Кремлевский опекун - Александр Смоленский

– Аглая как с цепи сорвалась, когда от нее ушел муж. Она как раз тогда закончила медицинский институт и, не дождавшись распределения, уехала.

– Куда? – не выдержал Багрянский.

– А бог ее знает. Через год, правда, вернулась, забрала сынишку и вновь укатила. Хотела что-то кому-то доказать. Писала потом, что встретила мужчину. Родила еще одного ребенка. И все – как обрезало.

– Так вы не знаете, где сейчас Аглая? – устало спросил Багрянский.

– Не знаю, уважаемый Лев Владимирович. Их какие-то дальние родственники тоже недавно интересовались, где моя девочка. Приходили с управдомом, с подарками... Только что я им могла сказать? Как и вам, врать не стану. Последний раз, люди говорят, кто-то видел Аглаюшку где-то в Приднестровье. Правда иль нет – кто его знает. У нас сейчас в Новочеркасске много отставников селится. Может, кто и...

– У вас случайно не сохранилась фотография Аглаи? – осторожно спросил Багрянский, чувствуя, что хозяйка дома что-то недоговаривает.

– Те родственники тоже спрашивали. Но их старый семейный альбом Аглая забрала с собой.

– Жаль. Однако припозднился я у вас, уважаемая Ольга Петровна, – решив, что пора и честь знать, стал прощаться Багрянский.

Голова соображала ужасно плохо. Половину из того, что нарассказала ему хозяйка, Лев был не уверен, что запомнил. Хорошо, что догадался вовремя включить диктофон.

– Да куда вам торопиться? Только день разыгрывается.

– Надо ехать в Ростов. Потом лететь в Москву. А то бы остался с удовольствием.

– Может, на дорожку еще чайку попьете? Или сыграете что-нибудь на прощание?

Чуть не рассмеявшись вслух, Багрянский замахал руками:

– Какой из меня пианист? Одно бренчание.

– Кстати, о бренчании, – неожиданно деловито сказала хозяйка. – Коли уж играть не хотите, не посмотрели бы, что там у меня в рояле тренькает-бренькает, когда некоторые клавиши нажимают.

Багрянский от неожиданности встал. Ему ко всему еще не хватало поработать настройщиком.

– Посмотрим, – сам себе удивляясь, обнадежил он хозяйку дома. – Так, какие клавиши тревожат ваш слух?

– Вот эти, – с готовностью продемонстрировала Ольга Петровна.

Багрянский прислушался к звукам, а затем решительно открыл крышку рояля. Потом наклонился, шаря по деке рукой, и неожиданно извлек из-под струн довольно приличный винт, такой же старый, как сам рояль.

– Странно! – удивленно произнес он, словно разговаривая сам с собой. – Будто кто-то наскоро его отвинтил и не завернул обратно. Вот струны и дребезжат. Погодите... Ольга Петровна, вы не возражаете, если я попробую отвинтить ножку у рояля? Если найдете в доме отвертку.

– Я не знаю, – растерялась хозяйка. – Это старинная вещь... Не моя...

– Не волнуйтесь. С вашей помощью я верну все на место, и выпавший винт тоже верну на место. Просто у меня возникло некое подозрение... Сейчас посмотрим. У вас есть высокий табурет? Или свободный стул. Я его временно подставлю вместо ножки.

Ольга Петровна исчезла и тут же появилась, неся в руках тяжелый табурет.

Багрянский поднес его к месту, где находилась ножка, и неожиданно обратил внимание на еле заметные четыре вмятины в полу. Похоже, что кто-то уже пытался подставить табурет под рояль. Несколько минут Лев еще присматривался, пока понял, что ножка прикреплена к роялю не так, как обычно, например, на рояле в его собственном доме – толстым болтом с глубокой резьбой в центре. Ножку «Стейнвея» держали четыре больших винта по краям. А пятый, потайной, вворачивался сверху, со стороны деки. Обнаружить его было очень трудно, если б тот не валялся под струнами незавинченный.

Ольга Петровна, ничего не подозревая, по-прежнему стояла рядом. Ей не терпелось, чтобы гость поскорей завершил непонятные манипуляции. Рояль она никогда не воспринимала как свою собственность. Ей всегда казалось, что он стоит в доме, дожидаясь законных хозяев, а она лишь несет ответственность за его сохранность.

Тем временем Лев уже отвернул винты и снял ножку. Он бережно подтащил ее к окну, осторожно провел пальцем по поперечному срезу, потом что-то поддел острием отвертки. Появились еще два искусно замаскированных шурупа. Он отвинтил их, приподнял незаметную крышку, прикрывавшую – это уже ему было совершенно очевидно – довольно глубокий тайник.

Хозяйка дома смотрела на всю эту манипуляцию широко округлившимися глазами. О тайнике в доме она явно не догадывалась.

– Здесь что-то есть! – Багрянский запустил ладонь в ножку. Потом он резко остановился, ничего не предпринимая.

– Уважаемая Ольга Петровна, должен вас проинформировать: ввиду того, что рояль в настоящее время принадлежит вам, распорядиться его содержимым – это исключительно ваше право. Вам то же самое подтвердит любой адвокат. В тайнике, я почти уверен, могут находиться документы, ценности, да мало ли что еще... Вы не станете возражать, если я окажусь свидетелем в этом процессе?

– Помилуй бог! – Женщина замолчала, не в силах больше вымолвить ни слова. Затем кивнула в знак согласия.

Багрянский незамедлительно извлек двумя пальцами свернутые в плотную трубочку бумаги. Под ними оказалась небольшая круглая коробка из-под чая, которая никак не вылезала, пока Багрянский не перевернул ножку и не постучал ею по полу.

Когда он наконец сковырнул крышку, что-то внутри ослепительно засверкало под бьющими в окно солнечными лучами.

Ольге Петровне стало дурно. Она едва держалась на ногах, но не могла отвести взгляд от содержимого коробки. Ей никогда в жизни не приходилось видеть столько драгоценностей.

– Успокойтесь, Ольга Петровна, прошу вас. Признаться, я сам не ожидал обнаружить в рояле такой клад, однако содержимое коробки лично меня интересует как раз меньше всего. Потерпите немного, думаю, бумаги подскажут, кто ее законный владелец. Вы, уважаемая Ольга Петровна, должны быть в курсе, поскольку дело непосредственно связано с близкими вам людьми.

Багрянский посмотрел на часы. Было уже заполдень. Время пролетело совершенно незаметно. Следует поторапливаться. Он стал перебирать документы. Среди них попадались интереснейшие, которые пестрили давно забытой буквой «ять», были и бумаги, составленные на гербовой бумаге и скрепленные сургучной печатью. Кто-то аккуратно и усердно пытался сохранить и передать потомкам историю семьи Орловых. Дальше следовали всевозможные справки и циркуляры, бесцеремонно переместившие время в раннюю советскую эпоху.

Встречались и сравнительно новые документы, в том числе письма. Они носили сугубо личный характер, и Багрянский не стал в них вчитываться, только просмотрел. Но одно, адресованное Аглае Волосовой, заинтересовало Льва. Оно выделялось весьма необычным почерком – резким и прямым. Подписано оно было ничего не говорящим именем – Володя.

Со страниц веяло любовью и тоской. Это была исповедь ранимого, измученного обстоятельствами человека, глубоко несчастного в своем беспросветном одиночестве, безумно влюбленного в Аглаю. Судя по письму, эти люди по-настоящему любили друг друга, по некоторым деталям можно было предположить, что у них была семья, дети. По крайней мере, чаще всего упоминался одна тысяча девятьсот девяносто второй год, который якобы перевернул жизнь обоих. Можно было додумать, что именно в том году судьба подарила обоим огромное счастье, – наскоро предположил Багрянский. На серьезный анализ этого и других писем у Багрянского времени просто не было.

Багрянский оторвался от бумаг и увидел заплаканное лицо Ольги Петровны, которая не смогла во второй раз за утро сдержать нахлынувшие эмоции.

– Спасибо вам, – тихо промолвила женщина, продолжая всхлипывать. – Что мне теперь делать? Я боюсь оставлять все это у себя.

– А вы не бойтесь, – стал успокаивать ее Багрянский. – Если вы доверите бумаги мне, я буду очень благодарен.

– Пожалуйста, берите. Лично я не против. А больше и спрашивать некого.

– Премного благодарен, – мгновенно отреагировал Багрянский, незаметно сунув между бумаг небольшую фотографию, обрезанную по краям каким-то замысловатым узором, и еще кусочек клеенки на ленточке.

– Что касается ценностей, – продолжил он, – то я бы предложил отправить их на прежнее место. И потом спокойно подумать, что вам с ними делать. Лично я обещаю, что в Москве посоветуюсь с юристами, местных специалистов привлекать пока поостережемся. А когда все успокоится, мы вернемся к теме ценностей. Пока же незамедлительно произведите в доме уборку. Чтобы никакой стружки, соринки. Обязательно тщательно, снаружи и внутри, протрите рояль. Табурет вообще лучше забросить куда-нибудь подальше или подарить соседям. И расслабьтесь, все будет хорошо!

– Я уже взяла себя в руки, не волнуйтесь, – заверила Ольга Петровна. – И вообще не собираюсь никого пускать в дом. Просто вот еще письмо, взгляните. Я боялась его вам показывать, не хотела втравлять детей. Потому что... Вам обязательно надо его прочитать, теперь я это понимаю.