Евангелие тамплиеров - Стив Берри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Малоун вспомнил, что говорилось в одном из Евангелий о смерти Христа: после того как его сняли с креста, его завернули в полотно[24] — такой святой символ, что Папа Римский впоследствии объявил, что мессу следует служить только над льняной скатертью. Туринская плащаница, о которой упомянул Марк, являет собой кусок саржевой ткани, на которой запечатлелся образ мужчины шести футов ростом, с острым носом, волосами до плеч, разделенными на прямой пробор, густой бородой и с ранами от распятия на руках, ногах, голове и многочисленными следами бича на спине.
— Изображение на плащанице, — сказал Марк, — это не Христос. Это Жак де Моле. Он был арестован в октябре тысяча триста седьмого года и в январе тысяча триста восьмого был распят на двери в парижском Тампле. Над ним решили поиздеваться за то, что он мало верил в Иисуса как Спасителя. Пытку придумал великий инквизитор Франции Гийом Эмбер. Затем де Моле завернули в плащаницу, которую орден хранил в парижском Тампле и использовал во время церемоний посвящения. Теперь мы знаем, что молочная кислота и кровь из искалеченного тела де Моле смешались с ладаном, и так отпечатался этот образ. Есть даже современный пример. В тысяча девятьсот восемьдесят первом году в Англии больной раком оставил отпечатки своих рук и ног на простыне.
— Помнится, я читал, — заметил Малоун, — что в конце тысяча девятьсот восьмидесятых годов Церковь позволила подвергнуть Туринскую плащаницу осмотру под микроскопом и углеродному анализу. Результаты исследования показали, что это не мазки кистью. Углеродный анализ установил, что ткань относится не к первому столетию, а к периоду с конца тринадцатого до середины четырнадцатого веков. Тогда пресса подняла шумиху, и многие подвергли сомнению результаты анализов, утверждая, что образец был испорчен или это была позже отреставрированная часть оригинала.
— Изображение на плащанице соответствует де Моле, — продолжил Марк. — В Хрониках есть его описание. Ко времени, когда его подвергли пыткам, его волосы отросли, борода была нестрижена. Покров, в который заворачивали де Моле, забрал из Тампля один из родственников Жоффрея де Шарни. Де Шарни был сожжен на костре в тысяча триста четырнадцатом году вместе с де Моле. Его семья хранила ткань как реликвию и позднее заметила, что на ней отпечатался образ. Впервые плащаница была запечатлена на религиозном медальоне в тысяча триста тридцать восьмом году и обнародована в тысяча триста пятьдесят седьмом году. Когда ее первый раз показали, люди немедленно отождествили отпечатавшийся образ с Христом, и семья де Шарни не стала опровергать это. В конце шестнадцатого века Церковь присвоила плащаницу, объявив ее святой реликвией и acheropita — не созданной рукой человека. Де Рокфор хочет вернуть плащаницу. Она принадлежит ордену, а не Церкви.
Торвальдсен покачал головой:
— Глупость какая.
— Это его идея.
Стефани не собиралась скрывать раздражение:
— Урок Библии был захватывающим, Хенрик. Но я все еще жду, когда ты расскажешь правду о том, что здесь происходит.
Датчанин лишь улыбнулся.
— Считайте это проявлением моей нетерпеливости. — Стефани вытащила телефон. — Позвольте мне вам сказать. Если в ближайшие несколько минут я не получу внятные ответы, я позвоню в Атланту. Я сыта по горло Раймоном де Рокфором, так что мы предадим огласке эту охоту за сокровищами и покончим с этим безобразием.
ГЛАВА XLVII
— Ты не можешь сделать этого, — обратился Марк к матери. — Последнее, что нам надо, — это вмешательство правительства.
— Почему? — спросила Стефани. — Надо разобраться с этим аббатством. То, чем там занимаются, имеет мало отношения к религии.
— Напротив, — возразил Жоффруа дрожащим голосом. — Там царит великое благочестие. Жизнь братьев посвящена поклонению Богу.
— А в промежутках между молитвами вы учитесь работать с взрывчаткой, рукопашному бою и снайперской стрельбе. Несколько противоречиво, вам не кажется?
— Нет, — твердо сказал Торвальдсен. — С самого начала тамплиеры посвящали жизнь Богу и при этом были грозной военной силой.
Стефани не утратила своей решительности.
— Сейчас не тринадцатый век. У де Рокфора есть и программа действий, и сила, чтобы навязывать ее другим людям. Сегодня это называется терроризмом.
— Ты ни капли не изменилась, — констатировал Марк.
— Нет, не изменилась. Я все еще считаю, что тайные организации с деньгами, оружием и врагами — это проблема. Моя работа — разбираться с ними.
— Это тебя не касается.
— Тогда зачем твой магистр втянул меня в это?
Хороший вопрос, подумал Малоун.
— Мистер Малоун, — любезно сказала Кассиопия, — не хотели бы вы посмотреть, как реставрируется замок?
Очевидно, она хотела поговорить с ним наедине. Хорошо — у него тоже была парочка вопросов.
— С удовольствием.
Кассиопия отодвинула стул и встала из-за стола.
— Позвольте, я вам покажу. Это даст время остальным поговорить — что необходимо, как я вижу. Пожалуйста, будьте как дома. Мы с мистером Малоуном скоро вернемся.
Кассиопия повела его во двор, залитый ярким полуденным солнцем. Они неторопливо прогуливались по тенистой аллее по направлению к автостоянке и строившемуся замку.
— Когда мы закончим, — рассказывала Кассиопия, — замок будет точно таким, как семьсот лет назад.
— Большой труд.
— Люблю хорошо поработать.
Они прошли на стройплощадку через широкие деревянные ворота и вошли в какой-то сарай со стенами из песчаника, внутри которого помещалась современная диспетчерская. Снизу доносились запахи пыли, лошадей и отходов, там суетилось около сотни людей. Было полное ощущение, что он оказался в далеком прошлом.
— Уже заложили фундамент по всему периметру и строят западную защитную стену, — продолжила Кассиопия, указывая рукой. — Скоро приступим к угловым башенкам и центральным строениям. Но это занимает много времени. Нам приходится делать кирпичи и известку, обрабатывать камень и дерево точно так же, как семь веков назад, используя те же методы и инструменты и даже надевая такую же одежду.
— Пища у них тоже семивековой давности?
Она улыбнулась.
— У нас есть кое-какие современные удобства. — Она провела его по стройплощадке и вверх по склону холма на маленький уступ, откуда было все хорошо видно. — Я часто прихожу сюда. Сто двадцать мужчин и женщин трудятся здесь целый день.
— Ничего себе. Это же стоит кучу денег.
— Мелочь по сравнению с удовольствием созерцать историю.
— Ваше прозвище Инженер. Это они вас так называют? Инженер?
— Да, строители меня так прозвали. Я училась технологиям средневекового строительства. Сама создала проект постройки.
— Знаете, с одной стороны, вы нахальная сучка. Но с другой — с вами довольно интересно.
— Я поняла, мое замечание о том, что случилось с сыном Хенрика, было неуместным. Почему вы не отплатили мне тем же?
— За что? Вы понятия не имели, о чем говорили.
— Я попробую больше не делать поспешных суждений.
Малоун хмыкнул:
— Сомневаюсь, и я не такой чувствительный. Давно нарастил толстую шкуру. Приходится, в нашем-то бизнесе.
— Но вы ушли в отставку.
— Мы в отставку не уходим. Просто теперь я чаще нахожусь вне линии огня, чем на ней.
— Значит, вы помогаете Стефани Нелл чисто по-дружески?
— Это вас удивляет?
— Вовсе нет. На самом деле это полностью соответствует вашему характеру.
Пришел его черед удивляться.
— Откуда вы знаете о моем характере?
— Когда Хенрик пригласил меня участвовать в этом деле, я многое узнала о вас. У меня есть друзья среди ваших бывших коллег. Все они отзывались о вас исключительно похвально.
— Приятно слышать, что меня помнят.
— Вы много знаете обо мне? — спросила Кассиопия.
— Самую малость.
— У меня много странностей.
— Тогда вы с Хенриком, должно быть, хорошо ладите.
Она улыбнулась:
— Вижу, вы хорошо его знаете.
— Как долго вы знакомы?
— С детства. Он знал моих родителей. Много лет назад он рассказал мне о Ларсе Нелле. То, над чем работал Ларс, меня очаровало. Так я стала его ангелом-хранителем, хотя он скорее считал меня демоном. К несчастью, я не смогла помочь ему в последний день его жизни.
— Вы там были?
Кассиопия отрицательно покачала головой:
— Он отправился на юг, в горы. Я была здесь, когда Хенрик позвонил мне и сказал, что его обнаружили мертвым.
— Он покончил с собой?
— Ларс был склонным к грусти и непростым человеком. Он находился в депрессии. Все эти любители, паразитировавшие на его трудах и искажавшие их до неузнаваемости… Загадка, которую он пытался разгадать, оставалась тайной. Так что — да, это возможно.