Стыд - Рушди Салман Ахмед

Ах, как бессильны сильные мира сего! Президент утешает себя: образумься, да она ж погибнет, может, уже погибла, ничего о ней не слышно. Нет никаких известий — это уже приятное известие. А если она где и объявится, ее можно будет утихомирить. Но иногда мелькало в его сознании лицо маленькой девочки с правильными, но суровыми чертами, оно укоряло… а в ушах звенело и дребезжало: Искандер и Дауд шептали, спорили. И Реза метался то влево, то вправо. Так докучали ему и мертвые и живые. Взгляд у него сделался дикий и загнанный.

Как и Омар-Хайам, президент Реза Хайдар пристрастился к орешкам и поедал их в огромном количестве. Когда-то их очень любила Суфия Зинобия, она часами сосредоточенно и с удовольствием лущила их — тоже своего рода психоз: сил тратишь много, а орешек мал — и вкуса не почувствуешь.

— Генерал Хайдар, — обращается к Резе английский телекомментатор, — опираясь на мнение осведомленных источников, наблюдателей, многие из наших зрителей интересуются, как вы опровергнете суждение и каково ваше мнение относительно утверждения, что введение исконно мусульманских наказаний, как порка и отсекание рук, может быть истолковано, в какой-то степени, с определенной долей истины, согласно некоторым высказываниям, как, простите за выражение, варварство?

Реза Хайдар улыбается камере, это улыбка человека вежливого, хорошо воспитанного и искушенного в правилах этикета.

— Это не варварство, — отвечает он. — Почему? Вот вам три довода. — Он начинает считать, загибая пальцы. — Первое: согласитесь, закон сам по себе не зло и не добро. Важно, кто закон применяет. В данном случае — я, Реза Хайдар, поэтому ни о каком варварстве и речи быть не может. Второе: вы, сэр, согласитесь, что мы не дикари, не вчера с деревьев слезли, верно? Мы же не выстраиваем людей, не приказываем: «Руки вперед!» — не рубим их топором мясника. Ни в коем случае! Вся процедура будет происходить при соблюдении правил гигиены, под наблюдением врачей, с использованием обезболивающих средств и тому подобное. И третье: все эти законы, мой дорогой друг, мы не из пальца высосали. Они — в священных, божественных словах, запечатлены в Писании. А раз это слова Божьи, могут ли они нести варварство? Ни в коем случае! Несомненно, что-то иное.

Он решил не переселяться в президентский дворец в новой столице; ему больше нравилось в резиденции главнокомандующего, и это несмотря на то, что по коридорам стаями носились орущие, воюющие с няньками дети. Поначалу, правда, пришлось переночевать раз-другой в президентских покоях — в те дни проходила всеисламская конференция, и со всего света в столицу съехались главы мусульманских государств, причем каждый привез с собой мать. И началось светопреставление. Собравшись вместе на женской половине дворца, старухи тут же затеяли свару, отчаянно борясь за первенство. Они без конца слали сыновьям срочные депеши, прерывали заседания, жалуясь на то, что их честь и доброе имя порочат и смертельно оскорбляют. Из-за чего главы правительств чуть не с кулаками набрасывались на коллег-обидчиков, иной раз едва не доходило до объявления войны. У Резы Хайдара матери не было, некому его и оконфузить. Впрочем, и без этого ему хватало волнений. В первый же вечер конференции, находясь в своем дворце — этом огромном зале ожидания, — он не слышал ничего, кроме всезаглушающего голоса Искандера Хараппы. На этот раз назойливый висельник решил, видно, дать своему преемнику несколько добрых советов. Голос призрака, раздражающе-напевный, начал с весьма общих и вольных цитат (лишь много позже Реза Хайдар выяснил, что цитировал бесплотный дух из книг безбожника и чужеземца Никколо Макиавелли). Всю ночь Реза не сомкнул глаз, а в ушах неотступно жужжало и жужжало.

— Покорив страну, — наставлял Хараппа, — завоеватель должен свершить все жестокости не медля и разом. Горькие пилюли лучше глотать не жуя, тогда и не так горько будет.

Реза Хайдар не удержался и заорал:

— Да замолчи ты! Заткнись!

На президентский крик тут же сбежалась охрана, предполагая, что спальня подверглась вторжению жалобщиц-матерей. Резе пришлось, превозмогая стыд, соврать:

— Ничего, ничего. Все в порядке. Просто сон нехороший, только и всего.

— Прости, Реза, — прошептал ему в ухо Искандер, — я ведь хотел помочь.

Закончилась конференция, склочные старухи больше не докучали, и Реза тут же перебрался в старый дом, там он чувствовал себя спокойно, да и голос святого старца Дауда в правом ухе преобладал над бархатным шепотом Искандера в левом. Реза научился прислушиваться только к правой стороне, жизнь стала терпимее, и дух Искандера Хараппы уже не мучил столь сильно, хотя и не отступался.

Реза Хайдар стал президентом уже в новом, пятнадцатом веке, и сразу все кругом стало меняться. Своим бесконечным надоедливым монологом Хараппа добился одного: Реза отшатнулся от него и угодил в объятия старого святого союзника, богоугодника Дауда. Помнится, давным-давно, совершенно случайно, его шею обвила башмачная гирлянда. Помнится у Резы была гатта — шишка на лбу, свидетельствующая о его богомольности, он был из тех. кто за словом Божьим в карман не полезет, и чем настырнее нашептывал Искандер, тем отчетливее Реза сознавал, что уповать ему можно только на Вседержителя. Старца Дауда он слушал внимательно, даже когда тот проскрипел:

— Здесь, в Мекке, грех на каждом шагу. Святыни надо блюсти, это твоя первая и главная забота.

Очевидно, даже смерть не вывела упрямого старика из заблуждения. Он по-прежнему считал, что некогда вместе с Резой прилетел в святая святых мусульман, в Мекку, там, где Священный камень — Кааба.

Как же поступил Реза? Он ввел сухой закон, закрыл прославленный старый пивоваренный завод в Багире, и от «пантеры» — легкого бодрящего пива — остались лишь приятные воспоминания. Реза решительно перекроил программу телевидения, и люди поначалу бросились в ремонтные мастерские, не иначе телевизор сломался: показывает лишь богословские лекции, не могут же муллы целый день с экрана вещать. В день рождения Пророка Реза Хайдар приказал во всех мечетях страны ровно в девять часов поутру дать сигнал сирены, и каждый, кто не остановился совершить намаз, был брошен за решетку. Нищие во всех городах страны (в том числе и в столице), памятуя о том, что Коран обязует каждого верующего давать милостыню, воспользовались боголюбивыми настроениями в президентском дворце и устроили несколько массовых демонстраций, требуя законом установить минимальное подаяние в пять рупий. Однако они явно недооценили боголюбие президента. Только за первый год своего правления он посадил в тюрьму сто тысяч попрошаек и побирушек, а заодно и две с половиной тысячи сторонников Народного фронта (объявленного уже вне закона) — эти ничем не лучше нищих. Президент провозгласил, что Бог и Социализм — понятия несовместимые, поэтому доктрина исламского социализма — главное в политической платформе Народного фронта — самое страшное, немыслимое богохульство.

— Искандер Хараппа никогда не верил в Бога, — всенародно заявил Реза, — и, на словах укрепляя единство народа, он на самом деле разрушал его.

Новая доктрина «несовместимости» очень пришлась по душе американцам — они держались того же мнения, хотя их Бог существенно отличался от мусульманского.

— О тех, кто злодейством добыл себе корону, — нашептывал Искандер, — читай главу восьмую «Государя» Макиавелли. Не поленись, она очень короткая.

Но теперь-то Реза Хайдар знал, как бороться со своим злым заушным демоном — вместо того чтобы по его совету обратиться к историческим аналогам в книгах Агафокла Сиракузского и Оливеротто да Фермо, Реза перечеркнул все козни Хараппы, доверившись советам Дауда. Но Хараппа не сдавался, он заверял, что его побуждения бескорыстны, старался внушить Резе, что умело и неумело совершенная жестокость разнятся, как небо и земля; что со временем жестокость нужно умалить и, напротив, даровать народу блага, но постепенно и понемногу — так им будут дольше и полнее радоваться. Но пока что возобладали даудовы наущения. Президент явно предпочитал их искандеровым, и скоро святой старец завоевал полное доверие Резы Хайдара. Утвердившись, он повелел Резе запретить кинофильмы, для начала хотя бы зарубежные; запретить женщинам появляться на улице без чадры; даудов дух требовал, чтоб Хайдар железной рукой проводил твердый курс. Стоит упомянуть и о том, что в те дни благочестивые студенты стали появляться в аудиториях с оружием. Если профессор не выказывал истовой веры, в него постреливали. А случись женщине появиться на улице в облегающей одежде, ее могли заплевать мужчины. За сигарету, выкуренную в месяц поста, расплачивались жизнью. Пришлось заменить всю правовую систему, так как юристы обнаружили свою полную профессиональную несостоятельность, то и дело выступая против государственных нововведений. Теперь заправляли делами мусульманские суды, во главе которых Реза поставил уважаемых старцев: их бороды напоминали сентиментальному президенту об усопшем святом угоднике. Да, в стране правил Аллах, и чтобы ни у кого не оставалось сомнений, Реза время от времени удостоверял Его силу: так, некоторые закосневшие в безбожии личности бесследно исчезали, вроде детей из трущоб. Их стирал с лица земли Вседержитель, раз — и нет!