Амбивалентность. P.S: Я научу тебя любить - Ингрид Ельская

и нет? Может, хоть так смогу отвлечься от своих мыслей. Тем более нам было о чем поговорить.

***

– Почему на твоей машине? – спросила я, когда увидела, что Ильяс проводил меня к чужому авто.

– Не хочу, чтобы нас отслеживали, – пояснил он и открыл дверцу с пассажирской стороны.

Я рефлекторно дотронулась до часов, на которых стоял маячок, но ничего не стала говорить. Уже во время поездки решила, что скажу, будто сама попросила Ильяса прокатиться по ночному городу, чтобы хоть как-то развеяться. Впрочем, мне вряд ли поверили бы. После произошедшего выходить из дома было запрещено. Приказ Назара. Никто не пояснял причину такого решения, но я и так знала: все дело в недавнем нападении.

Я наблюдала за тем, как уверенно Ильяс вел автомобиль. Как плавно переключал передачи, как красиво смотрелись его руки с проступающими венами на рулевом колесе. Как спокойно он объезжал другие машины, создавая атмосферу умиротворения, но в то же время уверенности в завтрашнем дне. Рядом с ним было уютно и безмятежно. В прошлом мы часто так катались по городу. Могли часами кружить по улицам, после чего обязательно парковались в безлюдном месте и еще долго целовались, целовались, целовались…

Я сильно его любила. И это чувство не угасло до сих пор. Только страх и все то, что навалилось на меня за последнее время, не давали разобраться в эмоциях. Мне так хотелось покоя, как раньше. Как в прошлом, когда я жила с родителями.

Прокатившись по городу, Ильяс свернул с улицы и припарковался в одном из дворов. Отстегнул ремень безопасности, предварительно заглушив двигатель, и повернулся ко мне.

Я вжалась в кресло, чувствуя, как нарастает волнение. Флешбеки атаковали и не давали вернуться в реальность. А в ней, в настоящем времени, Ильяс взял осторожно мои ладони в свои и поцеловал пальцы, всматриваясь в глаза. Как раньше. Как в моей прошлой жизни.

– Теперь можем поговорить, – он впервые за все время подал голос. До этого мы катались в полной тишине. Даже музыку не включали.

– Давай поговорим, – наши пальцы переплелись, и парень усилил хватку, снова касаясь губами моих рук, отчего по всему телу разлилось нежное тепло.

Я прикоснулась к лицу Ильяса и начала осторожно изучать его. Он прикрыл глаза и улыбнулся, на щеках появились соблазнительные ямочки, которые так мне нравились. Я провела большим пальцем по родинке на щеке, обводя контур нижней губы, немного оттягивая ее. Ильяс поймал мой палец губами и поцеловал его, слегка прикусывая, переходя с поцелуями на внутреннюю сторону ладони. Затем приложил мою вторую руку к своей груди и снова посмотрел на меня:

– Я за тобой вернулся, Мышонок. Хочу забрать тебя из этого пекла. Тебе здесь не место. Ты создана для другого.

– Для чего? – еле слышно спросила я, чуть дыша. Так, словно боялась спугнуть мгновение.

– Быть любимой. Ты же мой маленький Мышонок, о котором нужно заботиться, – он снова начал целовать мои пальцы, – мне больно смотреть на тебя, такую загнанную и испуганную. Поехали со мной.

– Не могу, Ильяс, – я покачала головой и скривилась, сдерживаясь, чтобы не заплакать, – он найдет нас и убьет. От него не убежать и не скрыться.

– Я найду способ спрятать нас. Ты веришь мне?

– Верю, но Захар… – я задышала ртом, – не могу… не могу оставить его безнаказанным…

– Забудь о мести! Она разрушительна! Оставь прошлое позади. Я предлагаю тебе сейчас начать все заново. Только ты и я. Как мы и хотели. Мышонок, неужели ты не хочешь?

Он обнял мое лицо ладонями и притянул к себе. Оказался так близко, что у меня перехватило дыхание. Я облизнула губы, смотря в родные карие глаза, утопая, теряясь в них. А когда парень коснулся меня поцелуем, зажмурилась, борясь с дрожью, пронзающей все тело. Ильяс ласкал мягко, аккуратно, смакуя и наслаждаясь. Я приоткрыла рот, позволяя влажному языку проникнуть внутрь и начать неторопливо нежить мой язык и небо, заставляя сердце учащенно биться, а душу – стонать от удовольствия.

Уже через мгновение я постанывала ему в рот, шепча, как скучала и как мне его не хватало. Зарывалась пальчиками в его волосы, притягивая к себе. Он мой, самый нежный, родной… Мой Ильяс, который готов на все, чтобы я была счастлива. До безумия любимый мужчина, с которым я так хотела быть рядом. Готова была умереть за него и не хотела жить, когда узнала, что его больше нет. А сейчас он здесь и предлагает уехать. Забыть весь этот кошмар и наконец стать счастливой.

– Мой Мышонок, как же я люблю тебя, – сбивчиво шептал он, прикусывая губы.

– Еще, скажи еще раз, – просила я, упиваясь этими словами, которые мне никогда не говорил муж.

– Люблю, люблю тебя. Сине үлеп яратам. (я до смерти люблю тебя, татарский).

– Подожди, – я попыталась отдышаться и отстранилась, – Ильяс, ты говорил, что был в тюрьме. Расскажи. Расскажи мне все, что с тобой было за это время.

Он нехотя откинулся на сиденье и положил руки на руль. По тому, как пальцы постукивали по поверхности, было заметно, что он нервничает. Но Ильяс сам предложил поговорить. Я должна знать правду.

– Я приехал к сестре, – начал он и сжал руки в кулаки, – ее сильно избили. Она мне еще по телефону сказала, что мне передавали привет. И надо сказать, что меня ждали. Как только я вышел из больницы, ко мне сразу подошли ребята и… Камил, – он повернулся ко мне: – Ты же знаешь, я никогда не буду поджимать хвост. Подрался, да. Но я не знал, что один из них окажется полицейским и меня закроют на три недели. Я бы и дольше там просидел, пока ко мне не пришел один человек и не объяснил, что со мной будет дальше, если я не откажусь от тебя.

– Что? – я подскочила в кресле, не веря в услышанное.

– Твой отец избил мою сестру, подослал людей и посадил меня за решетку. Мне удалось связаться с человеком, который помог выбраться, и я приехал в город. Но к тебе подступиться не смог. Дальше ты все знаешь.

– Ты хочешь сказать, что мой отец попросил, чтобы Инзилю избили? – я не верила своим ушам. Папа не мог. Он не такой.

– Мне неприятно говорить тебе об этом, но это так, Мышонок, – грустно сказал Ильяс.

Я уставилась на свои ладони. Не из-за Назара я стала такой жестокой. Это у меня в крови. От отца. В голове снова промелькнули злобные глаза того человека в маске, которого я