Листья коки - Богуслав Суйковский

— А наш обоз? Эта толпа невольников, несущих добычу, и эти… хм, пленницы?

— Они, разумеется, отправятся вместе с нами.

— Хм, могут возникнуть известные трудности. Некоторые женщины очень измучены.

— Какое мне дело? И стоит ли вообще говорить об этом? Такого товара полно в каждом селении. Найдутся и другие. Если какая-либо не может идти, так черт с ней!

— Вы прикажете их оставить, ваша милость, чтобы они могли уйти, куда им вздумается?

— Нет, разумеется. Я вовсе не хочу, чтобы они рассказали своим соплеменникам о нас. Пусть о них побеспокоится мой несравненный Луис.

Альмагро поморщился при упоминании о палаче, сопровождавшем экспедицию, который был еще и шпионом Писарро, однако ничего не сказал. Сама мысль об убийстве пленниц, которые не могли двигаться дальше, не показалась никому из ряда вон выходящей.

— Есть еще одна трудность, ваша милость, — почтительно произнес Хуан Писарро. — Кобыла дона Педро де ла Гаско рано утром ожеребилась.

Писарро вдруг загорелся интересом.

— Почему вы молчали, сеньор? Все ли в порядке? Хвала господу богу, который все время оказывает нам, его рыцарям, свою милость. А кто явился на свет, сеньор Педро? Жеребец? Ха, первый конь, родившийся в Новом Свете. Это отрадный знак. Отличный знак. Назовем же его «Primus»5. Ваша кобыла, сеньор, — лошадь чистых кровей. Если таков и жеребенок… Разумеется, наши планы теперь меняются. Мы останемся здесь на несколько дней. В конце концов можно сделать так: сеньор Гаско с пятнадцатью воинами останется в этом селении. Он будет охранять добычу и невольников. А остальные двинутся в путь, как я уже говорил. Это позволит нам свободнее маневрировать. Потом мы вернемся сюда с новой добычей.

— Ваше высочество, а этот царек Тупак-Уальпа и его двор? Там ихней голытьбы несколько сот человек. Я не устерегу их всех с горсткой людей.

— Правильно. Царька следует посадить под замок в каком-нибудь помещении. Но с превеликим почетом, хе-хе-хе! Остальные не удерут, если он окажется взаперти.

— Однако у него будет возможность сноситься со своими, — буркнул Альмагро.

— Это он может, я знаю, — ответил Писарро, неожиданно помрачнев. Он поднялся и, высокомерно кивнув, дал понять, что совещание окончено.

— Сын Солнца! — Синчи шептал, как можно тише, хотя поблизости никого не было. — Белые выступают, чтобы настичь и разбить инку Манко. Мне говорил об этом Фелипилльо. Они возвратились из Акоры. Это правда. Я сам слышал. Я уже многое понимаю в их речи. Что мне теперь делать?

— К инке Манко ты не пойдешь. Кипу-камайок уже вяжет кипу, а ты разошлешь их этой же ночью по всем общинам, по всем уну, вплоть до самой маленькой деревушки. Необходимо воспользоваться тем, что белых останется немного и они не смогут нас охранять.

— У меня нет здесь часки, сын Солнца. Сторожевые посты на дорогах опустели.

— Ты отправишь тех, что находятся при дворе, а остальных найдешь среди невольников, которых гонят с собой белые. Сегодня удастся уйти каждому, у кого достанет мужества.

— Я сделаю так, как ты приказываешь, сын Солнца. Они должны разнести какие-нибудь устные приказания?

— Да. Они должны всюду говорить: приказывает Тупак-Уальпа, сапа-инка, сын Солнца. Убивайте белых везде и любым способом. К чему прикоснулся белый, то осквернено. Белые — это грабеж, насилие, убийство.

— Это слова жрицы Кафекилы, сын Солнца.

— Да. Странствующие поэты будут петь о ее жизни и смерти. А теперь иди и рассылай кипу и устные приказы.

Великий знаток кипу, главный кипу-камайок, не мог выполнить всю работу сам и созвал на помощь тех, кто хотя бы немного был знаком с этим трудным искусством. Среди них оказался и Рокки, бывший жрец из уну Пьюра. Он не только старательно помогал, но и внимательно слушал. Он тайно служил белым и вязал им любые кипу, какие они только хотели. Теперь он вязал узелки по данному капак-камайоком образцу, не поднимая глаз, словно целиком поглощенный работой, делая вид, что не слышит того, что шепчут вокруг. Но — будто проверяя, верно ли воспроизвел образец, — он потянулся к связке шнурков и незаметно пробежал пальцами по всем узелкам. Около полуночи он исчез из дома, где по приказу белых должен был пребывать Тупак-Уальпа со своими приближенными.

Фелипилльо, уставший после экспедиции в Акору и после многочисленных пиршеств, спал в своем шалаше, когда Рокки разбудил его и что-то долго и быстро ему нашептывал.

Переводчик быстро пришел в себя.

— Это всем грозит гибелью.

— И нам в том числе.

— Да, но тот, кто сообщит, может получить от белых все, что захочет. А это означает богатство.

— Но что же делать?

— Подожди. Если бы здесь был вождь белых… Но его нет. Зато есть их жрец. Он умный человек, когда не болтает об этом их боге, который якобы умер, но остался жив. Знаешь, пойду-ка я к нему.

Патер Вальверде занимал помещение в другом конце тамбо. Он сурово наказывал, чтобы ему не мешали по ночам, так как он подолгу молится. Поэтому, когда Фелипилльо отодвинул занавеску и проскользнул в комнату, то услышал в темноте испуганный возглас, а вслед за этим разъяренный крик:

— Кто там? Я же приказывал сюда не входить!

— Это я, преподобный господин, Фелипилльо. Я осмелился помешать вашим святым молитвам, но у меня дело важное и срочное. Речь идет о жизни.

— О чьей жизни?

— Его милости наместника и всех нас.

— Выкладывай быстрее! Нет, нет, не зажигай света! Лучше, чтобы нас никто не видел.

— Но тут кто-то есть. Я слышу, кто-то дышит.

— Не твое дело! Говори!

Грозные новости патер Вальверде выслушал в полном молчании, после чего задал несколько коротких вопросов.

— Когда эти дьявольские шнурки будут готовы и когда гонцы должны отправиться в путь?

— Перед рассветом, преподобный господин.

— Значит, в любую минуту. Ну, мы не дадим им этого сделать. Я иду к сеньору Гаско. Теперь он тут командует. А ты получишь вознаграждение. Не беспокойся.

Дон Педро, спавший глубоким сном, был очень обрадован, когда, внезапно разбуженный, он узнал, что патер все уже решил сам, и лишь торопливо отдавал распоряжения по его указаниям.

Пятнадцать оставшихся в лагере испанцев спешно были оторваны от своих любовниц, и им срочно приказали вооружиться. Потом они подкрались к жилищу Тупака-Уальпы, и так стремительно ворвались туда, что индейцы не успели даже потушить светильник. Убивали всех, занятых вязанием кипу, быстро и молча, что делало еще более страшной эту ночную резню.

— Вот самый главный знаток кипу, — услужливо подсказывал Рокки. — И тот тоже умеет. И этот. И еще он…