Просто волшебство - Мэри Бэлоу

– Полагаю, – заговорил виконт Уитлиф, устроившись рядом с Сюзанной на скамейке, – нам следовало прийти сюда с большим запасом носовых платков. Тогда мы могли бы, роняя их, отмечать пройденный путь. Вы знаете, как отсюда выйти?

– Нет! – рассмеялась Сюзанна.

– Слава Богу, – сказал он, снова завладевая ее рукой, – что нас здесь не поджидает семиглавое чудовище или что-то в этом роде.

В тишине парка Сидней-Гарденз, в центре лабиринта, ничего не стоило забыть об окружающем мире, неизбежном течении времени, эфемерности дружбы между мужчиной и женщиной – и очень просто поверить в абсолютное совершенство мгновения.

Они просидели молча, должно быть, минут пять, а может, и все десять. Но из опыта прежних встреч они уже знали, что порой слова не нужны. Они умели общаться без слов.

Через какое-то время Сюзанна осознала, что ее плечо прижато к плечу виконта, их бедра слегка соприкасаются, а ее правая рука без перчатки, которая непонятно каким образом оказалось у нее на коленях, покоится в его руке.

Наконец виконт Уитлиф, сделав глубокий вдох, медленно выдохнул.

– Жаль, что я в детстве не бунтовал против чрезмерной опеки, – произнес он. – Да и возможно ли это было? В моих ли силах? Жаль, что мы с вами не подружились еще в детстве. Я знал вашего отца, но не вас. Если б только мы с вами тогда были знакомы, если б только мне сообщали о происходящем в моем доме и вокруг, даже когда я находился в школе, возможно, я мог бы поддержать вас после смерти вашего отца. Хотя вряд ли я смог бы вас утешить. Именно ему этого не удалось бы никогда.

– Рано или поздно каждый переживает тяжелую утрату, – сказала Сюзанна. – Эта участь не минует даже детей. У меня это в прошлом.

– Сюзанна… – Виконт Уитлиф зубами стянул другую перчатку и, сжав руку Сюзанны, обнял ее за плечи. – Я разговаривал с Тео Маркемом, когда был дома. Я знаю о вашем отце.

Сюзанна хотела было подняться, чтобы высвободиться из его объятий, но так и осталась неподвижно сидеть. Что нового мог рассказать ему Теодор Маркем?

– Я не считаю его поступок смертным грехом, – поспешно заявила Сюзанна. – Мне нет дела до того, что говорит по этому поводу церковь. Я не согласна с ее запретом хоронить самоубийц по-христиански. Бог, обрекающий на вечные муки человека, доведенного до самоубийства другими, которые имеют возможность жить дальше и каяться, замаливая свои грехи, был бы в высшей степени несправедлив и безжалостен. Если б Господь был таким, я бы стала убежденной атеисткой.

– Вы думаете, вашего отца довели до самоубийства? – спросил виконт Уитлиф.

Сюзанна ждала, что он скажет дальше, но он молчал.

– Кто знает? – отозвалась она. – Он унес свои тайны с собой в могилу. Но ведь теперь это не важно, не так ли? Он обрел покой. Во всяком случае, я на это надеюсь.

Сюзанна до сих пор, уже став взрослой, порой чувствовала на него обиду. Она так и не простила отца за то, что он предпочел ей вечный покой.

– Мне очень жаль, – сказал виконт Уитлиф. – Я его любил. Он частенько занимал нас с Тео. Мне и вообразить не под силу, как вы страдали, потеряв его.

Он, разумеется, не мог знать, какую боль причиняли его слова Сюзанне. Она всегда подозревала, что отец мечтал о сыне. Он никогда не был с ней резок. Напротив, он, казалось, любил ее. Однако занимался с ней крайне редко.

Ей всегда не хватало отцовского внимания. И Сюзанна подумала, что, возможно, именно неизбывная тоска по родительской любви вчера вечером дала ей силы сказать виконту Уитлифу «нет». Ибо она хорошо помнила, каково это – чувствовать, что обожаемый тобой человек, тот, от которого зависишь, кому должна хранить верность и подчиниться, принадлежит тебе не всецело.

– И не надо, – сказала она, когда виконт Уитлиф поднес ее руку сначала к губам, а потом прижал тыльной стороной к своей щеке. – Ни к чему взваливать на себя чужое бремя. Это позволительно лишь близким людям. Мое бремя – это мое бремя, и я до сих пор несу его на себе. Мне посчастливилось выжить и даже неплохо устроиться в жизни.

Виконт Уитлиф, закрыв глаза, склонил голову, продолжая обнимать Сюзанну. Их сцепленные руки снова легли ей на колени.

– Почему вы сбежали? – спросил Уитлиф.

– Меня не пустили к нему, – ответила Сюзанна. – Они собирались похоронить его за церковной оградой. И не знали, что дальше делать со мной. Я стала для них обузой. И потом, я не их круга… я вообще, если уж на то пошло, сама по себе. Они не знали, куда меня пристроить. И я предпочла уйти сама, не дожидаясь, пока они от меня избавятся. Мне захотелось самой распоряжаться своей судьбой.

– Что навело вас на мысль, будто они хотят от вас избавиться, – спросил виконт Уитлиф, – что вы стали для них обузой?

– Я слышала, как это сказала леди Маркем, – объяснила Сюзанна. – И я не ошиблась, я все правильно поняла: обуза – значит «неприятная забота». А она употребила в отношении меня именно это слово, прибавив, что я не могу у них оставаться.

– И тем не менее, – продолжал Уитлиф, – они вас потом еще долго искали.

– Это вам сказал Теодор? – спросила Сюзанна.

– Тео тогда был в школе, – ответил Питер. – Как и я. Мне это сказали леди Маркем и Эдит. Не далее как нынче утром.

Сюзанна вся подобралась, но уже в следующий момент напряжение ее отпустило, она склонила голову виконту Уитлифу на плечо и прикрыла глаза.

– А! – произнесла она. – Стало быть, вы их тоже заметили. Или это они увидели вас. Вы им сообщили, где я живу?

– Нет, – ответил Питер. – Это не мой секрет, если это секрет.

– Я не хочу их видеть, – заявила Сюзанна.

– А как они к вам относились? – поинтересовался Питер.

– Очень хорошо, – ответила она. – Мне теперь кажется, даже слишком. Ибо я из этого ошибочно заключила, что я для них своя. Порой, когда Эдит забиралась к матери на колени, я делала то же, и леди Маркем никогда не выказывала недовольства, независимо от того, насколько странным ей это, должно быть, казалось. Эдит была мне почти как сестра. Дети не понимают, как непрочно основание, на котором зиждется их размеренное существование. Это и к лучшему, поскольку большая часть детей успевает вырасти, прежде чем это основание разрушится. Но я не желаю больше говорить об этом. Мне хочется просто наслаждаться сегодняшним днем.

– Мне жаль, – вздохнул Питер. – Право, очень жаль.

Они снова погрузились в молчание. Как все же приятно, думала Сюзанна, чувствовать на своих плечах мужскую руку, касаться щекой его широкого плеча и держаться с ним за руки! Она могла бы привыкнуть к этому. Как было бы хорошо переложить свои заботы на сильные плечи мужчины, спрятаться за его могучей спиной!

И как легко впасть в заблуждение, вообразив, будто нет ничего желаннее добровольного отказа от своей независимости и от самой себя!