СОЧИНЕНИЯ В ДВУХ ТОМАХ. ТОМ 1 - Клод Фаррер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Селия улыбнулась:
— О!.. О разных разностях. К тому же вы это знаете, жесты могут заменить слова. И мы много жестикулируем.
Маркиза расхохоталась:
— Вот дрянная девчонка. Кто бы мог подумать при виде этой святой недотроги!..
Она снова остановилась:
— Все-таки, ведь не все же время вы жестикулируете… десять раз за ночь и двенадцать раз за день… Что же в промежутках?
— В промежутках, — сказала Селия наивно, — мы ссоримся, разумеется!..
— Гм! — запротестовала маркиза Доре. — Мне это кажется менее естественным, чем вам, эти ваши ссоры. Послушайте, дитя мое, я настаиваю на том, что сказала вам в первый же вечер: если вы намерены влюбляться таким образом, неведомо зачем, и жестикулировать без числа, в антрактах устраивая «сцены» в качестве интермедий, вас ожидает далеко не завидное будущее. Запасите немедленно двенадцать дюжин больших носовых платков. И их тоже не хватит вам, чтоб вытирать глаза.
Глава восьмая
ОЧЕНЬ ГОЛУБАЯ ВИЛЛА
Ворота голубой виллы были открыты. По аллее, огибавшей группу прекрасных пальм, Доре и Селия направились к дому, чей светлый фасад виднелся за морскими соснами.
— Как красиво! — восхищалась Селия.
— Вот вы увидите, какой вид открывается сверху, — пообещала маркиза.
Сад был расположен уступами, которые упирались в небольшие кирпичные барьерчики, по итальянской моде.
— Жить на склоне горы, — объяснила Доре, — удобно оттого, что мошкара не добирается до виллы. Вы понимаете, мошкаре не нравится такой крутой подъем. И Жанник может спокойно спать без кисейного полога.
Дом был теперь совсем близко. Доре понизила голос:
— Без кисейного полога, — повторила она. — На свежем воздухе всегда легче дышать, и бедняжка, быть может, проживет лишний месяц.
— Здравствуйте! — крикнул слабый голосок.
Со своего кресла, которое стояло на верхней террасе в благоуханной тени сосен, Жанник заметила гостей.
Они нежно поцеловались: все те, которые не были в смертельной вражде друг с другом, могли быть здесь только страстными друзьями. Потом маркиза Доре поднесла соответствующий случаю комплимент:
— Милочка! Я даже не спрашиваю вас, как вы себя чувствуете: у вас такой вид!..
— Не правда ли? — сказала Жанник в шутку и сохраняя притом самый серьезный вид. — Я уже воспользовалась этим, я сообщила гробовщику, чтоб он не торопился выполнять заказ раньше будущей недели.
Жанник явно злоупотребляла такими шутками, казалось, что она наслаждается ими, и она была для этого достаточно умна и достаточно отважна. Но это было с ее стороны не столько бравадой и показной смелостью, сколько расчетом, раздирающим душу и жалким; оттого что в глубине души она вовсе не была уверена, что действительно умирает. И она сомневалась, и надеялась, и желала, и хотела выздороветь. И в страхе, в неуверенности, снедаемая ужасным желанием знать правду, она отважно говорила о близкой смерти, чтобы пытливым взглядом следить за позами, взглядами и тайными помыслами тех, кто слушал ее.
К счастью, маркиза Доре хорошо знала эту жуткую игру.
— О да! — сразу отвечала она невозмутимо. — Но если заказ еще не выполнен, закажите непременно побольше размером, оттого что никогда нельзя знать, кто в доме умрет первый. В большом ящике может поместиться кто угодно.
— Например, я, — сказал Л’Эстисак.
Он тоже был здесь и сидел на земле, прислонившись спиной к стволу дерева.
Маркиза Доре поспешила к нему:
— Я не заметила вас. Как поживаете?
— Превосходно. Так же хорошо, как детка.
Он перебирал образцы материй. Заинтересовавшись, Селия подошла поближе:
— Вы забавляетесь?
— Да, сударыня, я забавляюсь тем, что сочиняю для Жанник костюм к будущему Сифилитическому балу.
— Сифилитическому?..
Она так разинула рот, что герцог, несмотря на всю свою серьезность, расхохотался:
— Неужели вы так недавно в Тулоне, что не знаете даже этого?
Жанник прервала его:
— Разумеется, не знает. Она не знает еще ничего и никого. Но я сама объясню ей: сифилитические балы, дорогая… Не беспокойтесь! В этом нет ничего скандального!.. Сифилитические балы в Тулоне — это попросту те балы, которые офицеры дают дамам полусвета.
Л’Эстисак дополнил объяснение:
— И мы называем их этим точным именем из протеста против столь модного теперь ханжества. Мы, моряки, вовсе не собираемся подражать скромнику Брие: мы говорим по-французски и там, где надо сказать «кошка», мы так и говорим: кошка.
— Но отчего же именно это название, а не какое-либо другое?
— Из вежливости и сочувствия к тем несчастным мужского и женского пола, которые, раньше чем надеть домино, подверглись болезненному подкожному впрыскиванию.
— Понимаете, — сказала Жанник задорно, — в этот вечер они могут воображать, что все такие же, как они. И это их утешает.
Маркиза повернулась к Селии.
— В самом деле! Мы не подумали об этом бале. Вам нужно будет придумать костюм, детка.
— Оденьтесь совсем голой женщиной, — посоветовала Жанник. — Костюм будет как раз по вас, а это можно сказать далеко не про всех. Вы смеетесь! Знаете, это почти не шутка. На наших сифилитических балах бывают основательные декольте. Уже в прошлом году Уродец появилась в ночной рубашке.
— В этом году будет еще того лучше, — сказал герцог.
— Во всяком случае, в этом году вы рано беретесь за дело — уже в декабре месяце!
— Вследствие предполагаемого ухода эскадры на Восток.
Он аккуратно сложил свои образчики в коробку. И подошел к Жанник:
— Время вам есть котлетку, девочка. Можно мне сказать это Сильвии?
— Пожалуйста. И заодно велите подать чай. Чай для тех, у кого еще не куплено в собственность место на кладбище.
— Придется вас отшлепать, если вы будете говорить слишком много глупостей.
Он вошел в дом.
— Ну вот! — сказала Жанник, поворачиваясь к гостям. — Доре и вы, сударыня… Как вам нравится мой сад?
Она с гордостью протянула обе руки по направлению к свежеостриженной лужайке. Луч солнца играл на ее совсем прозрачных руках.
За морскими соснами, за лужайками и за купой пальм лежал Малый Рейд, так забавно обрамленный горами, что его можно было принять за озеро. И в это озеро вдавался полуостров Балагие со своими кипарисами и пиниями, вдавался совсем так, как вдаются полуострова на японских деревянных гравюрах. Воздух был так чист и солнце было так ярко, что даль нисколько не была туманна. И казалось, что весь пейзаж находится в одном плане, без обычной перспективы.