Беременная для Зверя (СИ) - Росс Эллен

— А с тобой что стало?

— Да ничто. Чудом выкарабкался. Меня в больницу доставили. Я там без сознания с декабря до марта валялся. Чудо, что не отключили и не выбросили, ведь это в порядке вещей у нас. Очнулся. Понял, что меня уже выперли с ментовки. Но я шефу о грузе всё-таки доложил. Ориентировку дал. Не знаю, на что надеялся. Бараном был. Шеф только поржал, как конь, и на дверь мне рукой указал. Сказал, что грузом Пороха был ребёнок. С дитём он драпал, когда его прижали отовсюду. Но младенец тормозил его сильно. Так что Порох решил груз скинуть. В сумке спортивной. Вот так, Арина… — вздыхает. — Тельце только по весне нашли. Незадолго до моего выхода из комы. Нашли, всё по бумагам оформили, похоронили. Могила есть. Я сам всё проверил. Своими глазами видел.

Морозом сильным меня продирает так, что срывает кожу. До мяса оголяет. До нервного приступа. Истощение моральное. Пустота. Гул только в голове. И злость. Не на этого мужчину, а на того, кто зачал меня. Отцом назвать его язык не повернётся — на корню обломается.

Сбросить груз. Плохо мне от слов Ризвана становится. Я — груз. Обуза. Лишняя. Помеха.

Теперь понятно, почему Порох Зверя вывести на эмоции пытался — не нужна я ему. Плевать, что со мной станет. Даже если бы Зверь меня при нём драть в отместку начал, Порох лишь бы посмеялся. Голосом тихим прошелестел, что ему плевать — и всё на том.

Глава 78. Арина

— Тебе снятся глаза мертвецов? — внезапно спрашивает Ризван.

Садится в кресло напротив и плечи опускает широкие, понурым становится. Усталым и очень взрослым. Почти стариком. Может, не старик он ещё по возрасту — мужчина сильный и мощный, а по опыту и тоске в голосе — дряхлый совсем, видевший так много, что впору просить стереть свою память у создателя.

— Каких мертвецов?

— Тебе — не снятся, конечно же. Мелкая ты. Вреда никому не причинила. А я потом, как детей крохотных видел, в глаза им смотреть не мог. Они мне снились. Мёртвыми. Остекленевшими. И ведь я не знал, как тот самый груз выглядел. Только возраст. Пол. Имя. Но всё равно снится. Потому что когда полудохлый подельник Пороха наводку дал, я мог одного из нас направить. За грузом. Проверить. Но не сделал, не знал, что у Пороха ребенок имеется. И тем более подумать не мог, что он с ним драпанет прочь. И результат — оттаявший подснежник по весне. Но замёрзший намертво.

— Вот так, значит… Знал обо мне с самого начала. Знал, где я живу. Ты привёл людей Зверя? — спрашиваю сухим ломким голосом.

— Нет же, — искренне возражает Ризван. — Я был уверен, что дочь Пороха мертва. Не верил находкам Зверя. Убеждён был, что это ошибка. Тогда не знал о тебе. Только могила. Дата рождения и смерти. Имя. Вот и всё…

Ризван медленно моргает и смотрит прямо в глаза. Понять пытается эмоции мои. Меня его грузом вины придавливает. К земле. Так тяжело, что вздохнуть не получается. А ему? Каково? Косвенная вина, но он её на себе тащил, получается?

— Когда ты узнал, что я — дочь Мироновой? Сразу же понял?

— Нет. Я понял это совсем недавно, когда увидел тебя уже в деревне. Оттого ещё страшнее стало, что тогда в лесу, Порох дочку Насти бросил, а я за ним гнался. Вместо того, чтобы проверить…

— Потому и защищаешь меня? — спрашиваю.

— Так я тебе вроде жизнь задолжал. Если бы я вместо того, чтобы за Порохом гнаться, груз проверил, всё могло быть иначе. Как? Не знаю. Но иначе. Не так. Не ломано. Без всего этого, — рукой помещение обводит.

— Зверь знает?

— О том, что я из погонников бывших — знает. О том, что я мать твою знал и тогда так близко был, не в курсе. Операцию мой шеф на свой страх и риск решил провернуть. Втихую. Когда не выгорело, он хвосты подмёл, рассовал по личным делам награды и ложные сведения об облаве на наркопритон и бордель Пороха. Её и правда провели для отвода глаз, всех вырезали… Подчистую. Шеф один провал другим делом громким прикрыл и всем рот на замок. Концы в воду.

— Как ты со Зверём пересёкся? Нарочно?

— Нет. Видно, судьба. Не иначе… Позднее. Это тебе сам Зверь может рассказать, если захочет. Не моя эта история уже. Я в ней только эпизод.

— Эпизод, ставший сейчас большой частью головоломки.

— Возможно, — легко соглашается Ризван. — Так что не враг я тебе. Но и не друг. Должник.

— Но я жива…

— Да. Но чувство, что должен, уже не вырезать. Как ни старайся. Оно в крови.

Пауза повисает. Молчание тягучее. Томительное. Так много мыслей, что почти больно. Внутри ломотой и чувствами неясными. И жалостью, и потрясением, и какой-то неизъяснимой благодарностью.

— Поэтому у тебя жену Ариной зовут?

Кавказец вздыхает.

— Будем считать, что мне всех Арин, попавших в беду, спасать было охота. Одну спас. Женой моей стала, — улыбается.

— Потом легче стало?

— Не особо. Ведь та, что младенцем была, мёртвой виделась. Крохотной и мёртвой. Кожа синяя. Лёд вместо глаз.

Я встаю и расстояние преодолеваю между нами. Ризвану лишь слегка голову задрать приходится, чтобы на меня посмотреть.

— Смотри, — говорю, смаргивая слёзы внезапные. — Я живая. Там льда нет.

— Живая, бойкая… — кивает, выдыхает более расслабленно. — Спать иди. Ерунду в голову не бери. У меня к тебе не то отношение, чтобы Зверь на меня ревностью плевался. Не то… Но сказать ему уже поздно.

— Но если рано или поздно известно станет. Он будет зол?

— Вот когда станет, так отвечу за свои дела и молчание. А пока я ничего менять не желаю. Мне этой дорогой ещё долго идти, чувствую. И раньше времени из-за глупости сходить с неё не собираюсь.

— Хорошо, — говорю после недолгого молчания. — Тогда я могу спать спокойно?

— Можешь, — усмехается, поднимаясь следом за мной. — Настолько спокойно, насколько это возможно, учитывая окружение.

— Хороший ответ. Главное, честный…

Мы молча поднимаемся по лестнице. Присутствие Ризвана немного успокаивает меня.

— Я рада, что у меня есть хотя бы один друг. Спасибо.

Обернувшись через плечо, успеваю заметить, как губы кавказца расплываются в широкой улыбке.

— Настя была бы рада узнать тебя.

— Говоришь так, как будто не знала… — сомневаюсь. Догадка тут же опаляет. — Значит, ты не всё мне рассказал?

— Для одного очень позднего вечера, нет… даже ночи, — поправляет себя. — Информации достаточно, — показывает рукой на дверь спальни. — Тебе пора.

— Да, пора.

Но уходить не тороплюсь. Опираюсь спиной на дверь. Брови Ризвана заламываются высоко:

— Ты чё, Арина, решила сегодня бунт в младшей детской группе устроить? Спать иди!

Посылаю мужчине улыбку. Теперь окончательно ясно, что он во мне ребёнка видит. Не более.

— Исаевы. Ты хорошо их знаешь? — спрашиваю.

Ризван хмурится.

— Терпеть не могу поднимать темы выгодного родства и всю эту мишуру. Я к этому делу непричастен. Маленький человек без связей, — улыбается. — Знаешь, это даже хорошо, можешь сам выбирать…

— Не отходи от темы, пожалуйста. Арес сказал, что они хотят породниться с Рустамом. На что они готовы пойти ради этого?

— Не понял.

— Мадина Исаева угрожала…

— Угрожала? — с неожиданно сильной эмоцией спрашивает Ризван.

— Не то, чтобы угрожала, — исправляюсь, не желая оболгать понапрасну. — Но вскользь проронила, что моя беременность может прерваться в любой момент. Хвалилась, что позаботится о моём месте в этом доме. Мол, долго я не задержусь, если стану пустышкой, — рука сама взметается вверх в защитном жесте, накрывая живот.

— Зверь в курсе?

— Думаешь, он со мной обсуждает визиты своей именитой невесты? — последнее слово выплёвывается с неожиданным ядом. — Я хочу знать, чего от них ожидать. Положение у меня незавидное, да и защиты никакой…

— Ошибаешься, — Ризван сжимает плечо пальцами, поглаживая. — Зверь не позволит обидеть вашего ребёнка. Он узнает о словах Мадины. Даю слово.

— Спокойной ночи. И я хочу знать всё. О маме. Кроме тебя, больше некому рассказать.