Прощение - Жаклин Митчард

С какой стати Скотт Эрли писал бы мне письмо, если бы замыслил убийство?

Но если он прекратил принимать лекарства, дождавшись удобного момента, когда Келли уехала за сотни миль, то вполне мог дать мне какое-то объяснение, во имя чего он замыслил преступление и чьи приказы выполняет на этот раз... Я прочитала:

«Дорогая Вероника,

Я знаю, что твое имя вовсе не Рейчел Байрд. Я не знаю причины твоего приезда, но полагаю, что ты не можешь смириться с тем, что я остался жив. Я должник. Твой и твоей семьи. Именно потому, что я жив. Когда я впервые узнал, кто ты, когда из твоего рюкзака выпала открытка из дома, первой мыслью моей было бежать. Но я не смогу больше убегать. Я не могу просить о прощении. Пришло время принять то наказание, которое должно было меня постичь еще давно. Келли будет благодарна тебе за то, что ты не обидела Джульетту. Ты относилась к ней...»

Я бросила записку на пол и помчалась в спальню. Скотт Эрли обвязал вокруг головы пластиковый пакет, который помутнел от его мелкого дыхания. Он делал неслышные вдохи открытым ртом. Кисти его рук были привязаны клейкой лентой. Он бился головой об изголовье кровати, и этот страшный мерный звук отдавался у меня в голове. Я не знала, в сознании ли он. На полу валялись открытые бутылочки клоназепама, который заставил его погрузиться в забытье. Наверное, его сейчас посещали те же самые сны, серые и неясные, которые мучили меня. На негнущихся ногах я вернулась в коридор за Джульеттой. Вытащив девочку из коляски, я прижала ее к себе, не давая проснуться, потом осторожно уложила на бочок в колыбель. Затем я присела за стол Келли и стала ждать. Я наблюдала, как дыхание Скотта Эрли становится все учащеннее. Его тело пронзила судорога боли, и он затих. Таково было его желание. Таково было его искупление. Он сам выбрал себе такое наказание, потому что был трусом.

Не я это совершила.

Но на письменном столе стоял снимок, сделанный на Хэллоуин. Джульетта была в костюме, который делал ее похожей на морковку. Я вспомнила ее лицо, все в морщинках и складочках, как обычно у новорожденных. Уже через несколько месяцев оно изменилось. Ее щечки, раньше бесформенно висевшие, теперь превратились в два бархатистых персика. На фото она была со Скоттом Эрли, который прижимался к ее щеке. Келли стояла с другой стороны и улыбалась им обоим. Я сама сфотографировала их в тот день. Они выглядели как люди, которым были открыты небеса. На лице Келли читалась уверенность в том, что ее Скотт снова стал тем парнем, которого она полюбила еще в Колорадо. С ним она вынесла немыслимые страдания, когда настойчивые голоса звали ее мужа в неведомый мир, уводили прочь от нее. Позже она осталась с ним, хотя получала тонны возмущенных писем, где ее спрашивали, как может она жить с Мрачным Убийцей. Лицо Келли светилось любовью, чистой и искренней. Ее мечтам суждено было разрушиться в одночасье, но осталась любовь к человеку из плоти и крови и к этому прекрасному ребенку.

Я следила за движением секундной стрелки. Прошла минута. Еще пять минут – и мозг Скотта Эрли начнет быстро умирать. Может, пройдет даже меньше пяти минут. Его сознание претерпит необратимые трансформации. Сколько длится это мучение? Он уже страдал от недостатка воздуха. Я видела это по цвету его губ. После того как мозг угаснет, Скотт Эрли превратится в единый электрический импульс. Его сердце скоро остановится. Он пересечет линию жизни. Он обретет покой.

Возможно, я тоже.

Я подпрыгнула и разорвала пакет. Схватив маникюрные ножницы, хранившиеся в ящике комода, я перерезала розовую ленту, которой он обвязал шею. Его вырвало, и я рубашкой вытерла кислый яд на его губах. Затем наполнила воздухом легкие Скотта Эрли, приложив губы к его губам и делая ему искусственное дыхание, как меня учили. Я не торопилась, стараясь делать равномерные выдохи. Отклонившись, я смерила его взглядом. Он был неподвижен, а его лицо все еще имело синюшный оттенок. Я ударила его кулаком в грудь. Попробовала пульс. Он был прерывистым, все больше замедляясь. Я снова начала накачивать его воздухом, снова, снова, снова, снова, пока у меня самой не закружилась голова. Покачнувшись, я схватилась за изголовье кровати. Затем он начал кашлять, и его опять вырвало. Я перевернула его на бок, подложив под голову подушку. Потом набрала 911. Сообщила адрес. Да, Скотт Эрли дышал. Да, он не проявлял признаков сознания. Да, у него передозировка лекарственных препаратов. На нескольких упаковках были оторваны ярлыки, но я могла предположить, что он принял большое количество флюаксона, гальциона и артрана – лекарства для профилактики болезни Паркинсона. Да, я сделала ему искусственное дыхание. Нет, я не врач. И я не его жена.

Я позвонила, чтобы вызвать «скорую помощь». Спокойно и подробно объяснила ситуацию. Отчаяние стало моей второй натурой, но я знала, что эмоции надо тщательно контролировать, иначе это чревато. Что-то в этой девушке, звонившей, чтобы вызвать врачей, было от той маленькой Ронни, которая со всех ног мчалась через двор к двери сестры Эмори, желая спасти двух маленьких девочек.

Это невозможно. Жизнь ведь не идет по трафарету. Звать на помощь, чтобы спасти Скотта Эрли. Звать на помощь, чтобы спастись от Скотта Эрли. Чтобы не мучиться, оттого что драгоценные минуты текут невозможно медленно, я начала представлять, что творится на другом конце провода. Вот бригада спасателей, игравшая в карты, вскакивает, проверяет оборудование, наличие кислорода в баллонах, глюкозы и самых необходимых препаратов. Я ощутила, как в крови заиграл адреналин. Врачи спешили. Они были, как я. Я была одной из них. Я снова заставила себя пощупать пульс у Скотта Эрли. Села в кресло и вцепилась в подлокотники, чтобы не сорваться с места и не убежать в темноту. Его пульс был ровным. Он начал стонать, но слов было не расслышать. Я не могли попросить его ответить на вопросы, спросить, как он себя чувствует. Через три минуты послышались звуки сирен. Я быстро написала на листке бумаги номер телефона и название отеля, в котором остановилась Келли. Потом добавила номер ее мобильного и оставила записку для нее: «Прошу прощения за боль, которую я тебе причинила, за то, что мне надо уехать. Прости Рейчел, любящую Джульетту». Я дописала, что попытка самоубийства была вовремя пресечена, и с ним все будет в порядке. Потом приклеила записку кусочком пленки прямо к грязной рубашке Скотта Эрли.

Дверь с шумом распахнулась. Врачи ворвались в квартиру, а я осталась стоять в дверях спальни, наблюдая за тем, как они бросились к Скотту Эрли, открыли ему глаза, оценивая его состояние, очищая ротовую полость от остатков рвотной массы и вставляя шланг. Я вышла в кухню и позвонила миссис Лоуэн, чтобы сказать, что Скотт Эрли очень плохо себя чувствует и его надо будет отправить в больницу. Я спросила, может ли она подняться, чтобы присмотреть за Джульеттой. Это отнимет не больше двух часов, потому что Келли вот-вот прилетит. Я очень напугана и вообще могу пропустить свой самолет. Я не сказала ни одного слова лжи. Конечно, я не сказала и всей правды, но... Миссис Лоуэн не могла знать, насколько серьезно состояние Скотта Эрли или чем оно вызвано. Но если я не уберусь отсюда сию же минуту, меня ждет миллион вопросов. Я не сяду в самолет даже завтра. Мне надо было исчезнуть.