Демон Жадности. Тетралогия - Юрий Розин

— Ну давай, свинорылый, покажи, что можешь!

Компания навалилась на него и я, наблюдавший за ситуацией со стороны, готовый в любой момент вмешаться, используя вытатуированные артефакты, мог с удовольствием наблюдать за крайне умелой совместной работой шестерки.

А с учетом того, что в его теле оказалась мана, прошедшая через «Сотню порезов», которую пьяный дебошир вряд ли сумел бы вывести самостоятельно и вообще понять, почему именно каждый удар противника ощущается как перелом, не прошло и минуты, как проклятья и угрозы сменились мольбами и воплями агонии.

В конце концов толстяк банально упал на колени и поднял руки в жесте мольбы.

— Пожа-а-алуйста… — он захлебывался соплями. — Я… я больше…

Я сделал три шага вперед. Моя правая рука описала короткую дугу. Удар в точку под затылком, усиленный половиной моей маны оказался достаточно сильным, чтобы свалить ранг Сказания. Его глаза закатились, и двухсоткилограммовая туша рухнула лицом в лужу, подняв фонтан брызг.

###

Дебошир застонал, его веки дрожали. Когда глаза наконец сфокусировались, он увидел себя прижатым к холодной кирпичной стене в узкой подворотне.

Хамрон стоял перед ним, скрестив мускулистые руки. Лунный свет выхватывал из темноты его оскаленные зубы.

В руках парень держал меч, за которым успел сбегать обратно в ресторан, также сообщив администрации, что проблему с дебоширом мы решим сами и вызывать стражу не обязательно. По идее это было незаконно, но администратор с легкостью пошел нам навстречу в благодарность за спасение их певицы.

— Проснулся, свинорылый? — Хамрон щелкнул пальцами перед самым носом дебошира. — Пора поговорить по-мужски.

Я медленно достал из внутреннего кармана свернутый пергамент, развернул его, давая толстяку рассмотреть восковую печать Коалиции.

— Видишь эту печать? — я провел пальцем по еще теплому воску. — Наше с ребятами сегодняшнее приобретение. Через десять дней мы отправимся в дивизионные Руины Коалиции, так что можешь нам не угрожать. К тому же сейчас один из моих друзей… — я сделал театральную паузу, — направляется в рекрутационный центр. С твоими документами.

Дебошир заморгал, его потное лицо покрылось мелкими красными пятнами. Он схватился за нагрудный карман, но там, разумеется, было пусто.

— После подачи заявки и зачисления на службу, — я продолжил, складывая пергамент, — неявка считается дезертирством. А наказание — тюрьма. В лучшем случае.

Его зрачки расширились, став почти черными на фоне мутных белков.

— Двадцать тысяч золотых, — я отступил на шаг. — И клятва, что больше ни одна девушка не пожалуется на тебя. Иначе другой мой друг никак не успеет догнать первого и остановить его от подачи заявки.

— Это же нарушение всех регламентов! — его голос дрожал от ярости. — Заявления подаются только лично, с проверкой документов! Ваш бред никто не примет!

— Ты прав, — кивнул я. — Но у нас есть знакомый инструктор, который сегодня должен дежурить в рекрутационном центре. — Когда мой друг расскажет ему, как ты пытался изнасиловать девушку, уверен, он будет готов пойти на небольшое должностное преступление, одобрив заявку без твоего личного присутствия. Ведь как можно не одобрить заявку от ярого сторонника Коалиции, желающего как можно быстрее присоединиться к ее рядам, несмотря даже на то, что не в состоянии, в силу обстоятельств, явиться в центр лично.

Дебошир скрипнул зубами так, что скулы побелели. Его глаза метались между моим документом и лицами окружавших его людей.

— Чёртовы вымогатели… — наконец выдохнул он, плечи его обмякли. — Ладно. Двадцать тысяч.

— Идем в банк, — кивнул я. — Все вместе. Один неверный шаг — и меньше чем через две недели ты окажешься либо новобранцем в казарме, либо дезертиром за решеткой.

Мы двинулись плотной группой, окружив дебошира.

Ночное отделение банка встретило нас ярким электрическим светом и кислым лицом клерка. Дебошир, бормоча проклятия, заполнял бланк выдачи средств. Когда толстая пачка купюр наконец оказалась у меня в руках, я пересчитал каждую банкноту под одобрительным взглядом Хамрона.

— Рад был познакомиться, — я спрятал деньги во внутренний карман.

— Да пошёл ты! — вырвалось у него, но в голосе уже не было прежней уверенности. — Документы верните!

— Завтра придешь в «Ржавый якорь», — мой голос звучал спокойно, почти дружелюбно. — Извинишься перед певицей и оплатишь весь ущерб. Каждую разбитую тарелку. Каждый испорченный вечер. Тогда получишь свои документы обратно.

Его глаза метались между мной и окружавшими его людьми, скулы двигались, будто он мысленно пережевывал варианты ответа. В конце концов он лишь резко выдохнул, развернулся и заковылял прочь, хромая на простреленную ногу.

Когда его фигура скрылась за поворотом, я достал из внутреннего кармана его документы — толстый кожаный бумажник с золотым тиснением, внутри которого аккуратно лежали удостоверение артефактора, банковские чеки и несколько писем на парфюмированной бумаге.

— Знаете, — я перебирал бумаги, — может, все же стоит отправить его служить? Десять лет в строю, марш-броски в шесть утра, дисциплина… — Я щелкнул пальцами. — Как рукой снимет всю эту дурь.

Хамрон скривился, скрестив руки на груди:

— Ты слишком мягок. Такому отбросу место в каменном мешке, а не в армии.

— Или еще где похуже.

— Ну, мы ведь остановились его, прежде чем он успел что-то сделать. Так что, думаю, войска Коалиции с него будет достаточно.

Ребята злорадно засмеялись.

— Позволишь я позабочусь обо всем? — спросил Ларс.

— Пожалуйста, — кивнул я, отдавая ему бумажник толстяка. — А теперь давайте разделим деньги.

Хамрон резко мотнул головой:

— Не надо.

— Да брось, — Корвин махнул рукой. — Мы не нищие, к тому же делали это все не ради денег. Оставь себе.

— Верно, — кивнула Бьянка. — Это твоя добыча. Ты все организовал.

Отказываться я не стал. Это все-таки были двадцать тысяч.

###

Десять дней спустя мы стояли на задымлённой пристани, где уже толпились остальные рекруты, которые должны были отправиться вместе с нами на одном корабле. Около пятидесяти человек, прошедших отбор.

Хамрон и его друзья перебрасывались шутками, но я видел, как их глаза бегают по корпусу корабля Коалиции.

— По номерам на бирках! — рявкнул седой инструктор в синем мундире. — Первые двадцать — на нижний ярус, следующие двадцать — на средний, остальные — на верхнюю палубу! Быстро, черти!

Я посмотрел на свою бирку — «47». Хамрон, стоявший рядом, показал свою — «49». Корвин дернул плечом:

— Нам повезло. Верхняя палуба — там и вид лучше, и не так трясёт.

Мы поднялись по дрожащей сходне, заняли места.

Корабль дрогнул и плавно оторвался от земли. Я прислонился к холодному борту, наблюдая, как город внизу превращается в игрушечный. Где-то там, за горизонтом, ждали Руины тридцать пятой дивизии армии Коалиции — и моя новая жизнь.

С учетом денег, что у меня остались после продажи артефактов контрабандистов, тех денег,