«Если», 2006 № 09 - Журнал «Если»

— Но вы же не хотели брать меня с собой, — возразила я. — Почему?

Молли вздохнула. Мы с ней сидели под деревом, смотрели, как садится солнце, и Молли выбирала у меня из волос колючки и листья.

— Теперь Лир уже стар, — сказала она. — Шмендрик не в ладах со временем, он его просто не замечает — как-нибудь я расскажу тебе, в чем тут дело; это довольно долгая история. Именно поэтому он не понимает, что за прошедшие годы Лир мог стать другим, не таким, как раньше. И наша встреча после стольких лет может обернуться глубоким разочарованием… — Она заплела мне волосы в косы и уложила вокруг головы, чтобы они не болтались. — С самого начала нашего путешествия меня не оставляют недобрые предчувствия, — добавила Молли доверительным тоном. — Но он почувствовал, что мы нужны Лиру, и мы сразу отправились в путь. — Она вздохнула. — Когда Шмендрик что-то чувствует, с ним уже не поспоришь.

— Хорошая жена не должна спорить с мужем, — сказала я и нахмурилась. — Моя мама говорит: нужно дождаться, пока он куда-нибудь уйдет или ляжет спать, и уж тогда поступать так, как тебе хочется.

Молли рассмеялась своим красивым грудным смехом.

— Я знаю тебя всего несколько часов, Суз, но готова биться об заклад не только на свои последние несколько пенсов, но даже на те несколько пенсов, которые остались у Шмендрика, что ты будешь спорить со своим мужем даже в первую брачную ночь! Кроме того, мы со Шмендриком не женаты. Нам просто хорошо вместе… И надо сказать, что вместе мы уже довольно давно.

— Ох… — сказала я. Молли произнесла эти слова как-то по особенному, и я подумала, что еще никогда не видела людей, которые были бы вместе так, как эти двое.

— Но выглядите вы словно муж и жена, — растерянно проговорила я. — Ну, может быть, не совсем, но вроде того…

Выражение лица Молли не изменилось, однако она обняла меня за плечи и прижала к себе.

— Я бы не вышла за него, даже если бы он был единственным в мире мужчиной, — прошептала она мне на ухо. — Он обожает редьку и ест ее даже в постели, представляешь?… «Хруп, хруп, хруп» — всю ночь напролет только «хруп» да «хруп»! Ужасно!

Я хихикнула, и Шмендрик посмотрел на нас от ручья, где он чистил песком сковороду. На него как раз упали последние лучи солнца, и его странные зеленые глаза казались светлыми, как молодые листочки. Поймав мой взгляд, Шмендрик подмигнул мне одним глазом, и я не столько увидела это, сколько почувствовала — так в жаркий день чувствуешь легчайшее дуновение прохладного ветерка. Не успела я удивиться, как он уже отвернулся и снова принялся скрести сковороду.

— А сколько нам ехать? — спросила я Молли. — Ты говорила, король живет не очень далеко, но я боюсь, что пока меня нет, грифон съест еще кого-нибудь. Я должна быть дома, понимаешь?

Молли закончила укладывать мои волосы и, слегка потянув меня сзади за косичку, заставила поднять голову, так что я посмотрела ей прямо в глаза. Они у нее были такими же необыкновенными, как у Шмендрика, только не зелеными, а серыми, и я уже знала, что в зависимости от настроения они то темнеют, то начинают блестеть.

— Как ты думаешь, Суз, что будет, когда ты встретишься с королем Лиром? — спросила она. — И что, собственно, ты собиралась просить у него, когда отправлялась в путь?

Признаться, этот вопрос меня удивил. Неужели Молли не понимает?

— Я собиралась попросить его поехать со мной в нашу деревню. От всех рыцарей, которых он нам присылал, не было никакой пользы, так что теперь ему самому придется что-то сделать с этим грифоном. В конце концов, он наш король, и это его работа.

— Да, — сказала Молли, но сказала так тихо, что я едва ее расслышала. Потом она потрепала меня по руке и, поднявшись, отошла в сторону и опустилась на колени у костра. Она, конечно, делала вид, будто сгребает угли, но я отлично видела, что это не так. Просто Молли захотелось побыть одной.

На следующий день мы отправились в путь рано утром. Сначала Молли посадила меня на седло впереди себя, но потом Шмендрик пересадил меня к себе, чтобы сберечь ногу серой кобылки. Оказалось, что ехать с ним на одной лошади гораздо удобнее, чем мне представлялось — Шмендрик был костлявым только в отдельных местах, в основном же он оказался довольно мягким и упругим. Пока мы ехали, он почти не разговаривал со мной, зато много пел. Время от времени Шмендрик заводил песню на каком-то незнакомом языке, и я не понимала ни слова, но чаще он распевал глупые смешные песенки собственного сочинения, заставляя меня хохотать во все горло. Например, Шмендрик пел:

Сузли, Сузли, тра-ля-ля,Между нами говоря,Егоза и непоседа хочет видеть короля.Сузли, Сузли, непоседа,Что тут долго говорить?Отвечай-ка поскорее,Будешь ты со мной дружить?…[2]

Я все ждала, когда же он сотворит какое-нибудь волшебство, но Шмендрик ничего такого не делал, если не считать одного раза. Мы ехали по лесной прогалине, когда какая-то растрепанная ворона вдруг стала ни с того ни с сего бросаться на нашу лошадь (я думаю, она делала это просто от злости, потому что поблизости не видно было никакого гнезда), заставляя бедняжку то пятиться, то приплясывать на месте, то шарахаться из стороны в сторону, так что я едва не свалилась. В конце концов Шмендрик повернулся в седле и просто посмотрел на нахальную птицу. В следующий миг откуда-то с небес на нас буквально свалился ястреб. Он напал на ворону и гнался за ней, пока та, испуганно каркая, не забилась в терновый куст, где ястреб уже не мог ее достать. Я думаю, это и было единственное его волшебство за все время.

Край, по которому мы ехали, был очень красив, но я заметила это только тогда, когда мы выбрались из леса и двинулись по хорошей дороге. Вокруг расстилались луга, перелески, уютные долины и отлогие холмы, сплошь заросшие цветами, названий которых я не знала. Сразу было видно, что в этих местах дожди выпадают часто — намного чаще, чем над нашей деревней. Нам еще повезло, что овцы — не коровы, и им не нужно никакой особой травы: они идут и пасутся там же, где козы, а козы могут пастись везде… Но здесь мне нравилось больше, гораздо больше.

Шмендрик, однако, рассказал мне, что так было не всегда.

— До короля Лира, — сказал он, — здесь была голая пустыня, где не росло ничего — буквально ничего, Суз, представляешь?… Люди говорили, что эти земли прокляты, и в каком-то смысле так и было, но я лучше расскажу тебе об этом в другой раз. — (Взрослые часто обещают рассказать что-то в другой раз и не рассказывают, а я этого терпеть не могу!) — Но Лир сумел все изменить, и земля была до того рада его появлению, что начала зеленеть и цвести чуть ли не в тот же день, когда он стал королем, и это продолжается до сих пор. Увы, чудесная перемена не коснулась Хэгсгейта, но это тоже отдельная история…

Каждый раз когда Шмендрик заговаривал о Хэгсгейте, его голос становился каким-то особенным — более глубоким и задумчивым, словно он обращался не ко мне, а к кому-то еще. Это меня удивило, и я обернулась, чтобы взглянуть на него.

— Как ты думаешь, — спросила я, — король Лир поедет со мной, чтобы убить этого противного грифона? Мне кажется, Молли не очень-то в это верит… Она говорит — король уже слишком стар.

Я и не знала, что меня так сильно это беспокоит, пока не задала свой вопрос вслух.

— Конечно, он поедет, детка. — Шмендрик подмигнул. — Он никогда не мог отказать деве, которая попала в беду, и чем труднее и опаснее была задача, тем с большим рвением Лир брался за дело. Я, например, совершенно уверен, что король не поспешил к вам на помощь по первому зову только потому, что, когда вы к нему обратились, он как раз совершал героический подвиг в другом месте. Но ты не сомневайся: как только Лир услышит твою просьбу (не забудь, кстати, правильно сделать реверанс, обращаясь к королю), он снимет со стены свой славный меч и огромное копье, посадит тебя к себе на седельную луку и так быстро поскачет навстречу этому вашему грифону, что только искры полетят из-под копыт!.. Нет, Суз, старый он или молодой, но Лир не станет колебаться и мешкать — так уж он устроен, — и Шмендрик ласковым жестом взъерошил мне волосы на затылке. — Молли просто слишком волнуется, так уж устроена она. Понятно?

— Понятно. А что такое «реверанс»? — спросила я.

Теперь-то я знаю, что это за штука, потому что Молли показала мне, как она делается, но тогда я, конечно, этого не знала. Шмендрик, надо сказать, не засмеялся (разве только глаза его как-то странно блеснули). Вместо ответа он махнул рукой, чтобы я повернулась и смотрела вперед, а сам снова запел:

Сузли, Сузли, тра-ля-ля,Встретил я тебя не зря.Ты мне нравишься, красотка, откровенно говоря…Сузли, Сузли, непоседа,Я хочу тебе сказать:Мы поженимся во вторник,Чтобы до среды не ждать…

Еще я узнала, что король, когда был еще совсем молодым, жил в замке, который стоял на вершине утеса на морском берегу в одном дне пути от Хэгсгейта. Но замок рухнул (почему — Шмендрик так и не объяснил), поэтому Лир решил выстроить новый замок в другом месте. Услышав об этом, я немного расстроилась, потому что давно хотела увидеть море. Теперь мне стало ясно, что и в этот раз моим надеждам не суждено сбыться; с другой стороны, я и замков никогда не видела, так что хоть в этом мне повезло. Подумав об этом, я совсем успокоилась и, откинувшись назад, приникла к груди Шмендрика и задремала.