Я стану Алиеной - Наталья Резанова

Пройдя внутренние двери, они миновали жилище приора, новициант и школу, рядом с которой и располагалась библиотека (странноприимный дом, кухня, трапезная, дормиторий и больница по другую сторону церкви). Народу встречалось им на улице мало, впрочем, можно было предположить, что еще не кончилось время обеда.

Войдя в скрипторий, Оливер снова подивился свободе здешних нравов. Вчерашние слова отца Маэля о том, что «никого не застать», он воспринял как свойственное карнавалу преувеличение, но тот сказал чистую правду. Столы и пюпитры пылились в небрежении — время праздничной свободы близилось к концу, и монахи спешили догулять свое.

Луигне погремел кулаком по кованой решетке, преграждавшей вход на половину книгохранилища.

— Отец Маэль, ваши приятели заявились!

Монах-библиотекарь возник из-под низкой сводчатой двери, скрывавшейся за решеткой.

— Мир вам, отец Маэль.

— И вам мир, дети мои! Заходите.

Луигне удалился со словами: «Вот так пускает кого угодно с улицы! Когда-нибудь стукнут по башке и ограбят…»

В небольшой комнате, куда ввел их монах, имелись стол, пюпитр, кресло с резной спинкой и пара табуретов. Само собой, это была не библиотека, а лишь преддверие к ней, но книг и здесь было не меньше десятка — иные люди где-нибудь в герцогстве Эрдском за всю жизнь не видали столько. Конечно, монастырские книгохранилища всегда превосходили светские, несмотря на то, что среди некоторых вельмож в последнее время вошло в моду покупать книги (и некоторые, говорят, даже их читали, к вящему неодобрению Священных Трибуналов), однако карнионские библиотеки считались самыми богатыми в империи.

После предложения сесть Селия скромно примостилась у стены, Оливер — напротив монаха. Последний вздохнул:

— Друзья мои, к сожалению, мой ответ достаточно неопределенен. Я говорил с приором Кесаном. Он не возражает против приобретения списка, однако настаивает, чтобы я предварительно ознакомился с ним и убедился, что у нас в библиотеке ничего аналогичного нет. А вы, вероятно, не решитесь доверить рукопись малознакомому человеку.

— Почему же нет? — сказал Оливер. Колебания приора были ему понятны — кому охота покупать кота в мешке? — Мне трудно представить, чтобы хранитель библиотеки в сотни томов захотел присвоить или тайно скопировать рукопись, которую вдобавок имеет возможность приобрести вполне законным путем.

— Вижу, юноша, что хотя вы и книжник, но отнюдь не собиратель. И храни вас Господь от темных страстей, кои рождает в душе сие занятие. Это как с вином — чем больше пьешь, тем больше хочется, — правда, здесь я должен доверять чужим свидетельствам, сам я до вина не охотник… Поэтому, чтобы доказать честность своих намерений, я готов предоставить вам другую книгу в залог.

— Отец Маэль! Мы в библиотеке или у ростовщика?

— И не возражайте. Вот я подобрал несколько томов — на столе. Конечно, это не «Библия эрдов» времен епископа Бильги и не «Тримейнские анналы», но кое-какую ценность они представляют…

Оливер, больше из любопытства, чем из настоящего желания взять залог, начал рассматривать книги, прекрасно понимая, что обстоятельства сейчас не таковы, чтобы читать действительно серьезную книгу. В конце концов он выбрал «Carmina» брата Ширы Несского — свод поэзии, составленный в прошлом веке одним карнионским монахом.

Отец Маэль удивленно поднял брови:

— Я, признаться, думал, что вы выберете нечто иное. Вот, скажем, Disputatia по архивам нашей обители… А может, и не думал, раз сам предложил эту книгу… Ну что ж, берите.

Они чинно, как верительными грамотами, обменялись манускриптами. Отец Маэль на миг просиял, предвкушая приятные часы над новым чтением, однако же сразу снова потух.

— Увы, сам приор не примет вас в ближайшие дни… А я надеялся представить вас ему — он весьма просвещенный человек. Но скоро ему — и всем нам — выпадет множество забот.

— Почему? Еще пара дней — и карнавал закончится, монастырь вновь заживет обычной жизнью.

— Вот здесь сразу видно, что вы приезжий. Вы забываете, что после Богоявления у нас праздник Святого Камня.

— Честно говоря, я первый раз слышу о подобном празднике… и о Святом Камне вообще. Хотя нет, я видел гостиницу с таким названием.

Библиотекарь даже вскочил с кресла:

— Юноша! Такие признания простительны лишь варвару из какого-нибудь Свантера… но уж никак не ученому, тем более гражданину империи.

— И все же прошу простить мое невежество… и, если вы просветите нас с другом, мы будем чрезвычайно благодарны.

Отец Маэль заходил вокруг стола.

— Дети мои… воистину бедные, невежественные дети… приходите в обитель святого Бреннана и не знаете о главном ее сокровище… стоящем многих и многих священных реликвий… истинном сердце не только монастыря, но и города… о том, что отец наш и учитель Бреннан принес из паломничества по странам рассвета, — о камне Захарии!

— Захарии? Пророка?

— О нет! Захарии, праведного священника, что был родителем святому Иоанну Крестителю. Во страшный день избиения младенцев святой Иоанн еще не был отнят от материнской груди и, значит, также должен был погибнуть по приказу злобного Ирода. Но мать его, святая Елисавета, успела скрыться с ним. Тогда убийцы, ворвавшись в храм, где служил Захария, стали пытать того, требуя сказать, где его жена и сын. И, ничего не добившись, злодеи убили его. Тогда свершилось чудо — кровь праведника, пролитая на плиты храма, загустела и стала камнем багряного цвета. Камень сей обладает многими замечательными свойствами — тому, кто владеет им, он дарует безопасность, бодрость духа и укрепляет здоровье, причем чудесная сила его распространяется широко вокруг. Багрянец же его напоминает и о пурпуре власти, что пристал торжествующей церкви, и о крови мучеников, пролитой ради этого торжества. Камень Захарии долго пропадал во владениях сарацин, где и был удивительнейшим образом найден просветителем нашим Бреннаном, когда тот возвращался от Гроба Господня. Он и принес его сюда, завещав не одной лишь основанной им братской общине, но всем жителям Фораннана. Поэтому после Богоявления, в начале покаянной недели, сокровищница монастыря открывается, и торжественная процессия с камнем следует по всему Фораннану, радуя сердца и зрение горожан…

— Да, — вежливо согласился Оливер, — ценность подобной реликвии трудно определить словами. Однако было бы понятнее, если бы праздник Святого Камня совпадал с Днем невинноубиенных младенцев и отмечался тогда же, а не после Богоявления.

— Конечно же камень Захарии был явлен именно в тот злосчастный день. Но как раз потому, что он злосчастный, никакие шествия и процессии тогда не дозволены. И кабы были дозволены, все равно навлекли бы несчастья на город. Только благодаря тому, что мы соблюдаем обычаи, Фораннан сохраняет свое благополучие. А у каждой провинции империи, что некогда были самостоятельными государствами, обычаи свои и свои опоры, ломать которые не годится. Где их сокровища, да позволено будет заметить, там будут их сердца.