Грабеж – дело тонкое - Вячеслав Денисов

Сорвав со своего тела устройство, она швырнула его в мою сторону. Я знаю, что после случившегося, теперь, когда мы вдалеке от моих преследователей, диктофон этот не имеет никакого значения, однако природная упрямость заставляла меня довести до конца однажды возникшую в моей голове идею. Выдернув шнур, я оторвал от него головку микрофона и швырнул в реку. Вынув кассету, размотал пленку и поднес к ней язычок зажигалки. Не дожидаясь, пока пламя обожжет мне руку, я опустил факел в воду вместе с миниатюрным диктофоном. Вот и все. Теперь между нами нет никаких неясностей.

– Мы будем вместе? – спросила она, видя, что я закончил свои манипуляции.

– Зачем тебе это? Я отдам тебе то, что ты заработала, и мы разойдемся. Чем тебя взяли менты?

– Тем же, что и тебя. Наступил момент, когда я забыла о том, что того, кто захочет разбогатеть за неделю, повесят в течение одного месяца. Мне об этом напомнили и поставили на место. Для того чтобы скинуть с грядущего срока хотя бы его четверть, я согласилась на встречу с тобой. Только эти люди, в отличие от тебя, не знали, что я ветер, гуляющий в кронах деревьев...

Я снова взялся за весло. Через пять или шесть минут мы причалили к берегу.

– Я вот о чем хотел спросить тебя, Викуша... – Решив не терять времени, я схватил лодку и потащил ее к деревьям. – Если ты так хорошо знаешь их планы, то должна знать и главное. Я одного не могу понять. Как они догадались, что Решетуха – это Сутягин, а Сутягин – это я?

Она обессиленно опустилась на песок и стала делать то, чем займется женщина сразу после кораблекрушения – приводить в порядок прическу.

– Тебе бы билеты не стоило разбрасывать где попало, – сказала она, собирая волосы в пучок на затылке. – Твоя поездка в Новосибирск, которую подтверждали железнодорожные билеты в карманах куртки, совпали по времени с тем моментом, когда Решетуха отсутствовал на одном из процессов в суде. Зачем оставлять дома, предполагая, что квартиру будут шмонать, такие опасные бумажки, Рома? Твой главный преследователь просто сделал предположение, а на поверку оказалось, что он прав. Кстати, какой черт тебя носил в столицу Сибири?

– Мне позвонили из агентства недвижимости, сказали, что покупатель на квартиру нашелся. Несколько дней я потратил на сделку, после чего вернулся.

– То есть теперь для ментов до тебя нигде подступов нет?

– Нигде, – вздохнул я, ощущая на поясе давление пистолета. Просто удивительно, что во время моего купания он не выскользнул из-за ремня. Наверное, дело в том, что джинсы в обтяжку...

Вика встала и стряхнула с себя прилипший песок и сосновые иголки.

– Ладно, милый Рома, что будем делать дальше? В пятистах метрах отсюда дорога. Мы пойдем в разные стороны или последуем вместе? Если хочешь знать мое мнение, то спроси о нем...

Зачем мне ее мнение? Полчаса назад я хотел оставить ее здесь, под каким-нибудь деревом, чтобы не было видно ее тела ни с воды, ни с дороги. Через полчаса я почувствовал себя обязанным похоронить ее под одной из молодых сосенок. Десять минут назад во мне зародилась необходимость побыть с ней еще некоторое время. Сейчас же, когда я сижу на этом песке и дышу воздухом, вместо того чтобы стать кормом судакам и сомам, я не понимаю, как раньше это все умещалось в моей голове. Наверное, за событиями последних месяцев я настолько разуверился в существовании бескорыстного к себе отношения, что перестал различать грань, разделяющую истинные чувства от поддельных. Впрочем, о каком бескорыстном отношении я размышляю? Девчонка тянула меня от корабля-убийцы лишь затем, чтобы сбежать самой, и не просто сбежать, а еще снять при этом навар!

Однако едва я об этом подумал, как тут же усомнился в справедливости этого. Викуше было гораздо сподручнее стянуть у меня с плеча ремень сумки и дать мне возможность спокойно погрузиться на дно. Ей не пришлось бы даже марать руки! Уйти от ментов с капиталом... Но она вытащила из воды не сумку, а меня. Не думаю, что у нее было больше одной секунды на размышление. Еще одно мгновение – и мои легкие разодрала бы вода. Вода, от которой у меня ужасно болит грудь.

– Ты не сможешь жить моей жизнью, – говорю я, все еще глупо надеясь на то, что девчонка пойдет вспять.

– О какой жизни ты говоришь? О той, что привела тебя на корабль, который кишел ментами, как солдатская рубаха вшами? О той глупости, которая позволила тебе совершить несколько ошибок и сразу попасть в поле зрения сыщиков? Не смеши меня. Пойдем, я покажу тебе настоящую жизнь.

Из ее речи я выделил главное.

– Я так и не спросил. А как менты оказались на корабле до меня? Черт, я действительно забыл об этом спросить... Вика! Я брал билеты за сутки до отправления судна! И никто не знал о том, что я это сделал!

Она подошла ко мне и протянула руку:

– Вставай. Нас уже ищут. Сообщение о том, что мы сошли, уже в городах. И в Тернове, и в Новосибирске. Не доставляй радость своим преследователям.

Горечь, наподобие той, которую я испытал от последнего глотка текилы, вновь заполнила мой рот. Еще секунда, и я забыл и о боли в легких, и об усталости. Ко мне подкатывало чувство, не сулящее ничего хорошего.

– Значит, менты еще сутки назад знали, где я и что делаю. Они знали, однако не торопились меня брать. Им было нужно... – Опустив руку на пояс, я вперил взгляд в песок. – Им было нужно доказательство моей вины, которое могу предоставить им лишь я. Им мешают понять правду нюансы, которые им недоступны. То, что они имеют относительно меня на сей момент – голая версия... Они подсаживают тебя ко мне с диктофоном, чтобы я тебе это наговорил...

– У меня тоже, Рома, после холодной ванны голова начинает работать гораздо лучше.

– Но, Вика... Если бы ты, по их версии, добилась бы своего и я стащил бы тебя куда-нибудь вниз... Ах, Вика, Вика. – Сглотнув сухой комок, я быстро освободил из-под одежды рукоятку «ТТ». Я сделал это, прекрасно понимая, что теперь все, что я делаю, не имеет никакого смысла. Единственное, что я хотел успеть, – это пристрелить эту тварь. – Ведь в этом случае я нашел бы твой диктофон. А откуда ментам, стоящим на верхней палубе, стало бы известно, в какой момент я это сделаю? Ах, Вика, Вика... Не могли они тобой так рисковать...

Девчонка побледнела как полотно, сделала шаг назад и рухнула на землю, усыпанную желтыми сосновыми иголками. Даже сейчас она была мне интересна и мила. Даже теперь я мечтал овладеть ею по-настоящему. Даже теперь...

Выстрела я не услышал. Я лишь почувствовал, как дернулась моя правая рука с пистолетом, и в мое лицо брызнули капли крови.

Боль пришла позже, и мои прежние муки от ворвавшейся в легкие воды были лишь легким дискомфортом по сравнению с ней. «ТТ» отлетел с сторону, рука повисла вдоль туловища. Пальцы мои дрожали, как в лихорадке, кровь десятком ручейков стекала по рукаву рубашки, а я стоял и смотрел, как навстречу троим мужикам, показавшимся из-за деревьев, несется Вика. Моя Викуша, несколько минут назад спасшая мне жизнь...

– На колени, Сутягин!! На колени!..

В моих глазах меркнет свет, ноги подкашиваются, и нет ничего унизительней, чем эти позывы рвоты от болевого шока. Стоять я больше не могу, но на колени перед ними все равно не стану...

Подогнув левую ногу, я рухнул сначала на бок, потом на спину. Сумка попала мне под поясницу.

– Где вы были?! Где вы были?! – слышал я голос Вики. – Я могла умереть, а вы обещали, что будете рядом!..

Две пары рук схватили меня и стали катать по земле, как кусок теста. Щелчок наручников, короткая поездка животом по ковру из сосновых сучков и иголок, и я оказываюсь уже сидящим, прислоненным спиной к дереву.

Трое, двоих из которых я знаю. Это – старый опер по фамилии Земцов, второй – его заместитель, кажется, Макс. Третьего я вижу впервые. Его черный костюм был бы безукоризнен, если бы не откровенные помятости на спине и брюках. До такого состояния может довести дорогой итальянский костюм лишь тот, кто много часов провел в машине.

– Все хорошо, – утверждает этот дорогой тип и прижимает к своей голове голову той, желаннее которой для меня никого нет. От меня она хотела половину мира, от него же требует лишь того, чтобы он всегда был рядом. Кажется, это гораздо больше той половины мира, на которой я лежу. – Ты просто умница.

Он говорит, не сводя с меня глаз. Он смотрит так, словно знает ответ на вопрос, почему я, мужик без тени сомнения, не взял эту девку там, на пароходе.

– Еще какая умница, – подтвердил я, делая попытку усесться поудобнее. – Способная, старательная, терпеливая... Мне даже трудно поверить в то, что она такое сделала. – Я повернул к ней голову и улыбнулся непослушными губами. – И что же было самым трудным, Викуша?

Она, прижимая голову к мужику в костюме, сглотнула комок. За нее ответил сам мужик:

– Выучить расположение помещений на корабле и научиться надувать лодку. Для нее это было сделать труднее, чем решиться на прокачку такого ухаря, как ты.