Русские инородные сказки - 6 - Макс Фрай

Прингл вытащил из кармана записную книгу. Назвать этот предмет «книжкой» я бы не решился: в две ладони размером, в три пальца толщиной, в кожаном переплете, с тоненькой авторучкой на цепочке, прикрепленной к корешку. Прингл раскрыл свою книгу, без единой ошибки вписал туда мою фамилию — сперва по-русски, затем, без малейших раздумий, — латинскими буквами. Закрыл обложку, подумал немного.

— Я расскажу вам, Никоняев, ситуацию полностью, — сказал он. — Но и вы должны быть более откровенны. Скажите, в этом парке проводилась реконструкция?

— А как же! — ответил я. — Пару лет назад. Разрыли тут все. Как будто тысячи кротов. Везде ямы, котлованы. Зачем-то заменяли решеточки, ограждающие газончики. Решеточки видите? Так вот. Их повытаскивали, а потом обратно воткнули. Спрашивается — зачем? В общем, почти год негде было отдохнуть…

Да уж. Реконструкция Александровского парка — просто кровавая страница в моей биографии. Нигде мне не бывает так хорошо и привольно, как здесь. А тут его закрыли, нагнали бульдозеров, везде чудовищная грязь… И для чего, спрашивается?

— Кто руководил работами? — настойчиво спросил Прингл.

Я пожал плечами.

— Какой-то подрядчик…

На щите — видимо, для утешения пропойц, оставшихся без приюта, — действительно было важными буквами выведено: «Реконструкция Александровского парка. Руководство работ: подрядчик такой-то, строительная компания СПБСПЕЦСМУ» — или еще что-то в том же роде. Как будто я запоминаю такие штуки.

Я ему так и сказал:

— Буду я запоминать…

— Зря, — англичанин вздохнул. — Полагаю, одним из инициаторов реконструкции стал человек откуда-то из членов власти, которому известна тайна клада.

— Говорю тебе, садовая голова, про этот клад знает любая бабка, умеющая читать! Одно время только про это и печатали, потом надоело, стали про что-то другое печатать…

— Важна конкретика, — отрезал англичанин.

И снова раскрыл свою записную книгу. Оттуда извлек листок. Очень мятый листок в клеточку, вырванный из школьной тетради. Я сразу обратил внимание на то, что сейчас таких тетрадей не бывает. Во-первых, у листка были аккуратно срезаны уголки: не прямые, а закругленные. Во-вторых, цвет, которым расчерчены клетки. Не синий, а ярко-фиолетовый. Бумага — желтоватая, «слоновая кость». Ну и старая — просто видно. Жеваная. Лежала где-нибудь в конверте лет пятьдесят, не меньше.

На этом листке была криво нарисована какая-то схема. Англичанин разложил ее на колене, разгладил ладонью и показал мне.

— Это точная схема местоположения клада, — сообщил он, явно наслаждаясь торжеством.

Я наклонился, стал рассматривать.

— Вам внятна схема, Никоняев? — вопросил он.

— Отнюдь, — сказал я в тон.

В схеме действительно трудно было разобраться. Кривая линия, похожая на мятую дверную ручку, несколько небрежных прямоугольников, сбоку почему-то изображение кошки.

— Я анализировал, — объявил Прингл. — Сверял с картами Санкт-Петербурга.

— Кто это нарисовал? — перебил я.

— Отец моего садовника, — сказал Прингл. — Это бесценный документ. Он создан по памяти. Итак. Я начал анализ с изображения кошки. И пришел к выводу, что это…

Я тоже пришел к этому выводу, едва Прингл заговорил.

— Зоопарк, — сказал я.

Он поднял брови, показывая, что удивлен моей догадливостью. Хотя, конечно, сам подсказал мне решение. Поощрить решил. Ладно.

— Несомненно, это — зоопарк. Следовательно, мы имеем дело с Александровским парком, поскольку зоопарк располагается именно здесь, — сказал Прингл.

Он немного по-другому выражался, с ошибками, но я всех его ошибок не помню и потому не буду на них заострять внимание. Было много другого, куда более интересного, нежели неумение англичанина изъясняться по-русски с абсолютной грамотностью.

В общем, он рассуждал, а я терпеливо слушал.

— Эта кривая линия обозначает протоку, — сказал Прингл.

— Странно, — заметил я. — Мне кажется, при царизме этой протоки не было. Она появилась после очередной реконструкции.

Может, да, а может — и нет. Сейчас ни за что поручиться нельзя. Но возле Кронверки действительно есть небольшая протока. Она проходит по задам бывшего Народного дома, ныне Мюзик-холла, упирается в зоопарк, и там, возле решетки, ее перегораживающей, можно видеть заплывших прогуляться пеликанов, лебедей и разных уток диковинной породы.

У местных обитателей эта уединенная протока носит наименование «Темза». Места там действительно какие-то английские. Гайд-парк какой-то. Темза занимает совсем маленькую часть парка, и газончики там небольшие, деревьев растет — раз-два и обчелся, но все-таки там просторно.

Это потому, что там не все в порядке с пространством и временем. У нас есть такие участки — в городе их, должно быть, много, но мне ближе всех именно Темза. Там все растягивается. Проходит всего пять минут, а кажется, будто просидел полчаса. Бродишь вроде бы по пятачку размером с носовой платок, а прогулка получается полноценная, даже ноги устают. Такое это место.

Там много собак. Они тоже понимают, что здесь не все в порядке, носятся взад-вперед, нюхают, пытаются охотиться в зарослях гигантского лопуха — лопухи там, кстати, созревают просто ядерные. Утки важно плавают по Темзе. Пеликанам туда не пробраться, но уток — полно. У берега, наполовину скрытый длинной плакучей ивой, притулился маленький катер для желающих покататься по Неве. У катера тоже такой вид, будто он приплыл сюда из фильмов про Шерлока Холмса. Он полностью отражается в воде — как валет на листе игральной карты.

Вообще — удивительно там. И ужасно спокойно. Блики, время от времени скачущие по воде, придают дополнительной тишины, а стрекозы летают бесшумно и выглядят на удивление откормленными.

— Где-то там закопано сокровище Матильды, — уверенно сказал Прингл и показал на берег Темзы. — Отец моего садовника сам участвовал в похоронах.

Я вздрогнул.

— В чем?

— В похоронах, — невозмутимым тоном повторил Прингл. — Когда нечто закапывают в землю.

— А, — успокоился я. — Так бы и сказали…

— Сокровища зарыты возле Народного дома, — продолжал Прингл. — Вычисления показали, что такое возможно.

— Ну, — сказал я, — что ж. Будем копать?

Прингл наклонился, поднял с мостовой саквояжик, обитый чем-то вроде крокодиловой кожи, раскрыл его и вытащил оттуда новенькую саперную лопатку. Ее он отложил в сторону, на скамью. Затем явился на свет приборчик в черном пластмассовом футляре. Внутри приборчика жила стрелка. Прингл покрутил приделанное сбоку черное колесико и освободил стрелку, она сразу принялась дрожать и подпрыгивать, точно рвалась на волю.