Екатерина II и ее мир: Статьи разных лет - Дэвид Гриффитс

К концу 40-х дворяне начали интересоваться промышленностью, особенно производством льняного полотна, холста и винокурением. Соответственно, они стали устраивать в своих поместьях мануфактуры, используя ресурсы поместий, в том числе и трудовые. Парадокс в том, что их деятельность подтолкнула развитие настоящего капитализма, так как, стремясь избавиться от экономической конкуренции, эти вотчинные предприниматели объединялись с другими представителями своего сословия, чтобы вынудить государство лишить недворян доступа к подневольной рабочей силе. Своей цели они достигли: к 60-м годам XVIII столетия купцы-предприниматели были вынуждены прибегнуть к наемной рабочей силе, хотели они того или нет. К счастью, к этому моменту уже хватало желающих уйти из деревни и заняться несельскохозяйственной деятельностью крестьян, чтобы образовать рынок труда. Преимуществами этого рынка могли также пользоваться и крестьяне-кустари, и мелкотоварные производители, которые иногда становились владельцами мануфактур. Таким вот образом мануфактуры, которые начали создаваться с 60-х годов недворянами, внедрили новый способ производства: капитализм. Но уже утвердившиеся феодальные мануфактуры часто выдерживали конкуренцию благодаря своим феодальным привилегиям. До начала эпохи Великих реформ две формы производства и два формируемых ими уклада сосуществовали бок о бок в одной социально-экономической формации, хотя история была на стороне чисто капиталистической формы.

Несмотря на силу аргументации Павленко, дискуссия о природе рабочей силы мануфактуры затихла, так и не дав конкретных результатов. Судя по качеству аргументации, те, кто считал раннюю российскую мануфактуру некапиталистической, явно победили. Но сторонники капиталистической природы ранней мануфактуры, которые, понятно, также отстаивали и раннее наступление капитализма в России, использовали свои аргументы и далее, немного сместив фокус. Убедившись в несостоятельности доводов Струмилина о существовании капитализма в XVI веке, они выбрали XVII век. Их доктринальным обоснованием, которого они придерживаются по сей день, стало утверждение Ленина, что «новый период» русской истории начался в XVII веке. Он характеризовался увеличением товарного производства, расширением товарообмена между областями, экономической специализацией районов и складыванием общероссийского рынка. Письменное подтверждение можно найти в работах Ленина «Что такое “друзья народа” и как они воюют против социал-демократов?» и «Развитие капитализма в России», обе — полемические работы конца XIX века, направленные против народников. Желая вступить в бой с представлениями народников об отсутствии капиталистического развития в России, Ленин во второй работе сделал упор на разложение крестьянской общины в результате экономической дифференциации в деревне, приведшей к социальной стратификации, полному отчуждению некоторых из менее удачливых крестьян от земли и наступлению промышленной революции. Все его наблюдения относились к концу XIX века, но после того, как все возможности использовать авторитет Маркса сторонники раннего развития капитализма уступили своим оппонентам, это было лучшее из того, что они могли сделать.

Вдохновленные лекциями и работами Николая Владимировича Устюгова, сторонники ранней капиталистической мануфактуры заключили, что наблюдения также действительны и для XVII столетия, «нового периода» в российской истории, как и для XIX. Следовательно, истоки капитализма нужно отнести к XVII веку. Площадка для публикации их исследований была уже готова в журнале Института истории Академии наук «Исторические записки», который еще в 1945 году запросил работы, иллюстрирующие ленинский тезис о складывании общероссийского рынка в XVII веке{531}. Эти ученые не стали сосредотачиваться на правовом статусе рабочей силы на казенных мануфактурах — теме, которая все равно встретила бы серьезные помехи, а погрузились в социально-экономическую структуру деревни XVII века так же глубоко, как Ленин занимался социально-экономической структурой деревни XIX века. Там, что вполне предсказуемо, они обнаружили социальную дифференциацию, ведшую к социальной стратификации, что вызвало другую дискуссию, на этот раз на страницах «Истории СССР» — другого журнала Института истории{532}. Согласно последователям Устюгова, те, кто потерял свою землю, часть ее или всю, либо нанимались к своим более удачливым собратьям, либо вообще бросали сельское хозяйство. Часто они оказывались наемными работниками на мануфактурах. Вывод? Поскольку наемный труд был налицо, существовал и рынок этого труда, а следовательно, историку надлежало определить отрасли промышленности, в которых этот труд использовался.

Сам Устюгов обнаружил наемный труд на соляных промыслах в Соликамске и описал наемных рабочих в монографии, которая служила насущной цели, позволяя перенести действенность ленинских наблюдений на более чем два столетия назад. Рабочие солеварни получали регулярную заработную плату, выполняли специализированные операции (чего, по утверждению народников, не было даже в XIX веке), и готовый продукт поступал на рынок в виде товара. Значит, здесь, в негосударственном, частном секторе, а не на указных мануфактурах надо было искать вольнонаемный труд. Более того, капитал, вложенный в добычу соли, был по происхождению купеческим, часто полученным благодаря государственным контрактам или посредническим операциям{533}. И, если идти дальше, это был «органический» капитал, и, следовательно, утверждения народников об искусственности развития российского капитализма можно отбросить.

Следуя за Устюговым, его протеже — Александр Александрович Преображенский, Юрий Александрович Тихонов и в особенности Екатерина IIосифовна Индова — обнаружили сходные явления в кирпичном производстве, дублении кож, саловарении, производстве поташа, винокурении, судостроении и в особенности на речном транспорте.{534} Все представили доказательства, свидетельствующие о наступлении в России капитализма. Милица Васильевна Нечкина к тому моменту разработала тезис, очевидно в качестве реакции на утверждение Павленко, согласно которому два уклада в одной формации сосуществовать не могут: если зарождается один, то конкурирующий приходит в упадок. Таким образом, возникновение капиталистических отношений было невозможно без разложения феодализма, который безуспешно пытался помешать росту нового явления. Обнаружение наемного труда во второй половине XVII века должно означать, что феодализм уже достиг своего апогея и теперь двигался по нисходящей. Действительно, крепостничество усиливалось в течение примерно еще столетия, но это усиление доказывает лишь слабость и упадок феодализма. Это был, так сказать, последний вздох феодализма, пытавшегося использовать те малые ресурсы, что у него остались{535}. Если говорить о направлении и хронологии, то путь России к капитализму мало отличался оттого пути, которым шла остальная Европа. Возможно, Россия немного отставала от наиболее развитых капиталистических стран того времени, таких как Британия и Нидерланды, но почти вся остальная Европа тоже от них отставала.

Если сторонники раннего развития капитализма в России взяли за отправную точку XVII век, то сторонники его позднего развития сошлись на второй половине XVIII века. Вторая группа пристально рассмотрела предприятия XVII века, выставленные кандидатами на включение в разряд мануфактур, и исключила из них тридцать, или примерно половину. На некоторых из исключенных было занято всего около десятка рабочих, а в одном случае — всего трое. Остальные предприятия были отнесены к категории, названной простой капиталистической кооперацией, — к категории, вновь обнаруженной в главе XIII тома I «Капитала» в 60-е годы XX века сторонниками позднего развития капитализма и противопоставленной мануфактуре. Согласно Марксу, простая капиталистическая кооперация возникала тогда, когда объединялось значительное число рабочих и производилась достаточная прибавочная стоимость, чтобы освободить капиталиста от непосредственного участия в производственном процессе. Хотя простая капиталистическая кооперация и давала экономию за счет масштаба производства, она почти не требовала разделения труда и, следовательно, с точки зрения технологии являлась увеличенной мастерской средневекового ремесленника. Более того, многие работы были либо сезонными, либо сильно зависели от погодных условий. Принимая во внимание данное определение, винокурение, мыловарение, речной транспорт и даже солеварение следует исключить из категории мануфактуры и поместить в категорию простой капиталистической кооперации. Даже если простая капиталистическая кооперация являлась формой капитализма, появлялась она спорадически и не обязательно приводила к мануфактуре. А что с теми тридцатью предприятиями, которые сторонники позднего развития капитализма признали мануфактурами? Согласно Павленко, почти все они были учреждены иностранцами и, следовательно, не являлись свидетельствами роста капитализма на местной почве.