Путь домой. Четыре близнеца - Наталья Щёголева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раннее утро. Фрэнк проснулся от ощущения чужого присутствия в комнате. Открыв глаза, он понял, что не ошибся. Странно знакомый мальчишка накрывал на утренний столик.
– Ты кто?
– Анри Монсо, – представился незнакомец, – Ваш новый слуга. Или правильнее сказать старый? Это как хотите… Не думал, что вы успеете меня забыть…
– Мне знакомо твоё лицо.
– Ещё бы, – усмехнулся Анри.
– Как ты смеешь усмехаться, болван!
В этот момент Анри стоял у кровати господина, и Фрэнк попробовал его ударить. Слуга увернулся, нахмурившись, отошёл и вдруг не по-детски сурово произнес:
– Мне сказали, что вы больны. Так и лежите себе смирно. Подраться ещё успеем.
Фрэнк искренне изумился, и в этот момент рядом возник учитель:
– Зачем ты хотел его ударить? – мягко поинтересовался он.
– Он мой слуга, но имеет наглость не бояться меня! Он насмехается и…
– … жалеет тебя, – закончил за него Генрих Рай, – Ляг, – учитель присел рядом, – Дружок, спроси себя, что для тебя важнее? Чтобы тебя боялись, перед тобой унижались, или чтобы тебя уважали, с тобой дружили? Анри, подойди сюда. Вы, по-моему, ровесники и оба хорошие мальчишки. Почему бы вам не подружиться? Ведь вы оба очень одинокие. У вас нет друзей, так будьте ими друг для друга. Фрэнк, Анри прежде всего человек, а потом уже слуга. Анри, Френсис твой ровесник, по сути, тоже сирота. Поверь, он славный мальчишка. Ну же! Пожмите друг другу руки.
Авторитет Генриха Рая был велик, так что мальчики послушались, угрюмо протянули друг другу руки, и вдруг Анри улыбнулся! Эта улыбка старого-нового слуги изумила Фрэнка. А ведь и правда, во дворце кроме него больше не было детей, такова была воля недавно уехавшего герцога. А тут мальчишка, ровесник, слуга… и так открыто улыбается!? И Фрэнк не смог не ответить тем же…
Все это дела давно минувших дней… Френсис никогда не увлекался такого рода воспоминаниями, слишком неприятно. Но сейчас… как бы то ни было горько признать, Анри прав, припомнив изначальное намерение герцога сделать из него раба. Вот в чём причина постоянного душевного дискомфорта, который Френсис испытывал всякий раз при мысли о том, что Анри слуга. Ему было нестерпимо стыдно за свою детскую жестокость. И в ответ своим горьким мыслям он сокрушённо вздохнул:
– Я очень хорошо помню, как сильно тебе доставалось от меня… – и Фрэнк отвёл хмурый взгляд, – Мы с тобой никогда не вспоминали о тех временах, но я помню, ЧТО позволял себе в отношениях с тобой… Если бы не учитель…
– Никаких если бы! – Анри схватил руку друга и так заставил посмотреть себе в глаза, – Ты же слышишь мою сестру? Мы с тобой были обречены на крепкую дружбу! Так что не надо, не копайся в этом прошлом! Главное происходит сейчас, здесь! Слышишь меня!?
Френсис благодарно кивнул, и только после этого Анри снова развернулся к сестре.
– Я понимаю, это горькая история, но всё-таки… Сестра, вы сказали, что перед смертью бабушка рассказала вам что-то особенное о гибели наших родителей и…
– Да, верно… – Марианна с готовностью откликнулась, – Анри, я оплакивала вас все эти годы… Только сейчас многое становится понятнее. Но прежде, позвольте мне закончить свой рассказ… Теперь я уверена, что близнецов Лаганов похитил герцог Бетенгтон, но каким-то образом троих упустил… Это стало его местью Арабелле и Алену де Лаган. Для Ромена де Монсар он приберег не менее ужасную месть…
Марианна перевела дыхание и решилась-таки коснуться этой части своей истории:
– Это случилось, когда мне было только два года от роду, а моему брату четыре. Так что всё это я знаю со слов других людей… Я собирала эту историю как драгоценную вазу из осколков, на которые её разбили герцог и барон… Позвольте представить на ваш суд уже склеенный мной сосуд. Пока не все осколки найдены, есть явные дыры, но общая форма уже видна достаточно ясно…
Марианна смахнула предательскую слезу, гордо выпрямилась и, ни на кого конкретно не глядя, заговорила быстро, несколько бесцветно, просто выдавая факты, не допуская к сердцу горечь болезненных переживаний, во всяком случае, она решила попытаться это сделать:
– Однажды к нам приехал барон и попросил у родителей приют. Скоро стало явно, что он не прочь остаться у нас. Неожиданно мама воспротивилась этому. Она не желала жить с братом под одной крышей, но у папы не нашлось веского повода отказать барону, и тот остался. С этого момента счастье покинуло наш дом. Беда наступала неслышно, но неуклонно. В один из своих приездов к нам бабушка нашла меня больной, и мама с радостью позволила увезти меня из дома, чего раньше за ней не водилось. Бабушка вспоминала, как к ней подошёл мой четырехлетний брат и совсем по-взрослому попросил: «Берегите её, бабушка. Когда я выросту, я никому не позволю её обижать». Бабушка очень удивилась этому заявлению и не на шутку заподозрила, что дядя обижал малюток. Скоро после этого на неё обрушилась страшная новость – Ромен, Эспиранта и их сын Анри умерли от тифа. Много лет спустя, на смертном одре бабушка обвинила в их смерти дядю, но доказать это всё ещё не могла…
Марианна всё-таки почувствовала в горле ком слёз, и ей потребовалось время, чтобы укротить этот приступ слабости:
– Вскоре после смерти родителей приезжал граф де Лаган, он хотел забрать меня, но, как я уже говорила, бабушка не смогла расстаться со мной. Она решилась на это только, когда ощутила близость своей кончины. Теперь она сама отправила графу де Лаган письмо с просьбой позаботиться обо мне, и сказала мне об этом. Не скрою, это очень обрадовало меня, я не любила дядю, и уж никак не хотела становиться от него зависимой. Но… Граф де Лаган почему-то не появился, и потому увернуться от опеки барона я не смогла. После смерти бабушки мою жизнь окутал кромешный мрак. Я никогда не ладила с дядей. Он тоже не любил меня. По сути, он почти разорившийся дворянин, а я единственная наследница состояний родителей и бабушки. Да, я очень богатая невеста. Думаю, только желание выгодно выдать меня замуж сдерживало дядю… Хотя моё замужество и сопряжено с определённым риском потерь для него, но он всегда
