Полет в неизвестность - Сергей Дмитриевич Трифонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы дали показания о том, что 25 апреля в бункер прибыл генерал авиации Риттер фон Грейм, назначенный Гитлером главнокомандующим ВВС вместо Геринга. Вы утверждали, что прибыл он в Берлин на легком самолете, пилотируемом летчицей Ханной Рейч. Это так?
— Так.
— А 28 апреля они вылетели из Берлина, с шоссе у Бранденбургских ворот, на прилетевшем за ними учебно-тренировочном самолете «Арадо-96»?
— Да, все верно.
— Вы лично видели отлет фон Грейма и Рейч?
— Нет, не видел.
— А их отбытие из бункера видели?
— Нет.
— Значит, вы не можете утверждать с уверенностью, что улетел фон Грейм с Ханной Рейч? Может быть, за штурвал самолета сел другой летчик, а вместо фон Грейма улетел Гитлер?
Баур задумался. «В принципе версия русских вполне укладывалась в логику тех событий, и по хронометражу вполне подходила. Но прощался ведь я с фюрером, а не с двойником каким-то. Это факт! Никакой двойник не смог бы так сыграть роль фюрера. Никто не мог знать нюансы наших с ним отношений, его психофизическое состояние. Конечно, это был фюрер».
— Ну что, Баур, задумались? Сомнения замучили? — Зотов излучал самодовольство.
— Нет, господин майор, нет никаких сомнений. В бункере оставался фюрер, прощался со мной фюрер, покончил с собой фюрер. А кто улетел 28 апреля, я действительно не знаю. Хотя тяжелораненый фон Грейм не мог оставаться в фюрербункере, ему нужна была операция. Думаю, Рейч улетела с фон Греймом.
— Повторюсь, Баур, вы только что подтвердили возможность бегства Гитлера из Берлина. И на этом эпизоде поставим точку. Я хочу уточнить факты о судьбе группенфюрера СС Генриха Мюллера. Ранее вы утверждали, что 2 мая собственными глазами видели гибель Мюллера и Бормана. Так?
— Да, это так.
— Но вы же лжете, Баур. Раттенхубер утверждает о самоубийстве Мюллера в бункере рейхсканцелярии, вы говорите о гибели главы гестапо на улицах Берлина, ряд офицеров СС из отряда бригаденфюрера Монке, прикрывавшие отход ваших групп, видели, как Мюллер в сопровождении двух высокопоставленных эсэсовцев исчез в вентиляционной шахте берлинского метро. Электромонтер из госпиталя Шарите, его жена и две медсестры показали, что видели Мюллера на станции метро у Штеттинского вокзала в толпе гражданского населения. Его сопровождали офицеры СС. Так что же было на самом деле, Баур?
«Честно говоря, я сам уже не помню все детали. Вероятную гибель Бормана и сопровождавшего его статс-секретаря министерства пропаганды Вернера Наумана[44] видел собственными глазами. Но был ли с ними Мюллер? Скорее всего, нет. Точно нет! Господи, совсем забыл. Он ведь мне 30 апреля после гибели фюрера лично сказал, что намерен застрелиться. Похоже, он тоже покончил собой».
— Баур, — раздраженно выпалил Зотов, — хватит спать! Вам здесь не курорт. Отвечайте на поставленный вопрос!
— Прошу прощения, господин майор, я вспоминал.
— И что же вы вспомнили? Опять будете врать?
— Я никогда не врал. Просто в тех непростых условиях все быстро менялось, что-то вылетело из головы. Сейчас постепенно картина становится понятной, факты обретают место и время. Да, я согласен с группенфюрером СС Ратттенхубером о возможном самоубийстве Генриха Мюллера.
— Та-ак, — протянул Зотов, приготовив новый лист протокола, — об этом прошу подробнее.
— Я вспомнил, 30 апреля, уже после гибели фюрера, ближе к полуночи мы сидели в буфете фюрербункера, пили кофе.
— Кто был с вами?
— Начальник управления личного состава армии генерал Бургдорф, бывший адъютант фюрера от вермахта, и группенфюрер СС Мюлллер. На мой вопрос, пойдет ли генерал с нами, Бургдорф ответил, что нет, он болен, у него диабет, ноги совсем не слушались. Он был уверен, что в случае пленения русские его убьют, и он решил застрелиться. Что он и сделал, как я узнал в госпитале в Позене от находившихся там раненых инспекторов РСХА Бергмюллера и Хофбека. Бургдорф застрелился в фюрербункере. Посидев с нами еще какое-то время, Бургдорф ушел. Мюллер же сказал мне буквально следующее: «Тебе, Баур, надо уходить отсюда. Как пилоту тебе не приходилось никого арестовывать и расстреливать, а я делал много чего, о чем тебе не следует знать. Я вел следствие по делу заговора 20 июля, на мне много крови, Баур. Если встретишь Гиммлера, передай, мы были верны ему до последнего вздоха…» Он какое-то время молчал, а затем выдавил из себя: «Я и два моих сотрудника решили застрелиться». В госпитале я узнал: Мюллер и два его ближайших помощника застрелились в рейхсканцелярии.
Майор Зотов что-то поискал в толстой папке. Найдя необходимый документ, он стал его внимательно читать, делая заметки на листе бумаги.
— Да, Баур, наши документы подтверждают ваши слова. Мы допрашивали Хофбека и Бергмюллера, Линге и Гюнше. Все сходится. Не сходится только одно: все ваши показания, я имею в виду показания офицеров СС ближнего, так сказать, к руководству круга и показания простых людей, встретивших и узнавших Мюллера в тоннеле метро. Что скажете на это, Баур? Нам представляется, в СС точно исполнялась команда Гиммлера морочить советским органам госбезопасности голову в случае пленения. Путать показания, давать противоречивые сведения, умалчивать, утаивать, ссылаться на забывчивость, иными словами, лгать, пряча концы в воду, прикрывая таким образом отход высшего руководства СС за границу. Где Мюллер, Баур? Где эта сволочь?!
— Не знаю, господин майор. Я не входил в ближний круг рейхсфюрера СС Гиммлера, мне никто ничего не сообщал о секретах РСХА, я был только летчиком, носившим форму СС.
Глава 40
Утром Лена тихо выскользнула из постели, на цыпочках пробралась в ванную, затем на кухню, наскоро попила чаю, оделась, нагладила галифе и китель мужа и, боясь его разбудить, аккуратненько, без скрипа прикрыла за собой дверь, побежала на службу. Бежала к трамвайной остановке с лицом счастливой, любимой и любящей женщины, не замечала, как пассажиры в трамвае оглядывали ее, улыбавшуюся, красивую, излучавшую тонкий аромат явно закордонного парфюма, оглядывали тоже с улыбками, каждый по-своему радуясь, что хоть у кого-то все хорошо, что, возможно, муж вернулся с фронта, не раненый, не калека, не пропал, слава тебе господи, без вести, не угодил в лагеря. С таким же лицом, отражавшим переполненную женским счастьем душу, она вбежала (опаздывала, конечно) в рабочий кабинет, где начальник желал устроить ей форменный разнос за грубое нарушение дисциплины, но боялся этих крайних мер, вернее, боялся ее мужа, служившего, как говорили, в главке и имевшего доступ к самому Виктору Семеновичу[45].
Савельев проснулся
