешно ковыляла парочка бродяг, каких в этих краях скиталось немало. Ничто, казалось, не предвещало беды. Просто наши герои забыли, что засады бывают не только стационарные, но и кочующие.

Когда до бродяг осталось совсем ничего — метров пять, — они вдруг разбежались в разные стороны, а поперек дороги остался лежать пожарный рукав, сплошь утыканный острыми гвоздями.

Тормозить или сворачивать было уже поздно.

Все четыре колеса выстрелили почти одновременно. Машину повело в сторону, занесло и опрокинуло прежде, чем кто-нибудь успел глазом моргнуть.

Зяблик, кувыркавшийся вместе с колымагой, сумел каким-то чудом выхватить пистолет, но был почти раздавлен рухнувшей на него сверху тушей Жердева.

Слева и справа из заросших сорняками придорожных канав выскочили люди в самодельных маскировочных халатах и с целыми букетами болотных трав на голове. Спустя секунду в каждого из членов ватаги, как оставшегося в сознании, так и оглушенного падением, уперлось не меньше двух ружейных и пистолетных стволов.

Лица нападавших были скрыты матерчатыми масками, но по голосам, фигурам и ловким телодвижениям было понятно, что все это молодежь, почти ровесники тех сопливых рекрутов, которых сутки назад Жердев распустил по домам. Пленников быстро разоружили, оттащили к обочине и уложили в рядок лицом вниз. Все происходило быстро, молча, деловито, хотя и создавалось впечатление, что люди, устроившие засаду, несколько удивлены ее результатами. Время от времени раздавались реплики: «Смотри, и женщины с ними…», «А этому борову вообще лет шестьдесят…» Потом звонкий молодой голос строго спросил: