Надушенный рукав - Лора Роулэнд

— Я не убийца! — в отчаянии вскричал Кохэйдзи. — Спросите Окицу. Она скажет.

— Уже, — проговорил Сано. — Она мне все рассказала.

— Громче! — возмутились зрители. — Мы тебя не слышим! Громче!

Сано оглянулся через плечо и увидел сотни жадных лиц: он стал одним из героев спектакля.

— Ты и правда убил Макино, — сообщил он Кохэйдзи, затем обратился к Тамуре: — Но он не убийца.

Противники уставились на Сано. Тамура едва сдерживался, чтобы не зарубить актера. На лицах обоих отразились недоверие и озадаченность.

— Тамура-сан, вы слышали только половину истории, — объяснил Сано. — Я сказал Агэмаки, что Кохэйдзи наняли убить вашего господина. Но если бы вы не помчались сразу же вершить правосудие, то узнали бы, что не было никаких покушений, а Макино умер случайно.

— Что?! — воскликнул Тамура. Публика стихла, ловя каждое слово.

— Макино потерял сознание во время сексуальной игры, — проговорил Сано.

Кохэйдзи облегченно вздохнул, радуясь, что правда вышла наружу.

— Верно, — подтвердил он. — Макино упал замертво на нас с Окицу, когда мы его забавляли.

— Молчать!

Тамура, не оставивший мысли о воздаянии, попытался достать Кохэйдзи мечом.

Зрители ахнули. Кохэйдзи вытащил свое оружие и начал отражать удары, публика его подбадривала. Но меч актера был бутафорским. Тамура изрубил деревянное лезвие на куски. Кохэйдзи в смятении уставился на бесполезный обломок, который вывалился у него из рук.

— Я вам не верю! — яростно заявил Тамура Сано. — Вы хотите обманом лишить меня мести.

— Это не обман, — возразил Сано. — Обманом был заговор против Макино.

Тамура нахмурился и снова поднял меч, Кохэйдзи отчаянно возопил:

— Уберите же его отсюда!

Сано жестом велел Хирате и сыщикам окружить Тамуру. Когда они приблизились, Тамура бросил:

— Прочь с дороги! Отдайте его мне!

Но в глазах самурая мелькнула нерешительность. Сано поколебал его веру в вину Кохэйдзи.

На помост вспрыгнула шайка бродячих самураев — ронины в потрепанной одежде. Сано видел, что они хотят присоединиться к действу и слишком возбуждены — или пьяны! — чтобы беспокоиться за последствия вмешательства в дела бакуфу. Люди Ибэ и Отани не давали им прорваться на сцену. Главарь ронинов, грубый небритый мужик в красной повязке на голове, ревел:

— Бой! Бой!

Зрители подхватили крик. От монотонного речитатива, который сопровождали хлопки и топот, сотрясался весь театр.

— Макино выпил слишком много возбуждающего и перенапрягся, — продолжил Сано. — Он сам виноват в своей смерти.

Тамура застыл. На его лице отразился шок, затем гадливость и понимание, что его господин стал жертвой своих похотливых пристрастий, а не убийц.

— Теперь вы знаете, что я ни при чем, так, может, вы все наконец уйдете? — заныл Кохэйдзи. — Можно мне закончить спектакль?

— Бой! Бой! — скандировали зрители. Мужик в красной повязке боролся с солдатами Ибэ и Отани, которые пытались скинуть его с дружками с помоста.

— Боюсь, что нет, — осадил Сано Кохэйдзи. — Понимаете, Макино не умер сразу, он лишь потерял сознание. Не стоило вам инсценировать убийство. Главный старейшина умер, когда вы охаживали его палкой.

Кохэйдзи, открыв рот, в молчаливом ужасе уставился на него. Сано почти видел, как актер бледнеет под гримом.

— Милосердные боги, — прошептал Кохэйдзи. — Я и подумать не мог…

Он покачал головой, сокрушаясь о своем промахе. Актер понял, что кто-то должен пролить кровь за смерть Макино и этот кто-то — он. Ноги Кохэйдзи подогнулись.

— Значит, Макино умер из-за глупого просчета этого болвана, — сказал Тамура. — Мстить не за что. Я не стану осквернять свой меч кровью дурака.

Тамура с расстроенным видом опустил оружие. Но Сано заметил, как он облегченно вздохнул — Тамуре не хватало духа наслаждаться убийством. Он вложил меч в ножны.

— Я отменяю кровную месть, — объявил Тамура и спрыгнул со сцены.

Зрители и шайка ронинов недовольно засвистели. Они жаждали крови. Полиция двинулась по театру, заставляя людей выходить наружу. Сано кивнул сыщикам Марумэ и Фукиде. Те схватили Кохэйдзи за руки. Он не сопротивлялся, его слишком потрясла собственная невезучесть.

— Вы арестованы, — сообщил Сано.

— Мой муж узнал, что у племянника властителя Мацудайры роман с наложницей дяди, — сказала госпожа Янагисава Рэйко. — Он выяснил, как госпожа Гозэти оповещала Даемона о предстоящем свидании. Потом заманил Даемона в Символ Ослепления и подослал меня его убить.

Госпожу Янагисаву, казалось, не волновало, что ее слушает не только Рэйко, но и сыщики.

Потрясенная признанием, пусть уже и зная о преступлении, Рэйко спросила:

— И ты не боялась? Как ты смогла? — Вдруг ее осенило. — Что обещал тебе канцлер?

— Свою любовь, — ответила госпожа Янагисава.

Она таинственно улыбнулась и счастливо вздохнула. Подозрения Рэйко подтвердились. Канцлер воспользовался страстью жены и посулил ей щедрую награду за убийство. Избавившись руками госпожи Янагисавы от врага, он исполнил ее давнишнюю мечту — ублажил жену в постели.

— Я нарядилась, как Гозэти, убрала волосы, — продолжила госпожа Янагисава, поглаживая черные локоны, ниспадающие на живот. — Надела яркую красивую одежду, какую носит Гозэти. — Она тронула свое оранжевое кимоно. — Накрыла голову шалью. Захватила кинжал, который дал мне муж.

Ее пальцы сомкнулись на воображаемой рукояти.

— Зачем ты взяла с собой Кикуко? — поинтересовалась Рэйко.

Госпожа Янагисава виновато потупилась. Может, ее и не волновало, что она убила человека, но брать на такое дело ребенка?..

— Кикуко в последнее время капризничает. Когда я уходила, она раскричалась и повисла на мне. Не хотела меня отпускать. Мне ничего не оставалось, как взять ее с собой.

Госпожа Янагисава передернула плечами, избавляясь от чувства вины перед дочерью.

— Мы приехали к Символу Ослепления. Я велела носильщикам ждать меня на боковой улице, а Кикуко — тихо сидеть в паланкине. Она решила, что мы играем. Я оставила ее и побежала в Символ Ослепления.

Госпожа Янагисава проплыла по комнате словно во сне, повторяя путь, на который толкнул ее канцлер в ту ночь.

— Я слышала в доме голоса других людей. Но двери были закрыты. В коридоре пусто. Меня никто не видел.

Рэйко представила, как госпожа Янагисава тенью скользит по дому свиданий, пряча в рукаве нож. Ее глаза, должно быть, сияли той же решимостью, что и сейчас.

— Я зашла в комнату, в которой, как сказал мне муж, встречались Даемон и Гозэти. — Госпожа Янагисава остановилась в углу. Молнии, нарисованные на стене, сходились у нее над головой. — Я накрыла фонарь, чтобы приглушить свет. Сняла плащ, но шаль оставила на голове. Потом села на постель и стала ждать Даемона. Я забеспокоилась: вдруг что-то пойдет не так? — Она едва заметно вздрогнула. — Я едва не сбежала оттуда.

Мысли Рэйко заполнил образ госпожи Янагисавы, кутающейся в шаль, обуреваемой последними сомнениями, с ножом в трясущейся руке.

— Но я обещала мужу. И было слишком поздно. Он уже шел по коридору. — Госпожа Янагисава резко обернулась. Рэйко почти слышала шаги Даемона, эхом отдающиеся в памяти госпожи Янагисавы. — Он вошел. Сказал: «Вот и я». Он был весел, потому что принял меня за Гозэти. Я не ответила. Я молила богов о смелости и силе. — Страх рос в ее глазах, она что-то безмолвно шептала. — Он опустился на колени рядом со мной и спросил: «Почему молчишь? Ты не рада меня видеть?» Я повернулась к нему, принуждая себя сделать то, что должна. Он сбросил шаль с моей головы, не успела я опомниться.

В глазах госпожи Янагисавы мелькнуло отражение удивленного Даемона, который вместо любимой обнаружил незнакомку.

— Он спросил: «Кто ты? Что ты здесь делаешь?» Я всадила в него кинжал.

Госпожа Янагисава сжала обеими руками воображаемое орудие и с силой ткнула воздух. Безумное, нечеловеческое выражение исказило ее черты.

— Даемон открыл рот, но не издал ни звука. Нож застрял у него в груди. Я видела — он понял, что его провели. Он был в ярости. Но потом его глаза стали пустыми. Он упал на меня. Он был мертв.

Рэйко и мечтать не могла о более подробном признании.

Госпожа Янагисава отшатнулась, словно от трупа, который валился на нее.

— Я оттолкнула его и встала. Он всю меня залил кровью.

Она булькнула, сглатывая ком, вставший в горле. Потерла руки одну о другую, отряхнула кимоно, словно чувствуя теплую, липкую влагу крови Даемона.

— Я спрятала пятна под плащом и шалью. Потом выбежала через потайной ход к паланкину. Залезла к Кикуко, и мы поехали прочь.

Вскоре после этого люди канцлера, которые следили за госпожой Янагисавой, оповестили полицию, что Даемон мертв.

— Меня затрясло. Я никак не могла уняться. — Госпожа Янагисава задрожала. — Меня рвало, пока в желудке ничего не осталось.