Миклухо-Маклай. Две жизни «белого папуаса» - Даниил Тумаркин

Между тем безнадежное положение Боя и частое нездоровье Ульсона не укрылись от внимания Туя и других островитян, приходивших в Гарагасси. Туй предупредил: когда тамо русс останется один, люди из Бонгу и Гумбу придут в Гарагасси и убьют Маклая. Путешественник сделал вид, что отнесся к этому предупреждению как к шутке, заявив, что ни Бой, ни Ульсон не умрут, но усилил меры предосторожности, предположив, что «мои соседи толковали об этом на днях, иначе Туй не поднял бы старого вопроса о моем убиении»[447].

Одновременно Николай Николаевич задумал припугнуть папуасов. Еще в октябре он заметил, что он сам и его хижина «производят на туземцев какое-то особенное чувство», и позднее пришел к выводу, что «туземцы считают меня и в некоторой степени Ульсона сверхъестественными существами»[448]. Миклухо-Маклай решил подкрепить и использовать эти чувства, так как они могли обеспечить ему определенную безопасность и непререкаемый авторитет, а значит, и более благоприятные условия для научных исследований. Вечером 7 октября, когда мимо его мыска проплывали две лодки с рыбаками, приманивавшими рыбу с помощью факелов, он зажег фальшфейер. «Эффект был очень удачен, — записал путешественник в дневнике, — и на моих папуасов произвел, вероятно, сильное впечатление: все факелы были брошены в воду, и когда после полуминутного горения фальшфейер потух, пирог и след простыл»[449]. Впоследствии, когда Николай Николаевич научился объясняться на местном языке, он узнал, что один из рыбаков, житель Горенду, заметив яркий белый свет, так испугался, что бросился в деревню, где объявил, что увидел у хижины Маклая «огонь с луны». «С этого времени, — рассказывал в 1882 году Миклухо-Маклай, — сначала в ближайших деревнях, а потом и в более отдаленных стали звать меня "человеком с Луны". <…> Это-то случайное обстоятельство окончательно утвердило в мозгу туземцев убеждение в моем сверхъестественном происхождении, первоначальные зерна которого брошены были, вероятно, моим неожиданным появлением среди них»[450].

Бой умирал в страшных мучениях. Смерть наступила 13 декабря. Миклухо-Маклай не хотел, чтобы о смерти юноши узнали папуасы, так как это расходилось с его заверениями, а главное — могло подорвать убеждение в сверхъестественных свойствах Маклая и его спутников. Поэтому путешественник решил похоронить Боя тайно, под покровом ночи, в бухте, где его тело быстро станет добычей акул. Несмотря на трагизм положения, в Николае Николаевиче проснулся патологоанатом. Он вспомнил обещание прислать гортань темнокожего человека, данное профессору Гегенбауру, и, приготовив анатомические инструменты и склянку со спиртом, «вырезал гортань с языком и всей мускулатурою»[451]. Затем Миклухо-Маклай с помощью трясущегося от страха Ульсона перетащил мешок с телом Боя к шлюпке, вложил в мешок несколько тяжелых камней и приготовился на веслах отойти от берега, чтобы отправить умершего юношу в «сырую могилу». Однако в этот момент вблизи от них в бухте появились 11 рыбацких каноэ с факелами. Николай Николаевич пережил несколько тревожных минут. Но свет факелов не достиг берега с притаившейся шлюпкой. Рыболовы вскоре обогнули мысок и скрылись из виду, так что тамо русс смог осуществить задуманное[452].

На следующий день Туй и несколько других папуасов, пришедших в Гарагасси, справлялись о здоровье Боя и уговаривали отпустить его для излечения в Гумбу. «Чтобы отвлечь их мысли от Боя, — записал Миклухо-Маклай, — я вздумал сделать опыт над их впечатлительностью». Путешественник поджег налитый в блюдечко спирт, выдав его за обычную воду, и затем брызнул им с веранды дома на лестницу и на землю. Папуасы были несказанно поражены этим, по их мнению, волшебством, убежали, но вскоре вернулись целой толпой. Среди них были жители близлежащих деревень и их гости с прибрежных островков. Туй от имени собравшихся попросил повторить возжигание воды. «Когда я исполнил эту просьбу, — говорится в дневнике, — эффект был неописанный: большинство бросилось бежать, прося меня "не зажечь моря"»[453].

Убедившись в отсутствии Боя в хижине тамо русс, папуасы 16 декабря спросили Маклая, куда делся этот юноша. «Не желая говорить неправду, — записал Николай Николаевич, — не желая также показать им ни на землю, ни на море, я просто махнул рукой и отошел. Они, должно быть, решили, что я указал на горизонт, где далеко-далеко находится Россия. Они стали рассуждать и, кажется, под конец пришли к заключению, что <…> Бой отправлен мною в Россию и что я дал ему возможность перелететь туда»[454]. Можно предположить, что папуасы пришли к такой мысли, — если они действительно к ней пришли, — не без влияния «чудес», явленных Миклухо-Маклаем.

Авторитет тамо русс значительно возрос. К нему стали приходить жители окрестных селений с просьбой излечить их от разных болезней. 11 января 1872 года Маклая впервые пригласили посетить Бонгу. На сей раз путешественник смог спокойно осмотреть деревню, зарисовать и описать семейные хижины и клановые мужские дома, обменяться подарками с бонгуанцами, которые, однако, по-прежнему не решились показать ему своих жен и детей. Положительный сдвиг, наметившийся в отношениях с папуасами, был омрачен, как уже упоминалось, чередой изнурительных приступов малярии, которые — несмотря на героическое сопротивление путешественника недугу, — то и дело выбивали его из колеи. Разгул «болотной лихорадки», недружелюбная замкнутость большинства местных жителей, кажущаяся недоступность горных цепей привели Николая Николаевича в конце января к мысли, закопав в условленном месте дневники, метеорологический журнал, заметки и рисунки, «отобрать часть вещей, нагрузить ими оставленную мне шлюпку и отправиться далее по берегу искать более благоприятного пристанища и более гостеприимных жителей». Но при осмотре выяснилось, что шлюпка, стоявшая долгое время на якоре возле кораллового рифа, проедена червями, сильно течет и вряд ли пригодна для дальнего, может быть, плавания[455]. Миклухо-Маклай оказался на распутье. Но тут произошел несчастный случай, который послужил поворотным пунктом в истории отношений путешественника с папуасами. Как уже случалось в жизни нашего героя, вышло по пословице: «Не было бы счастья, да несчастье помогло».

«Тамо русс — тамо билен»

Утром 16 февраля 1872 года, когда Николай Николаевич вместе с Ульсоном занимался починкой шлюпки, прибежал житель Горенду, который сообщил, что Туй сильно ранен упавшим деревом и призывает на помощь тамо русс. Взяв перевязочный материал и хирургические инструменты, путешественник поспешил в деревню. У Туя на голове, немного выше виска, оказалась большая рваная рана. Вот когда пригодились медицинские познания, полученные в Йене! Ученый обрезал слипшиеся от крови волосы, промыл и перевязал все еще кровоточащую рану. Через день рана сильно нагноилась, лицо опухло. Миклухо-Маклай подолгу сидел возле циновки с раненым другом, применяя все доступные ему средства тогдашней медицины, не располагавшей еще сколько-нибудь эффективными антисептическими препаратами. На пятый день нарыв созрел; в течение нескольких часов Николай Николаевич прикладывал припарки из льняного семени, чтобы вызвать отток гноя из раны. Ему это удалось, после чего больной пошел на поправку.