Навеселе. Как люди хотели устроить пьянку, а построили цивилизацию - Эдвард Слингерленд

Томас Уилсон отмечает: «Во многих обществах, может быть в большинстве, употребление алкоголя – важнейший способ выражения идентичности, элемент конструирования и распространения национальной культуры и других культур»{565}.

Эти священные, определяющие традицию напитки чрезвычайно отличаются друг от друга методом приготовления, цветом, вкусом и консистенцией. Их общее свойство – содержание этанола как действующего вещества. Почему именно этот нейротоксин удостоился такого поклонения? Потому что алкоголь в наибольшей степени из всех психотропных веществ, употребляемых людьми, представляет собой гибкую и эффективную технологию широкого спектра действия, помогающую нам жить в нашей странной, экстремальной экономической нише. У нас не было бы цивилизации – той, что мы знаем, – без опьянения в том или ином виде, и алкоголь с большим отрывом явился самым популярным решением, найденным различными культурами для этой задачи. Помимо социальных функций, опьянение – это еще и отчаянно необходимый целебный бальзам для единственного животного на планете, страдающего самосознанием. «Мы шимпанзе с мозгом величиной с планету, – сетует Тони, персонаж Рики Джервейса в чудесном сериале "Следом за жизнью"[44]. – Неудивительно, что мы напиваемся»{566}.

Открыто признав и задокументировав функциональную полезность алкоголя и других психотропных веществ, их способность утешать и дарить огромное удовольствие, мы внесем давно назревшие коррективы в современное общественное мнение по этому вопросу. Опьяняющие вещества – не просто захватчики мозга или зло, которое нужно искоренить или нехотя терпеть. Это принципиально важное оружие в нашей битве с устанавливающей пределы стороной деятельности префронтальной коры, этим средоточием Аполлонова контроля, а также с ограничениями нашей обезьяньей природы. Невозможно адекватно описать динамику социальной жизни человека, не понимая роли психотропных веществ в становлении цивилизации. Великий пропагандист Диониса Фридрих Ницше провозгласил в одном из характерных для него загадочных афоризмов: «Поведает ли кто-нибудь однажды полную историю наркотиков? Это практически история "культуры", нашей так называемой высокой культуры»{567}.

Большая часть этой книги была написана в разгар вызванного Covid-19 кризиса, убедительно подтвердившего, что алкоголь – неотъемлемая часть нашей жизни. Одни из самых серьезных дебатов в начале пандемии, когда власти вводили локдауны, велись о том, что считать «основными услугами». В Соединенных Штатах ответы на этот вопрос отличались немыслимым разнообразием. Одни штаты не распространили ограничения на курсы гольфа, другие – на оружейные магазины. Однако все они сошлись в одном вопросе, ни разу не вызывавшем разногласий, – винные магазины относятся к объектам жизнеобеспечения. (Власти единственного попытавшегося закрыть винные магазины штата, Пенсильвании, быстро передумали под давлением разъяренной общественности.){568} В Канаде и тех штатах Америки, где это законно, из локдауна были исключены в качестве основных служб еще и пункты выдачи рекреационного каннабиса. Следует также отметить, что некоторые страны, использовавшие Covid-19 как предлог для введения сухого закона, например Шри-Ланка, в результате спровоцировали появление колоссальных подпольных сетей домашнего самогоноварения, стряпавших малоаппетитные – но, безусловно, опьяняющие – составы из всего, от жуков до ананасов{569}. Люди хотят пить, и даже всемирная пандемия не заставит их перестать это делать.

Понять причины этого крайне важно. Но вопрос этот невозможно ни адекватно сформулировать, ни последовательно на него ответить, если не понимать те функции, которые выполнял алкоголь в человеческих цивилизациях. Как мы узнали, помимо своей непосредственной гедонистической ценности, алкоголь имеет также влияние на когнитивную деятельность и поведение, что с точки зрения культурной эволюции служит убедительным и изящным ответом на серьезную проблему, а именно – как заставить эгоистичного, подозрительного, узко ориентированного на цель примата расслабиться и начать контактировать с остальными. Если психотропные вещества просуществовали так долго и сохранили важнейшую роль в социальной жизни человека, следовательно, их польза для индивида в сочетании с социальными выигрышами на уровне группы должна была на протяжении человеческой истории перевешивать более очевидные издержки. Поэтому и генетические, и культурные «решения» «проблемы» употребления алкоголя не распространились так быстро, как того можно было бы ожидать: наша страсть к опьянению не была лишь ошибкой эволюции.

Значение спиртного в нашем современном мире, неимоверно сложном и меняющемся с беспрецедентной быстротой, можно адекватно оценить, только если рассматривать данный вопрос в широкой исторической, психологической и эволюционной перспективе. В результате мы можем прийти к выводу, что для определенных целей употребление алкоголя следует заменить чем-то более подходящим и безопасным. Безалкогольные альтернативы представляются особенно привлекательными в эпоху, когда нам грозят относительно новые опасности – дистилляция и разобщенность. Например, если наша цель – упрочить связи в группе или чувство принадлежности к команде, вполне возможно, что выезд компании на лазертаг или квест обеспечит те же результаты, что и проспиртованная вечеринка, но без единого негативного последствия. Собрав больше данных о микродозировании психоделиков, мы, возможно, обнаружим, что они пробуждают наши творческие способности ничуть не хуже алкоголя, только без риска привыкания или разрушения печени.

Другие аспекты являются более спорными и сложными, но и в них следует грамотно очертить ландшафт принятия решений. Может быть, офисные праздники должны быть безалкогольными или проводиться утром c ограничением в виде одного бокала шампанского. Может быть, хорошо и правильно, что средства канадских федеральных грантов, даже выделенные на нетворкинг, запрещено расходовать на спиртное. Каковы издержки и выигрыши от подобного ограничения или полного исключения алкоголя? Безусловно, умеренно выпить – менее сомнительное дело, чем по-настоящему напиться (так, чтобы содержание спирта в крови превысило 1,0‰), но всегда ли плохо излишество? Здесь мы вступаем на зыбкую почву. Излишек, очевидно, опасен и ведет к экспоненциальному росту издержек, но не всегда можно категорически утверждать, что он дезадаптивен. В некоторых случаях перебрать в правильно выбранный момент очень полезно, чтобы объединить группу определенного типа или помочь человеку пережить тяжелый этап в отношениях. Можно не сомневаться, что на протяжении нашей эволюционной истории способность разоружаться химическим способом, искренне ставить себя в уязвимое положение по отношению к другому человеку давала важнейший социальный выигрыш, перевешивавший очевидные издержки.

По крайней мере, если речь идет о науке, то пора двигаться дальше от теорий мозгового захвата и эволюционного пережитка, а что касается отношения к спиртному в культуре, не мешало бы преодолеть устаревшие обывательские представления и нравственный дискомфорт. Споры о надлежащей роли психотропных веществ в нашей жизни должны опираться на самые точные знания из области естественных наук, антропологии и истории, которые в настоящее время далеки от реальности. Заняв правильную позицию, мы сумеем увидеть, с какими компромиссами имеем дело при разработке политики и принятии собственных решений о том, какое место должны занимать опьяняющие вещества в нашей жизни. Тяга человека к алкоголю – не эволюционная ошибка. Мы напиваемся, поскольку у нас есть на это веские основания. Невозможно решить, пить или не пить, – ни на индивидуальном, ни на общественном уровне – если не понимать роли опьянения в создании, развитии и сохранении человеческой общности, да и цивилизации в целом.

Однако сделать это крайне сложно в современном идейном климате – одновременно технократическом, аскетическом и морализаторском. В статье об историческом и прогнозируемом потреблении алкоголя{570}, недавно опубликованной в журнале The Lancet, отмечается, что среднемировое потребление спиртного с 1990 по 2017 г. увеличилось с 5,9 до 6,5 л на человека, а показатель пожизненной трезвости снизился с 46 до 43 %. Авторы прогнозируют, что эти тенденции сохранятся и к 2030 г. доля трезвенников снизится до 40 %. Их вывод, поданный не как толкование, а как констатация факта, состоит в том, что на наших глазах происходит безусловная катастрофа в области здравоохранения и мы должны мобилизовать все известные политические меры, чтобы снизить воздействие алкоголя и обратить эту тенденцию вспять. Подобная позиция обоснована, только если исходить из того, что все, что не увеличивает напрямую продолжительность жизни или не снижает риск возникновения рака, является безусловным злом. Эта современная светская версия аскетизма, опирающаяся на врачебные рекомендации или учения неизменно сознательных гуру, также служит фундаментом значительной части современной литературы в жанре самопомощи, посвященной употреблению алкоголя. Она не оставляет места для более широкого, ориентированного на перспективу рассмотрения того, что позволяет людям жить и творить вместе в высокопродуктивных сообществах или же придает жизни вкус и делает ее радостной и ценной.

Пожалуй, более глубокая проблема заключается в морализаторстве нашей эпохи, невиданном со времен королевы