Тайный коридор - Андрей Венедиктович Воронцов

было бы компроматом еще на одного человека, что не входило в планы электронных аферистов. А неизвестный собеседник означал потерю как минимум пятидесяти процентов успеха. Стало быть, нужен был известный, но далекий. Сразу же вспомнили чеченцев, которые формально оставались в составе России, а фактически были от нее дальше, чем прибалты. Тем более что оппозиционная пресса писала о причастности Немировского к делам о фальшивых авизо и о пропавших бюджетных отчислениях для Чечни, проходивших через банк Немировского «Эстакада».

Правда, чеченских политиков и боевиков с узнаваемыми голосами было не так много: Масхадов, Басаев, Удугов, Арсанов, Радуев… Зато их то и дело показывали в теленовостях и документальных фильмах о Чечне, и можно было спокойно записать их голоса и ввести в программу. Но… Они являлись официальными вождями грозного бандитского государства и могли, заслав своих людей в Москву, жестоко расправиться с фальсификаторами. Это не Дед и его оппозиция, вынужденные все-таки действовать в «правовом поле». Басаевым все «по барабану»… Первым, как всегда, осенило Кузовкова: «А наш друг Яндарбиев? Помнишь, Алеха, ты его еще в общаге козлом назвал? Он же был вторым у Дудаева и даже президентствовал какое-то время, когда того грохнули! Фигура известная, а сейчас не у дел! Такой даже будет доволен, что его вытащили из забвения! А тебе его интонацию воспроизводить будет легче, поскольку ты его знал!»

Звонарев согласился, что это вариант хороший. Но о чем Немировскому говорить с бывшим детским поэтом и отставным чеченским политиком? Ведь ему лучше иметь дела с первыми фигурами? «Не скажи, – возразил Кузовков. – Яндарбиев, хоть и в тени сейчас, а на всех антимасхадовских сходках присутствует. Проиграв выборы, он был вынужден войти в одну оппозицию с Басаевым, Гелаевым и Хаттабом, которых, впрочем, ненавидит не меньше, чем Масхадова. Но это Восток, обычное дело. А кто сейчас влиятельней в Чечне: Масхадов или так называемая оппозиция? Очень возможно, что оппозиция: именно они контролируют торговлю оружием и наркотиками, большую часть нефтяного бизнеса, занимаются похищениями людей и терактами. Во всяком случае, Немировский с Березовским контачат и с теми, и с другими. Для этого они выходят на представительские фигуры типа масхадовского Геббельса – Удугова. А у оппозиции такая фигура – Яндарбиев. Писатель, идеолог, бывший президент… Папаха, волнистая борода… Это тебе не какой-нибудь урод вроде Хаттаба или Титаника!»

Затем, полистав публикации о Немировском в оппозиционной прессе, наметили тему для беседы: олигарху якобы мешают настроенные античеченски руководители соседних с Чечней северокавказских республик – Дагестана, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, которые, хоть и не так уж эффективно, но препятствуют свободному продвижению из Чечни наркотиков и нефтепродуктов, а туда – оружия. Немировский просит перебросить в верные федеральному центру республики ваххаббитские группы для подготовки волнений, чтобы сменить нынешние режимы и установить лояльные к сепаратистам, вроде режима Аушева в Ингушетии. Яндарбиев справляется о гонораре и способах его доставки. Для разнообразия и правдоподобности Звонарев придумал еще боковой сюжет. Он как-то прочитал в газете, что в поезде арестован молодой человек, доставлявший из Чечни в Москву 800 тысяч долларов. Автор заметки радостно оповещал, что деньги конфискованы. Алексей смеялся: у нас любой ребенок, читавший детективы, знает, что в этой ситуации важнее не деньги, а те, кому они предназначались. Например, столичным тележурналистам для информационной поддержки масхадовского режима. Или таким газетчикам, какой написал про арест чеченского курьера. Ведь, по логике, для милиции или ФСБ было бы правильней довести курьера с деньгами до получателей и взять всех с поличным. А их, наоборот, через газету предупредили: ложитесь на дно. Кстати, никогда больше об этом курьере Алексей ничего не слышал и не читал.

Так вот, Яндарбиев в «телефонном разговоре» справлялся об этих деньгах и о судьбе «инкассатора», а Немировский отвечал, что деньги стали платой за молчание о получателях. Что же касается курьера, то, «как сам понимаешь, Зелимхан, он слишком много знал». – «Понымаю», – после нескольких секунд молчания отвечал Зелимхан.

Кузовков, прочитав, смеялся:

– Жаль, секретность не позволяет еще и Витю Лупанарэ привлечь! Помнишь его: «Если бы он бился как мужчина, его бы не пристрелили как собаку»? Прямо о твоем курьере сказано! Ну, Ильич, заслужил обещанный гонорар! Держи двести долларов. Плачу вперед, так сказать, – до публикации, рассчитывая на ответную любезность. Ты, конечно, устал с этим Немировским и Зелимханом, но есть срочное дело. Позвонил мне один наш читатель, Александр Тимофеевич Зыбин, ветеран «девятки»[4]. Он служил в охране Сталина, сопровождал его в поездках на фронт, обеспечивал безопасность вокруг союзнических посольств на Тегеранской конференции. А в Тегеране, если помнишь, действовали люди Скорцени. Так что Зыбин – человек непростой. Уйдя в отставку, еще в пятидесятых годах, он собрал вокруг себя кружок поклонников Сталина, в который входили и некоторые влиятельные люди. Сейчас такого кружка, конечно, нет, но Зыбин поддерживает связь со всеми оставшимися в живых работниками охраны и обслуги Сталина, записывает их воспоминания. «Записки» Власика появились у нас не без его помощи. Лет этому Зыбину уже много, видно, чувствует он приближение костлявой и решил открыть какую-то тайну, чтобы не уносить ее в могилу. Ты уж сходи к нему с диктофончиком.

– А что за тайна-то?

– Да хрен ее знает! Так он тебе и скажет по телефону! Вот сходи и узнаешь. Мы же, как-никак, «Секретные расследования»! А вдруг – сенсация?

– Ладно, – вздохнул Звонарев, внутренне поморщившись: диктофон надо было брать у Катерины. Они не разговаривали, хотя и здоровались – Катерина напряженно, не поднимая глаз. При его появлении в «предбаннике» она начинала усиленно чем-то заниматься: рыться в ящиках, щелкать компьютерной мышкой, набирать телефонный номер, хотя до этого, быть может, сидела и просто глядела в стену. Алексей все думал, как бы ему извиниться, но он этого никогда не умел, даже в лучшие годы жизни с Натальей. Поэтому, ссутулившись, он неловко проходил мимо Катиного стола.

Сейчас же, думая, какое выражение лица принять, чтобы попросить у нее диктофон, он выбрал озабоченное, не догадываясь, что со стороны оно выглядит, как безобразная кривая ухмылка.

– Катя, э-э-э… мне нужен диктофон.

Не глядя на Алексея, она вытащила из ящика стола диктофон и положила перед ним.

– Кассета есть? – холодно спросила.

– Есть. То есть нет.

С тем же непроницаемым лицом она вытащила и положила перед ним кассету.

– Спасибо…

– Не за что. Батарейки вам придется купить самому, – напряженно изучая свои ногти, добавила Катя. – Принесете чек, я отдам вам деньги.

– Да ладно, деньги… – смешался он.

– Зачем же: «да ладно»? – она насмешливо подняла на него глаза.

Звонарев не выдержал ее взгляда, как-то гнусновато усмехнулся и ретировался.