Губкин - Яков Кумок

То были названия промыслов Азербайджана; и оттуда приходили плохие вести. В сентябре восемнадцатого связь с Баку прервалась; вскоре, однако, проникли сведения о трагических событиях, развернувшихся там: захвате власти контрреволюционерами, затем интервенции англичан… Город воистину обречен был быть знаменитым своей нефтью и страдать из-за нее. Добыча резко падала, и это сильно беспокоило Губкина. Казалось, наоборот должно быть: меньше достается врагу, но ведь никто не сомневался в освобождении, а остановка эксплуатации грозила катастрофой.

Подводя итоги летней навигации 1920 года (статья «Боевые задачи на нефтяном фронте», в ней говорится о рейсах нефтеналивной Волго-Каспийской флотилии), Губкин припомнил случай из недавней практики: в 1905 году в результате стачек и пожаров на промыслах приостановилась добыча; потом до прежнего уровня ее так и не удалось поднять. Многие скважины погибли, их залила вода.

Вечные сопутчики и соседи по подземным пластам — нефть и вода — в естественных условиях залегают в тонко скоординированных соотношениях, нарушаемых самым фактом вторжения бурового долота; важной заботой для буровика всегда является ограждение водоносных горизонтов от нефтеносных, дабы случайно не смешать в глубине «добро и зло». Бакинские миллионеры не слишком тяготились сией заботой — они гнались за фонтаном, сулившим мгновенный барыш. При непрерывной добыче (тартании) процент выкачиваемой вместе с нефтью воды небольшой; если скважина оказывается заброшенной, то процент резко возрастает. Например, в июне 1920 года в Бала-ханском районе он составлял 81,9, в Сабунчинском 83,3, в Романинском 79,2 процента.

Это уже добыча не нефти, а воды. «Не должно быть сюрпризом, что значительную часть скважин не удастся вернуть к эксплуатации, — писал хорошо знавший бакинские промыслы Н. Смирнов, — так что материалы и труд, затраченные на проведение этих скважин, окажутся погибшими». Такое же «угрюмство в видах» сквозит во многих статьях; проблема больно задевала всех специалистов и живо обсуждалась в печати и на собраниях. Речь-то шла о том, быть или не быть Баку! Баку, черт подери, жемчужине России! Жемчужина могла быть непоправимо испорчена, исцарапана…

В крайнем пессимизме крылась политическая подоплека. Англичане оправдывали интервенцию неспособностью Советов отвратить водяную беду. Они торопливо ремонтировали трубопровод, ведущий в Батум, откуда можно было транспортировать превосходную нефть и лучшее в мире русское смазочное масло морским путем через Босфор, Дарданеллы и Гибралтар. «Вопрос об обводнении промысловых площадей, — говорил проницательный и осведомленный Губкин на первом съезде нефтеработников 10 января 1922 года, — есть вопрос не только узкоспециальный, вопрос практического характера, но он имеет и некоторую политическую окраску. Вокруг этого вопроса скрестили шпаги представители двух или, может быть, нескольких противоположных мнений».

В апреле 1920 года Азербайджан был возвращен в строй советских республик. 30 апреля в Баку прибыл с чрезвычайными полномочиями старый большевик, знакомый Владимиру Ильичу еще по эмиграции, А.П. Серебровский (и, между прочим, обязанный Ленину высшим техническим образованием. В 1908 году, бежав с каторги, Александр Павлович очутился в Бельгии; здесь по настоянию Ильича поступил в высшее техническое училище и через четыре года получил диплом инженера-механика). Военному командованию вменялось в обязанность оказывать ему широкое содействие, наркому продовольствия передавать с ссыпных пунктов продовольствие на сто пятьдесят тысяч едоков. Мандат предоставлял Серебровскому право предавать суду Ревтрибунала виновных в невыполнении его распоряжений.

Прежде всего надо было организовать поставку нефти в Москву, задыхающуюся от топливного голода. В Баку ее хранилось несколько сот тысяч пудов — в так называемых промысловых амбарах — прямо под открытым небом. Приемкой и распределением ее в столице ведал Губкин. Кроме того, как обычно, он занимался и тысячью других дел, в частности составлением научного проекта восстановления бакинской промышленности. Серебровский в своих воспоминаниях так оценил его уже упомянутую докладную записку Владимиру Ильичу:

«Документом, которым Владимир Ильич особенно заинтересовался, была записка тов. Губкина, относившегося к развитию нефтяной промышленности гораздо более трезво, чем Л.Б. Красин (Красин в общем настроен был пессимистически и выход усматривал в предоставлении концессий. — Я. К.). Он доказывал, что катастрофы сейчас нет, но положение дел таково, что действительно нефтяной промышленности грозит неминуемая гибель, если не будут в срочном порядке приняты меры, предупреждающие надвигающуюся катастрофу. Губкин указывал на огромное количество бездействующих скважин, которые грозят месторождениям нефти обводнением. Он объяснял, почему это происходит, и говорил, что нужно сейчас же увеличить количество эксплуатируемых скважин, чтобы таким путем бороться с угрозой обводнения… Таким образом, тов. Губкин намечал два пути улучшения работы Бакинских промыслов: во-первых, увеличение числа эксплуатируемых скважин и доведение до возможного минимума бездействующих и, во-вторых, расширение бурения, умелое использование всех сил для этого».

Первый Всероссийский съезд нефтеработников (январь 1922 года) принял губкинский план восстановления; он был признан наиболее практичным и научно обоснованным. В постановлении осталась губкинская формулировка: «Съезд считает необходимым принятие самых энергичных мер по возможному ограничению числа бездействующих скважин; кроме того, признает, что в первую очередь меры борьбы должны быть приняты в отношении к частям месторождений наиболее богатым, но уже обладающим признаками обводнения» (Центр, гос. архив Октябрьской революции, ф. 6880, оп. 1, д. 178, лл. 1 — 10, 1922 г.).

В июле 1921 года Совет Труда и Обороны направляет в Баку и Грозный комиссию; в нее входит, конечно, и Губкин. Наконец он едет в Баку, по которому соскучился! Он взволнован и робеет; так страшит встреча с давним другом, который за годы разлуки перенес много несчастий, тягот, вероятно изменивших его, состаривших…

То, что увидел Губкин воочию, было хуже всяких недобрых предположений.

«…до какой степени разрушения дошли Бакинский и Грозненский нефтяные районы. Старые знаменитые промысловые площади — Балаханы, Сабунчи, Раманы и Биби-Эйбат представляли кладбище, на них еле теплилась нефтяная жизнь. Добыча остановилась…»

В Новогрозненске, куда поехал он после Баку, довелось ему видеть последствия поистине чудовищного пожара, длившегося два года. В ноябре 1917 года подожжены были бандитами нефтяные хранилища. Пламя захватило вышки, самое землю, ее недра, взвилось в стратосферу; то был протуберанец! Доведись сфотографировать его космонавту из ракеты, на его карте наверняка появилось бы обозначение «вулкан». В гарь обратилось два с половиною миллиона тонн нефти! Пожар сам собою затих весной 1919 года.