Дырка для ордена; Билет на ладью Харона; Бремя живых - Василий Звягинцев

Глава девятнадцатая

Наконец все назначенные себе сроки для отдыха и развлечений вышли.

Совершенно как не хотелось героям Ремарка возвращаться после отпуска на фронт, так и Тарханову поперек горла была мысль, что вот он позвонит сейчас по указанному номеру, и тут вся его свобода и кончится.

Но деваться ведь некуда? Обращаться в контору Чекменева его впрямую никто не принуждал, однако положение у него какое? Денег пока достаточно, даже в избытке, и паспортов целых два, а попробуй с ними устроиться? Разве что на самом деле под именем Узи Гала торговлишку открыть? Или уехать–таки обратно в Израиль на роль почетного еврея? Выдвинуть свою кандидатуру на выборах в кнессет от партии «Назад в Россию».

Вот и все варианты.

Проснувшись после не слишком удачного прощания с Владой, он, оттягивая время, сначала позавтракал в ближайшем к его номеру буфете, сходил в парикмахерскую, по полной программе подстригся, побрился, освежился одеколоном и часов около одиннадцати набрал нужное сочетание цифр на диске.

Ответил ему очень мягкий и приятный женский голос.

После условной фразы его спросили:

— Вы откуда звоните и кому? Сожалею, это, наверное, ошибка. Попробуйте перезвонить.

Длинная пауза, но вместо ожидаемого гудка отбоя вдруг последовала произнесенная быстро и торопливо фраза: «Из уличного автомата».

Ну, раз просят…

Тарханов оделся по погоде, поскольку за окном ветер буйствовал, превосходя все мыслимые пределы, рассовал по карманам деньги и оружие, не зная, придется ли вернуться в ставший почти родным домом номер. Если уж они там, судя по всему, в гнезде контрразведки, не уверены в защищенности своей связи, на что надеяться ему, завязанному на чужие игры скромному армейцу?

Покрутился немного по переулкам, закрываясь поднятым воротником от бьющего в глаза снега, проехал на метро одну остановку, вышел на «Красных воротах», позвонил из вестибюля, цепко оглядываясь по сторонам.

Среди двух десятков людей, занятых в кабинках тем же самым, он, кажется, ничем не выделялся.

Прежний девичий голос ответил сразу. После повторенного пароля предложил:

— Идите до левого входа в Политехнический. Вас будет ждать машина номер такой–то.

Не забывая о нью–йоркских вариантах, он запрыгнул на углу Мясницкой в прицепной вагон трамвая и так же на ходу с него соскочил.

Под названным номером Тарханов увидел стоявший носом в сторону Лубянки довольно потрепанный долгой службой армейский джип «Вихрь». Но все–таки в командирском варианте. То есть прилично герметизированный, с металлической крышей и дверками. В обычном сейчас был бы такой колотун…

Не успел он потянуться к ручке двери, сзади его окликнул парень, одетый совершенно в стиле московских гомосексуалистов. Противного розоватого оттенка длинное пальто, широкополая шляпа, которую из–за ветра он придерживал обеими руками, лакированные ботинки на пуговицах.

Да вдобавок еще и подкрашенные губы.

— Вы, любезный, по вызову?

Подавив естественное желание послать парня по матери и дальше, Тарханов кивнул.

— А как же? Только и не иначе.

— Тогда садитесь.

Сергей, непроизвольно дернув щекой, рывком вскинул тело на высокую подножку.

В машине он увидел мужчину лет пятидесяти, одетого в теплый, на меху бушлат с потертыми полковничьими погонами. Лицо у него было полное, но страшно усталое. И не очень тщательно выбритое.

Это же, по легенде, что получается? Утомленный службой офицер, не в силах побороть природной страсти, ловит клиентов с помощью уличного сутенера?

— Здравствуйте, Арсений Николаевич. Рад вас, наконец, видеть. Ох и заставили вы нас поволноваться. Нет, сами представьте. Получаем мы из Нью–Йорка сообщение, копию вашей кассеты (великолепно сделано, хочу заметить), а потом — ничего. Пропал человек, будто его и не было…

— Простите, с кем имею честь, — стараясь, чтобы его голос звучал посуше, осведомился Тарханов. Он испытал к новому своему «хозяину», как он понимал складывающуюся систему отношений, неожиданную неприязнь. Ну, чего ради в центре Москвы косить под боевого офицера–фронтовика? Если даже и вправду служишь в гарнизоне, так остальные приколы явно лишние.

Меру знать нужно.

— Ах, простите, забыл представиться. Полковник Савичев. Валерий Валентинович. Я так был обрадован вашим появлением, что даже забыл об этикете…

Настолько внешность полковника не гармонировала с избранным им тоном, что Тарханов не выдержал.

— Послушайте, полковник, ну зачем вы дурака валяете? — несколько даже устало спросил Сергей. — Я ведь не из тех. С восемнадцати лет служу. Есть о чем говорить — говорите, нет — у меня другие занятия найдутся. И маскировка у вас, должен заметить, безвкусная.

— Ладно, вы правы, — полковник тоже посерьезнел. — Не будем валять дурака. Просто мне хотелось посмотреть, что вы за человек. Я ведь о вас совершенно ничего не знал, кроме очень краткой информации от Игоря Викторовича. Признаюсь, испытывал некоторые сомнения. Вам, должно быть, понятные. Что же касается маскировки — поработаете в Москве с нами, еще и не то придумывать станете.

— И вообразили, что, глядя на ваше кривляние, проникнусь почтением? Так вы ошиблись. Я человек грубый, не слишком воспитанный и совершенно лишенный склонности к чинопочитанию.

Машина в это время уже неслась по Таганке в сторону выезда из города.

— Хорошо, Арсений Николаевич. Все, прошлое — забыли. Хотя резкость ваших слов мне неприятна. Просмотрите вот это. Перед серьезным разговором.

Тарханов раскрыл коричневую кожаную папку и прочитал княжеский рескрипт о производстве в чин полковника и награждении званием Героя и орденом Святого Георгия.

— Все понял, спасибо. В смысле — «Служу Отечеству!». И что дальше? Теперь уж точно можем разговаривать на равных.

— Теперь — не торопитесь. Спокойно порадуйтесь, и все. Остальное — чуть позже. Скажу честно — хотел бы оказаться сейчас на вашем месте. У меня, как видите, служба идет хуже.

Сергей не столько радовался, сколько раздумывал, что за всем этим последует.

Наконец машина въехала через хорошо охраняемый КПП на территорию обширного городка, поближе к воротам похожего на дачный поселок, но на опытный взгляд — совершенно военного объекта. Хотя бы потому, что Тарханов заметил несколько полос проволочного заграждения, делящего территорию на локальные зоны, не слишком тщательно замаскированные бункера с пулеметными амбразурами, а в глубине территории многоэтажный корпус синего стекла, возле которого рассредоточенно стояли несколько бронетранспортеров последней модели.

Насколько он мог судить, все это более всего напоминало базу примерно бригадного масштаба или окружной военно–учебный центр.

«Вихрь» зарулил на стоянку позади неразличимо похожего на остальные в этом квартале кирпичного домика.

Савичев пригласил Тарханова войти.

Как Сергей и ожидал, на первом этаже, в большой, жарко натопленной комнате, был накрыт обеденный стол. На двоих.

Разделись, сели, выпили по рюмке холодной водки, начали с густых мясных щей.

Далеко не банкет, поскольку, кроме поданного вестовым с сержантскими погонами первого, на столе стояли только селедочница и тарелки с хлебом, солеными помидорами и капустой.

Чтобы много о себе не воображал новоиспеченный полковник. Или другого на здешней кухне просто не готовили.

— Так все же? — спросил он, опрокинув вторую без тоста.

— Вы ешьте, ешьте, — ответил Савичев. — Что за манера гнать лошадей? Я так уже сутки ничего не ел и не пил.

— Неужто и столичным полковникам приходится в таком режиме службу нести?

— Что вы о столичной службе знаете? — огрызнулся Савичев. — Я б, может, с большим удовольствием тоже в нормальном гарнизоне послужил. Хотя бы и командиром полка.

Тарханов ему поверил. Так не сыграет «паркетный шаркун», как выражались в старое время.

Когда хозяин насытился первым блюдом и велел подавать второе, тушеную свинину с картошкой (ну, точно из офицерской столовой), Тарханов, ковырнув вилкой, свою тарелку отодвинул. После вчерашнего ужина в ресторане — не идет.

Закурил и стал смотреть, как ест хозяин. На самом деле оголодал человек. Чем же они тут вправду занимаются. Не война чай. А может быть, и война, кто их знает…

— Значит, так, Арсений Николаевич, — сообщил Савичев, после волокнистого мяса воспользовавшись вместо зубочистки спичкой и начав отхлебывать кофе из большой фарфоровой кружки. — Должность вам сейчас предлагается чисто солдатская. Готовы послужить на благо Отечества, сообразно своим личным способностям? Чины ваши останутся при вас, но сейчас — рядовым.

— Рядовым, это в смысле как? В строевой роте, наподобие разжалованных декабристов, или несколько иначе?