Белая гардения - Белинда Александра

Я повернулась, чтобы посмотреть, чем занимается Ирина. Оказалось, что она идет за мной на цыпочках, тыкая в листья под ногами палкой.

— Что ты делаешь? — спросила я.

— Отпугиваю змей. В лагере говорят, что все змеи в Австралии жутко ядовитые. И быстрые. Они могут погнаться за тобой.

Я вспомнила шутку Эрни про опоссумов и уже хотела сказать Ирине, что я слышала, будто некоторые змеи еще и летать умеют, но решила не делать этого. Рано мне еще было перенимать австралийский юмор.

— Слушай, тебе следует разговаривать со мной по-английски, — заявила Ирина, — а мне нужно как можно скорее его выучить, чтобы мы могли уехать в Сидней.

— All right, — сказала я по-английски. — How do you do? I'm very pleased to meet you, My name is Anya Kozlova.

— I m very pleased to meet you too, — ответила Ирина. — I am Irina Levitskaya. I am almost twenty-one years old. I am Russian. I like singing and children.

— Очень хорошо, — перешла я на русский. — Весьма неплохо для первого урока. Как дела в яслях?

— Мне там так понравилось! — воскликнула подруга. — Дети — просто прелесть. И ведут себя хорошо. Но у некоторых такие грустные лица. Когда я выйду замуж, у меня будет десять детей.

Я заметила цветы, которые видела в столовой, и нагнулась чтобы выкопать их своей лопаткой.

— Десять? — Я улыбнулась. — Какой серьезный подход к решению «демографического вопроса»!

Ирина рассмеялась и протянула мешок, чтобы я положила в него растение.

— Если получится. После меня у матери не могло быть детей, а у бабушки, перед тем как она родила отца, был мертворожденный ребенок.

— Наверное, она была счастлива, когда родила сына, — сказала я.

— Да, — подтвердила Ирина, встряхивая мешок, чтобы растение упало на дно. — И еще более несчастлива, когда его убили японцы. Ему было всего тридцать семь лет.

Я посмотрела вокруг, надеясь увидеть другие интересные растения. Мне вспомнились Мария и Наташа, по поводу которых я ошибалась, думая, что они богаты. Может, считая их счастливыми людьми, я снова ошибаюсь? Где братья и сестры Наташи, ее дяди и тетки? Не во всех русских семьях один ребенок. Наверное, и у них революции и войны отняли кого-то из близких, любимых. Кажется, эта боль никого не обошла стороной.

Я заметила кустик пурпурно-белых фиалок. Их можно использовать для создания общего фона. Ирина подошла ко мне, когда я начала их выкапывать лопаткой. Мне жалко было уносить цветы с их родного места, но я шепнула им, что за ними будут хорошо ухаживать и что они смогут сделать доброе дело, прогнав тоску в лагере.

— Кстати, Аня. Я до сих пор не знаю, где ты так хорошо научилась разговаривать по-английски. Когда работала гувернанткой? — спросила Ирина.

Я подняла на нее взгляд. Она смотрела на меня, не скрывая любопытства, и ждала ответа. В ту секунду я поняла, что Иван так и не рассказал ей правду обо мне.

Я продолжала возиться с цветами. Мне было стыдно смотреть Ирине в глаза.

— Мой отец любил читать книги на английском, ну и меня выучил. На самом деле он относился к нему как к экзотическому языку, как хинди, например, и никогда не думал применять его на практике. В школе у нас тоже преподавали английский, и я закрепила свои знания. Но самая большая практика была у меня в Шанхае, потому что там приходилось говорить по-английски почти каждый день. — Я снова посмотрела на Ирину. — Но я не была гувернанткой. Я солгала.

Лицо Ирины вытянулось от удивления. Она присела рядом и уставилась на меня, открыв рот.

— А что же было на самом деле?

Вдохнув поглубже, я рассказала ей о Сергее, Амелии, Дмитрии и клубе «Москва — Шанхай». Ирина с нескрываемым изумлением смотрела на меня, но осуждения в ее глазах не было. Выдав подруге всю правду о себе, я почувствовала огромное облегчение. Как хорошо, что не нужно больше хранить в душе эту тайну! Я даже призналась ей в том, что накануне отъезда Иван сделал мне предложение.

Когда я закончила, взгляд Ирины был устремлен в лес.

— Боже мой, — после довольно продолжительной паузы и задумчивости произнесла подруга. — Ты меня ошарашила. Не знаю даже, что и сказать. — Она поднялась, стряхнула с рук землю и поцеловала меня в макушку. — Но я рада, что ты поведала мне о своем прошлом. Я понимаю, почему тебе не хотелось об этом говорить. Ты ведь не знала меня. Но с этого дня ты ничего не должна скрывать от меня, потому что теперь мы как сестры.

Я вскочила и обняла ее.

— Да, ты мне сестра! — воскликнула я, и в ту же секунду к кустах раздался какой-то шорох, да так неожиданно, что мы обе отпрыгнули в сторону. Но это оказалась всего лишь ящерица, которая решила погреться в последних лучах заходящего солнца.

— Господи! — засмеялась Ирина. — Я в этой стране не выживу!

Вернувшись из леса, мы подошли к своему дому и замерли, услышав крики на разных языках, доносившиеся изнутри. Толкнув дверь, мы увидели Эльзу, молодую венгерку с коротким черными волосами и Аимку, которая стояла между ними.

— Что случилось? — спросила Ирина.

— Она говорит, что Эльза украла у нее ожерелье, — пояснила Аимка.

Молодая венгерка, которая фигурой больше походила на мужчину, чем на женщину, замахнулась на Эльзу кулаком и закричала, но пожилая немка совсем не выглядела испуганной, как можно было бы ожидать, и лишь надменно покачивала головой.

Аимка повернулась к нам.

— Ромола говорит, что Эльза всегда наблюдала за ней, когда она снимала ожерелье и клала его в карман чемодана. Я не раз повторяла: не оставляйте драгоценные вещи в бараке.

Я посмотрела на свою матрешку, стоявшую на деревянной полочке (эту полочку я смастерила своими руками из доски, найденной на свалке), и подумала о драгоценностях, которые были зашиты в подол платьев, сложенных в чемодане. Я и не думала, что здесь дойдет до воровства.

— Почему она решила, что это я взяла его? — спросила Эльза по-английски, наверное, чтобы и я поняла. — Я тут живу уже несколько недель, и до сих пор ничего не пропадало. Пусть лучше спросит у русских девушек.

Кровь прилила к моему лицу. Я с самого первого дня старалась подружиться с Эльзой и теперь поверить не могла, что они способна на такое. Повернувшись к Ирине, я перевела слова немки. Начальница блока не стала объяснять, что сказала Эльза, всем остальным, но молодая венгерка, которая тоже понимала по-английски, решила-таки перевести. Все повернулись к нам.

Аимка пожала плечами.

— Аня, Ирина, давайте осмотрим ваши вещи, чтобы все успокоились.

От гнева, охватившего меня, застучало в висках. Только сейчас я поняла, почему здесь так ненавидели Эльзу. Я подошла к своей кровати, сорвала с нее одеяло и простыню и отбросила в сторону подушку. Все, кроме Ромолы, Эльзы и Аимки, отвернулись — им было неприятно смотреть на то, что меня заставили сделать.

Я открыла чемодан и жестом показала, что любой желающий может порыться в моих вещах. Но про себя я подумала, что теперь стану хранить платья на работе. Воодушевленная моим негодованием, Ирина тоже распахнула свой чемодан и стянула с кровати покрывала. Когда она снимала наволочку с подушки, что-то блестящее скользнуло на пол. Мы с Ириной одновременно посмотрели вниз и остолбенели, увидев, что у наших ног лежит серебряное ожерелье с рубиновым крестиком. Ромола бросилась на пол и, не скрывая радости, схватила украшение. Потом она медленно перевела взгляд на Ирину.

Эльза покраснела. Ее руки, которые она держала под подбородком, напоминали когтистые лапы.

— Это вы положили туда ожерелье! — крикнула я, поворачиваясь к ней. — Лгунья!

Глаза немки расширились, и она засмеялась. Этот мерзкий смех напоминал смех человека, довольного тем, что он всех перехитрил.

— Не думаю, что я тут самая большая лгунья. Разве не вы, русские, славитесь тем, что всегда лжете?

Ромола шепнула что-то Аимке, которая, похоже, была удивлена не меньше нас. Тень, промелькнувшая по ее лицу, не предвещала ничего хорошего.

— Ирина, — строго произнесла начальница блока, беря ожерелье из рук Ромолы. — Что это значит?

Ирина молчала и лишь переводила растерянный взгляд с Аимки на меня.

— Она не брала этого ожерелья, — вступилась я за подругу. — Это сделала Эльза.

Аимка покосилась на меня и выпрямилась. Выражение ее лица изменилось. Теперь на нем легко можно было прочитать разочарование и отвращение. Она указала на Ирину тонким пальцем пианистки и сказала:

— Нехорошо получается. От вас я такого не ожидала. — Окинув взглядом притихших женщин, наблюдавших за нами, Аимка добавила: — У нас с этим строго. Собирайте вещи и идите за мной.

Ирина замешкалась. У нее был такой потерянный вид, какой обычно бывает у честных людей, которых обвиняют в чем-то таком, что им и в голову не пришло бы сделать.

— Куда вы ее ведете? — спросила я у Аимки.

— К полковнику Брайтону.

Услышав имя полковника, я немного успокоилась. Этот здравомыслящий человек обязательно докопается до истины. Я присела на корточки, чтобы помочь Ирине собрать вещи. Много времени на это не ушло, потому что до сих пор у нее еще не было времени их распаковать.