Книга Холмов - Антон Карелин

Утро давно прошло, залитый солнцем полдень принял Лисов в свои объятия, и первым делом ослепил.

Их барак обходили стороной. Отовсюду слышался стук-перестук да крик-перекрик деревянников, две части которых работали в лесу вокруг поселения, а три части на высоких камнях, строили дома или настилы-переходы межу ними.

По счастью, Лисам не пришлось просить местных строителей залатать им броневагон. Они пришли ни свет, ни заря, и сами сделали это, под руководством Выдера, отца Марет. Говорят, вчера его не было в Землеце, а утром прибыл вместе с подмастерьями, к обеду отбыл со спящей дочкой в неизвестном направлении, так Лисы его и не встретили. И что примечательно, никто из них не проснулся под резвый стук полотков и мерный визг пил.

Гремлины утром произвели инспекцию и остались довольны починкой. Щелкая пальцами и сращивая старое и новое мореное дерево, для дополнительной крепости, Ялвик с Ниялвиком наводили порядок уже на внешней, металлической части повозки, где деревянники особо помочь не могли. Последним, что они вправили, был тот самый болтавшийся полу-выдранный лист брони.

Быстро позавтракав принесенной едой, проспавшие, но такие счастливые Лисы запрягли землецких коней и, ни с кем не прощаясь, покинули странное место. Где в яме пузырящейся земли было сидеть приятнее, чем за богато накрытым обеденным столом.

Собаки сопровождали мерно подрагивающий броневагон, весело лаяли и махали хвостами. Жители Землеца отворачивались и прятали взгляды. Впрочем, к подобному результату знакомств с жителями самых разных мэннивейских поселений, ханте было уже не привыкать.

Золтыс ждал их на выезде, совсем один. Плюгавенький, как и раньше, весь несоразмерный, держал обеими руками маленькую сумку из видавшей виды лини.

— Чего еще? — осведомился Дик, раз уж у них со старостой сложились воистину трепетные отношения.

— Благодарствую, Лисы, — сказал золтыс с поклоном. — Примите, за неравнодушие ваше. За детей.

Винсент откинул перехлест, и отвернул внутренний холщовый карман, затем второй, потом третий. Лисы с любопытством смотрели на едва заметно мерцающие самоцветы: синие, как глубокая вода; коричневые, как темная земля; зеленые, как молодая листва.

— Руки же отрежет, сиятельный Гвент, — усмехнулся Ричард.

— Отрезать велено за продажу камней на сторону, — развел руками золотыс. — Про дарение ничего не сказано.

— Что, серьезно? Об этом он не подумал, не предусмотрел?!

— Кто в здравом уме будет дарить камни, — улыбнулся холмич морщинистым ртом, — каждый из которых стоит как здоровая молодая свинья?..

— Удивил, плюгавый, — покачал головой рэйнджер. — Ну, бывай.

— Прощай, золтыс, — улыбнулся Кел. — Тебя как хозяина над золой так называют, но бывает, и золотом блеснешь.

— Прощевайте. А мож до свидания, кто знает, как дорога повернется? Все тропы в земле протоптаны, а все земли в Землеце скомканы!

— Нет уж! Прощай! — наперебой засмеялись Лисы.

Два часа спустя броневагон выкатился за пределы влажной, дышащей зоны искажений, оставляя позади километры пузырящейся земли, и столетние сны замшелых живых камней.

Анна посмотрела назад, на отодвигающийся с каждым шагом клок лесов, который вместил столь многое, а был при этом так незначительно-мал. Пять минут, и даже с неторопливым ходом броневагона, Землец скрылся с глаз, только вершины высоких сосен, да пара самых старых камней еще виднелась позади.

Но вскоре и они пропали. Лисы ехали вперед, и на них надвигалась только совсем недавно оставленная, мрачная, взбугренная Древняя земля Холмов.

Невидимые следы

Глава десятая, где броневагон размеренно катится по неровной колее, мы слышим отголоски мудрости Хальды; где Алейна берет обратно слова, но дает ягоды, Ричард идет путем долга, а Кел — путем Странника. И где Безликий улыбается

Броневагон размеренно катился по неровной колее, приближая Лисов к стене мрачно-зеленого леса, к границе Древней земли, которую еще вчера они покидали в такой спешке. На правом борту красовалась наглая лисья морда, она полиняла на солнце, отчасти стерлась и будто ехидно подмигивала прохожим. Хотя ни одного прохожего сегодня с утра еще не повстречалось. Чуть левее от ухмыляющейся лисы темнело маленькое и глубокое зарешеченное окошко с занавеской в зеленый горошек и бронированной задвижкой, сейчас откинутой наверх. Из окошка змеилась вплавленная в обшивку цепь с якорем, снятым с одной неудачливой рыбацкой ладьи. Дальше по правому борту теснились трофейные щиты, которые Лисы копили последние месяцы и вешали на бок своей берлоги на колесах в качестве украшения — и устрашения.

Щиты были разные: и пара круглых рондашей, привычные всадникам Княжеств, свободных от излишеств, окованных шершавым железом с редкой россыпью выпуклых заклепок и выступающим умбоном посередине. И грубые деревянные щиты ринданов, круглые и с выемками по бокам, с полустертым рисунком рун и мифических морских существ. И легкие, обитые кожей пелты разорителей, лихими набегами терзающих караваны, идущие через Мэннивей. Тех, что приходят с бесплодных Кротских пустошей или с предгорий туманных гор, в изломах которых так легко уйти от погони и затеряться.

Был щитовой наруч воина тени из клана Найрин, черный овал с двумя темно-синими полосами наискось, а если внимательно посмотреть сбоку, в нем проявлялась бледная, но зловещая тень, навсегда пойманная в этот щит. Он очень задорого достался Анне, но все-таки достался. Рядом красовался старый, но все еще вызывающий восхищение турнирный тарч необычной формы, в виде занавеси, сдавленной с боков, с прорезью-углублением для копья и ярким рисунком: милейшая высокородная дама — и черный козел, выпрыгивающий с желтого щита прямо на нее. И не особо заметным девизом рыцаря: «Во славу баронессы Меренгской, бее, меее».

Было и несколько баклеров, каждый своего цвета и формы и по-своему украшен. Один церемониальный, с ярким рисунком каких-то разноцветных змей или даже гидр, а внутренняя сторона обита мехом, который неровно торчит из-под начищенного металла. Анна уже и забыла, откуда они взялись, скорее всего, были в свалке трофеев броневагона, когда тот достался Лисам. Кто знает, чьих рук было дело сначала создать эти щиты, чьих рук затем носить их, и чьих рук, наконец, убить владельцев, снять баклеры и свалить в подпол.

По центру красовались важные трофеи: три широких, заостренных книзу четырехугольника канзорской пехоты. Два средней тяжести, из отрядов цвайдеров, и один от панцера, солдата элитной тяжелой пехоты; именно их название теперь приклеилось ко всем бронеголовым без разбора. Каждый из канзорских щитов носил по два герба: отрядный знак во весь рост и малый в левом верхнем углу, герб дивизии. Что характерно, малый герб на всех трех щитах был один и тот же.