Маскавская Мекка - Андрей Волос

Найденов вздохнул.

— Только отец не хотел, чтобы с его помощью лепили вот такие мегафоны. Он хотел совсем другого. Он искал способ сделать человека лучше. Чтобы его душа была чище. Светлее. Чтобы мир хоть немного изменился. Чтобы люди в этом новом мире чувствовали себя уютно. Чтобы им было радостно жить. Чтобы радость одного не оплачивалась горем другого… Должен же во всем этом, Найденов махнул рукой, описывая круг, — появиться хоть какой-нибудь смысл? Или так и останется все — деньги, власть, страх, ненависть, глупость, безжалостность, злоба, жадность, мучения, смерть?.. И никогда не будет ни чести, ни разума, ни благородства, ни великодушия, ни щедрости, ни надежды?.. Понимаете?

Найденов помолчал.

— Вот чего он хотел. Поэтому держал свои способности в тайне. Работал самостоятельно… добился кое-чего… А потом эпоха Великого Слияния… мобилизация… Всех гребли под одну гребенку, чего вы хотите… Успел мне рассказать кое-что, а сам…

— А вы? — хрипло перебил Габуния. — Вы-то, часом, не видите?

— Нет, — соврал Найденов. — Не вижу.

— Возблагодарите Господа, — посоветовал дервиш. — Клянусь Тем, в Чьих руках моя жизнь, это дело нечистое!

Страх и ожидание развязки обостряли чувства. Найденов видел как никогда отчетливо. У дервиша душа была широкой, слегка вытянутой, ровной; цветозона ясно-голубая, правильной формы, суженная по краям. Зона турбулентности практически отсутствовала. Что касается Габунии, то его интересно было бы понаблюдать подольше: плотная, грушевидной формы, отливающая синим, с темными стяжениями в верхней части, душа его беспрестанно волновалась, а внизу, где турбулентность была, по-видимому, максимальной, — бурлила, как будто борясь сама с собой. Короткие и резкие содрогания пробегали быстрыми волнами по всей зоне; справа мучительно клокотал и бился болезненный пунцовый очажок. Наверное, ему можно было бы помочь сейчас именно фриквенс-излучением… несколько минут семисотмегагерцового… Но что толку думать о том, что нико…

Где-то вдалеке лязгнуло железо.

Найденов вздрогнул.

Габуния повернул голову, прислушиваясь.

— Все в руках Божиих… велик Аллах и славен, — пробормотал дервиш. Наполним ча-а-ашу!..

— Вас бы тамадой, уважаемый, — хрипло сказал Габуния, не отрывая взгляда от желтого пятна электрического света в дальнем конце коридора.

— Напо-о-о-олним ча-а-а-ашу!.. — снова дребезжаще возгласил дервиш.

Пальцы его дрожали, и четки в них мелко побрякивали.

Голопольск, пятница. Разлука

— …Южного и Юго-Восточного округов Маскава. Преодолевая ожесточенное сопротивление вооруженных наймитов из числа мамелюкской и православной милиции, революционные отряды организованно захватили несколько магазинов и банков в центре города, а в так называемом Рабад-центре первые пять этажей гостиницы «Маскавская Мекка». Вопреки поступающим сведениям об организованном и гумунистическом характере выступлений, представители продажной прессы раздувают компанию лжи и информационного террора вокруг якобы имевших подчас кое-где место мифических случаях грабежа и мародерства. Чуждые и разложившиеся элементы населения, встревоженные необходимостью отказа от социально-экономического бандитизма, в массовом порядке покидают Маскав, охваченный стихией революционной справедливости. Некоторая часть указанных элементов, по всей видимости, предполагает пересечь границы Гумкрая. Рядовые жители трудового Маскава встречают появление революционных отрядов ликованием. Калуга. В Калужской области началось активное движение в защиту ре…

Александра Васильевна выключила радиотранслятор, стоящий с краю рабочего стола и, нервно позевывая, подошла к окну.

Большой экскаватор шумно и неряшливо грузил землю из кучи в кузов покряхтывающего самосвала. С другой стороны от заляпанного глиной монумента трещал костер, валялись бетонные плиты, стояли люди с лопатами. Картину портила только парочка работяг, невозмутимо куривших на мокром бревне.

Что-то нужно было делать… звонить… организовывать… Она вороватым движением достала из ящика стола зеркальце, обежала взглядом лицо. Морщинки, морщинки… Но прическа в порядке… глаза блестят… щеки румяны… Интересно, Николай Арнольдович уже проснулся или еще спит?

Экскаватор ревел, стекла дребезжали. Как это все не вовремя — памятник, мавзолей!.. Лицо Мурашина не давало ей покоя — оно возникало перед глазами и наплывало, наплывало, улыбаясь и беззвучно шевеля губами.

Потрясла головой, чтобы отогнать видение, и набрала номер.

— Товарищ Бондарь? Почему землю сразу не отвозили? Ведь экскаватору все равно куда сыпать! Что же ее два раза перелопачивать — сначала в кучу, потом в самосвалы…

Олег Митрофанович ответил.

— Это вы так думаете! — повысила голос Твердунина. — А вот я смотрю из окна кабинета — и вижу! И не возражайте мне, если знаете, что неправы!

Швырнула трубку и потерла виски. События в Маскаве… Какая-то «Маскавская Мекка», Рабад-центр… что за слова? Что за ужасная жизнь там!.. Клопенко должен доложить о реализации мобилизационной программы… Да, еще Глючанинов, Крысолобов… О черт!..

Хотелось думать только о нем. Воображать, что он скажет, когда они увидятся. Ей стало немного стыдно… но не перед ним, нет… так, вообще… Порозовев, вообразила миг, когда глаза их снова встретятся. Как он посмотрит? Смущенно? Радостно? Горделиво? Ночью ему было не до того, конечно… он был очень, очень сдержан, и если бы она не верила, что эта сдержанность диктовалась обстоятельствами, сочла бы ее холодностью. Нет, конечно, ему было не до нежности. Мало ему забот — еще эта чертова директива!.. Кажется, все прошло как нельзя лучше. Кандыба… да ну его к дьяволу, этого Кандыбу, о Кандыбе потом. С ним придется налаживать отношения, присматриваться… Но сейчас она будет думать только о любимом. Скоро они встретятся… Только бы увидеть в его взгляде любовь!.. почувствовать тепло… Как это важно!

Она с усилием перечитала намеченный вчера список дел… ни одно из них не показалось необходимым. И все-таки — что во-первых? Так. Клопенко. Крысолобов. Глючанинов… Набрала номер Клопенко. Занято. Нажала на рычаг телефона и задумалась, замерла с трубкой у плеча. Сколько лет его жене? Должно быть, она моложе… и красавица, наверное… Если Николай захочет с ней развестись, непременно поднимется шум. Шум, шум… это не только некстати, это просто невозможно в его положении!.. Но что до нее пожалуйста! Она готова! Карьера? Что значит карьера в сравнении со счастьем?

Она произнесла про себя это слово — счастье, — и поняла вдруг, что ожидание невыносимо. Может быть, самой спуститься вниз? Удобно ли это? А если он еще в постели и… ну… опять? Сердце сорвалось, полетело. Нет, нет!.. среди бела дня… это невозможно! Но если все же спуститься на минутку? Только на одну минуточку — разбудить его, посмотреть в глаза… пожать руку… Она скажет ему: «Доброе утро!» И будет стоять у двери, улыбаясь застенчиво и нежно. А он… что он? Александра Васильевна зажмурилась. Он скажет ей: «Сашенька! Ты уже на работе? В такую рань?» А она кивнет безразлично и ответит: «Да… Мне сегодня нужно было раньше… Но даже если бы не дела, я все равно пришла бы рано — ведь ты здесь!..» Он засмеется, встанет с постели… протянет руки… «Нет-нет-нет! — ответит она на его жест, качая головой. — Я на минуточку! У меня тысяча дел! Ты представляешь? Вместо того, чтобы грузить сразу в самосвалы, они будут десять раз перелопачивать! Нет, не надо… не надо… ну что же ты делаешь, Коля! А если кто-нибудь войдет? Ты об этом подумал?..» А он не будет… не будет ее слушать… Он зароется лицом в волосы, поцелует и… ах!.. Стоп, он же не один, там еще Кандыба, черт бы его побрал! Фу, какая ерунда! Все, все! К делу! Так. Что во-первых? Ага. Глючанинов… Занято.

Дверь кабинета приоткрылась, и Зоя Алексеевна, мелко кивая, пролезла в кабинет.

— Человек к вам, — тускло сказала она, складывая руки на углом выпирающем животе. — Посетитель.

Платье на Зое было то же, что и вчера. Но брошка казалась крупнее вчерашней, и не зеленая, а ярко-красная, с тремя стекляшками.

— Пусть завтра приходит, — отмахнулась Александра Васильевна. — Не до посетителей…

— Упрашивает, — вздохнула Зоя. — Старичок, что вчера-то был. Говорит, насчет мавзолея…

— Это физик, что ли? — удивилась Александра Васильевна. — Ну, если насчет мавзолея, тогда просите. Да, и соедините меня с Глючаниновым.

Зоя Алексеевна упятилась обратно.

Твердунина потрясла головой, отгоняя от себя лишние мысли. Надо сосредоточиться. Так-так-так… кирпичики общества… кирпичики общества… О чем она?.. какие кирпичики?.. на кирпичном-то опять вчера печь полетела… Морока с этим кирпичным… кирпичики… о чем же это?.. Но так и не успела сообразить, а только встряхнула головой и сказала приветливо, когда дверь кабинета снова заскрипела: