Затерянный остров - Джон Пристли

— Наверное, — согласился Рамсботтом задумчиво. — Но с какого момента начался сон? Вот, скажем, этот русский-отшельник, он был или приснился?

— Цветочные гирлянды определенно были наяву, — вставила миссис Джексон, — мы своими глазами их видели. А вот Мэгги Армитидж наверняка плод ваших грез.

— Видимо, вы очень ее любили, мистер Рамсботтом, — вздохнула Терри.

— И я так думаю, — согласилась миссис Джексон.

— Когда-то было дело, — протянул Рамсботтом. — Приятно оказалось повидаться. Знать бы еще, как она добралась сюда.

— А мне кажется, вы и вправду повстречали этого русского, — высказал догадку Уильям. — И он действительно колдун. На какое-то время он превратил таитянку в вашу Мэгги Армитидж, но чары слишком быстро развеялись.

— Умница, Билл! — воскликнула Терри. — Поддерживаю. А коммандер явно не согласен, да? Вам кажется, что всему виной полный желудок. Ой, вот и наша машина!

5

Вечер перед отплытием Уильям и Терри провели вместе. Поужинав в «Тиаре», где аромат цветов мешался с сигаретным дымом и гитарными переборами, они отправились в единственный на весь Папеэте кинотеатр, где как раз шел сеанс. Об этом они узнали еще по дороге из Таравао в Папеэте, когда обогнали грузовик, в котором несколько радостных островитян по очереди били в барабан, — так обычно здесь оповещали о предстоящем кинопоказе. Зрителей собралось достаточно, и во время многочисленных перерывов (и даже во время основной картины) они развлекались пением и игрой на гитаре. Фильмы показывали старые, немые, плохо смонтированные и даже иногда без окончания, однако режиссеров этот восторженный прием обязательно порадовал бы. Островитяне в большинстве своем плохо понимали сюжет, но бурно реагировали на чувства и мелодраму, а погони и счастливые спасения встречали с детским восторгом. Белые зрители ощущали собственное превосходство и потешались про себя над старыми фильмами, так что удовольствие получали все. Однако происходящее на экране ни в какое сравнение не шло с тем, что начиналось на улице во время антрактов, когда весь зрительный зал — американские туристы, французские плантаторы и чиновники, задиристые метисы, тучные желтолицые матроны, хихикающие девушки, ухмыляющиеся юнцы и важные китайцы фланировали туда-сюда под мигающими дуговыми лампами, покупая в киосках разноцветные напитки, пирожные и огромные ломти дыни клубничного оттенка. Голливуду такое и не снилось — даже в цвете, со звуком и с миллионным бюджетом. Терри млела от восхищения, а Уильям, млея от нее, наслаждался вдвойне.

Сеанс окончился, они возвращались в гостиницу. Стояла чудесная ночь, превращающая штабеля копры и монотонные ряды пальм и кораллов в сады Гесперид. Воздух был напоен благоуханием, полумесяц серебрился на фоне тускло мерцающих звезд, листья пальм лениво шевелил легкий ветерок, и Уильям с Терри медленно шли рука об руку под звуки этого ноктюрна в фиолетовом и серебре, под симфонию из далекого прибоя, вздохов ветра и стрекота цикад. Время от времени их обгонял какой-нибудь автомобиль, загруженный веселящимися и поющими островитянами, — увенчанные цветами смуглые лица, мелькнув, исчезали в темноте. Уильям был пьян, но не от вина — хотя и вина он сегодня выпил достаточно, — а от любви и романтического восторга. Все, чего он хотел, о чем он даже и не мечтал, сбылось. Он покрепче сжал руку Терри, словно боясь упустить и ее саму, и все это волшебство.

Шагая по дороге, они почти не говорили о себе — беседовали вполголоса о Затерянном и о том, что будет делать Терри, когда остальные трое уплывут, о коммандере и Рамсботтоме, делились впечатлениями о Таити. Разговор шел обо всем и ни о чем, однако Уильяму он казался воплощением гармонии. В последнее время Терри не раз и не два становилась вдруг совершенно чужой, и Уильям пугался, что теряет ту, прежнюю Терри, которая околдовала его на пароходе. К счастью (ведь это был последний вечер перед долгой разлукой), сейчас все шло гладко. С ним была та самая Терри, в которую он верил, которую он чувствовал. Как же невыносимо расставаться с ней даже на несколько недель.

До гостиницы они добрались совсем поздно, все бунгало уже тонули в темноте. Под мелодичное журчание ручья Уильям с Терри принялись осторожно пробираться через сад, наполненный приторным ароматом дурмана. Даже сюда доносился едва слышный гитарный перебор — видимо, из домика прислуги. Меж черных силуэтов пальм блестела лагуна. Лунный свет лился в чашечки кувшинок на пруду. Не останавливаясь и не оборачиваясь, Терри взошла по ступенькам на веранду своего бунгало. Уильям поднялся за ней. Не зажигая света, она застыла в темноте, глядя на лагуну. Уильям молча постоял рядом, потом протянул руку и позвал Терри полушепотом. Повернувшись, она скользнула к нему в объятия и ответила на поцелуй.

— Терри, — спросил он наконец, объяснившись, довольно сбивчиво, в своих чувствах, — ты выйдешь за меня замуж?

Она прижалась к нему щекой.

— Какое чудесное предложение, Билл! Где мы будем жить? В Бантингеме, Суффолк, Англия?

— Об этом я еще не думал, — признался он. — Наверное. У меня там солодильня. Но если мы отыщем сокровище на Затерянном…

— Думаешь, отыщем?

— Думаю, да. А ты?

— У меня предчувствие, Билл, — навязчивое предчувствие, — что не отыщем. Почему-то я не слишком верю в этот остров.

— Терри, ну что ты! — запротестовал Уильям.

— Прости, Билл. Я не имею в виду, что острова нет. Но почему-то меня не покидает ощущение, что ничего он нам не принесет. Хотя, наверное, не следует говорить такое перед самой отправкой.

— И разлукой на долгие недели. Я буду очень тосковать по тебе, даже зная, что ты здесь и ждешь моего возвращения.

— Прирасту к причалу, Билл.

— Но ты не ответила на мой вопрос. Безотносительно того, где мы будем жить, ты выйдешь за меня, Терри?

— Да нет, я не всерьез насчет жилья. Понимаешь, Билл, я не готова пока выходить замуж — вообще ни за кого. Хотя, наверное, ты будешь замечательным мужем.

— Кажется, ты меня недостаточно для этого любишь.

— Видимо. Не знаю. Я и сама себя сейчас плохо понимаю. Но ты мне очень нравишься, Билл. — Она поцеловала его.

— Я буду думать о тебе каждую минуту, — проговорил он тихо. — Я и здесь думаю о тебе каждую минуту. И всегда думал, со второй нашей встречи. Иногда это невыносимо. До боли невыносимо, Терри. Я раньше и не представлял, что способен на такие сильные чувства. Это совсем на меня не похоже.

Терри рассмеялась едва слышно:

— Ты на себя клевещешь, Билл. И будь ты еще лучше, оказалось бы только сложнее.