Небеса нашей нежности - Анна Велозо

На самом деле Ана Каролина хотела поговорить с Энрике вовсе не об этом. Но она не знала, как перевести разговор на нужную ей тему, поэтому начала с жалоб на мелкие хлопоты.

– О, твоя бабушка приедет? Ее не было в списке приглашенных.

– Нет, донья Виктория «позабыла» ее пригласить. Собственную мать, Энрике! Как можно быть такой бессердечной? Но я ей написала. Донья Альма – очаровательная пожилая дама. Ей уже за восемьдесят, но она прекрасно сохранилась. И сейчас путь через Атлантику уже не так труден, как прежде. Я думаю, с ней все будет в порядке.

– Ну конечно. Как полагаешь, она одобрит твой выбор? – Он подмигнул.

«Если узнает то, что знаю я, то определенно не одобрит».

Но Ана Каролина не воспользовалась этой возможностью сменить тему. Она не знала, как заговорить об этом. Девушка была потрясена, шокирована, ее доверие к Энрике пошатнулось.

– Она знает о твоем высоком происхождении. Уже это сделает тебя в ее глазах идеальным супругом. Она высоко ценит аристократию.

Энрике скорчил недовольную гримасу.

– Но, думаю, когда она познакомится с тобой поближе, то полюбит тебя всем сердцем, независимо от твоего происхождения.

– Я буду рад с ней познакомиться.

– А я буду рада с ней повидаться.

– Твои братья тоже приедут, да?

– Ну конечно. А что?

– Поселятся у вас?

– О господи, нет! В доме стало бы невыносимо, если бы там поселились еще две семьи, причем с детьми. У нас, конечно, большой дом, но не огромный. По-моему, мама забронировала им номера в «Копакабана Палас».

– Детям там понравится.

– Да, точно.

– Если погода не изменится.

– Да.

«Какой странный разговор», – подумала Ана Каролина. Может быть, Энрике чувствует то же, что и она, и ищет повод, чтобы обсудить совсем другое?

Но что?

– А с моей стороны будет совсем мало гостей, – с сожалением протянул Энрике.

– Моя mae еще кого-то забыла? – спросила Ана Каролина.

– Нет-нет. Она разослала приглашения всем, кто был в моем списке, и, насколько мне известно, все придут. Их просто слишком мало. У меня же нет братьев и сестер, у родителей их тоже не было, а дедушка с бабушкой давно умерли. Иногда я завидую тому, что у тебя такая большая семья.

– Собственно, с родителями живу только я. Остальные редко с ними видятся.

– Да.

– Ага.

Повисло неловкое молчание. Было ясно, что главное так и не сказано.

– Энрике? – нарушила тишину Ана Каролина.

– Да, родная?

– Скажи, почему ты позвал меня на эту прогулку? Для этого была какая-то особая причина? То есть, может быть, ты хотел бы обсудить со мной что-то кроме погоды и списка гостей?

– Нет. Я хотел вытащить тебя из дома – ты же сама говоришь, у вас там сейчас проходной двор. Насладиться солнышком. – Заметив, как Ана Каролина возвела глаза к небу, он тихонько добавил: – Прости.

– А вот мне нужно с тобой кое-что обсудить. – Торопясь, пока решимость не оставила ее, Ана Каролина выпалила: – Тебе известно заведение под названием «Касабланка»?

Она сама удивилась тому, как спокойно прозвучал ее голос, хотя девушка уже была готова разрыдаться.

Едва услышав эти слова, Энрике побледнел. Он во всех подробностях вспомнил те ужасные события, за которые и он нес ответственность.

«Господи, смилуйся!» – подумал он.

– Да, а что?

– Ты был там недавно? В гримерке одной певицы? Вместе с другими мужчинами?

– Ана Каролина, я невиновен! – сорвалось с его губ. – Ты должна мне поверить, я не притрагивался к той девушке!

– Я тебе верю.

Энрике потрясенно уставился на нее.

– Правда?

– Да, родной. – Это нежное обращение звучало в ее устах как оскорбление. Чем дольше она смотрела на Энрике, тем больше презирала его. – Но ты присутствовал при этом, правда? Ты стоял и смотрел. Может быть, тебе это даже доставляло удовольствие, возбуждало?

– Как ты можешь… – простонал Энрике.

– Нет, как ты можешь?! – заорала она.

Прохожие удивленно оглянулись. Ана Каролина и Энрике сидели на лавочке посреди ухоженной зелени площади Праса-да-Република, и этот крик казался неуместным в тиши рядом с прудом, детишками и стариками, кормящими голубей.

– Но…

– Никаких «но»! – перебила его Ана Каролина. – Ты ничего не предпринял. Ты позволил этим преступникам совершить такое! Ты струсил!

– Да, – признал он, понурившись.

А потом закрыл лицо руками и заплакал.

Наверное, даже хорошо, что ей стало известно обо всем. Энрике не смог бы жить с угрызениями совести.

– Откуда ты узнала? – спросил он.

– А это имеет значение? Ты ведь ревешь тут не потому, что тебе стыдно, а потому, что тебя раскрыли.

– Нет! – воскликнул он. – Это не так. Я чувствую себя ужасно, поверь мне. Я знаю, что должен был что-то предпринять. Но в той ситуации… мне показалось, что действовать невозможно. Он же мой заказчик.

– Кто? – потрясенно спросила Ана Каролина. – Пассос?

Энрике кивнул.

– О боже, это отвратительно! Бедная, бедная девушка.

– Ты с ней знакома? Это она тебе рассказала?

– Нет, лично не знакома. Но ее отца я знаю. Он всегда говорил, что приходится племянником моей матери, но я считаю это какой-то шуткой.

– Так значит… – испуганно протянул Энрике.

– Именно. Он обо всем рассказал донье Виктории.

Ана Каролина с презрением увидела, как передернулось его лицо. Ему и так было стыдно, что об этой истории узнала его невеста. А теперь выяснилось, что все знает и его будущая свекровь.

– Не бойся, она умеет хранить секреты.

Виктория раздумывала над тем, как использовать полученную информацию, – если это вообще следует делать. Этот мерзавец Пассос уже давно раздражал ее, а теперь ей представилась возможность разделаться с этим преступником.

Она понимала, что в это время свой день рождения мог праздновать только Пассос. К тому же именно он любил окружать себя своими подчиненными. Виктории не нравилась мысль о том, чтобы наживаться на горе девочки. К тому же у нее не было никаких доказательств, кроме показаний отца жертвы. Наверное, девушка осознанно приняла решение о том, чтобы не обращаться в полицию. Похоже, она понимала общественные отношения черных и белых лучше, чем ее отец. Темнокожую девицу, еще и певичку, обвинят в распутстве, и не найдется ни одного судьи в стране, который отнесется к ней с сочувствием.

С точки зрения Виктории, в случившемся был виноват и Фелипе да Сильва (ее злило то, что он носил ее девичью фамилию, но, поскольку его отец принадлежал ее отцу, это не было редкостью): и как только он мог позволить дочери стать певицей? Какая безответственность! Ясно же, что ни к чему хорошему такой образ жизни не приведет. И неужели у него нет жены, поразумнее мужа и дочери, которая позаботилась бы о том, чтобы девчонка держалась рамок приличий? У девушек из трущоб не было шансов выжить без того, чтобы не заниматься проституцией или не выступать в кабаре – да и по сути это ведь одно и то же, не так ли? Родители таких девушек спивались или не могли управиться с оравой детишек, и поэтому они были не способны уберечь свое чадо от беды. Но Фелипе да Сильва? Он был образованным, успешным и обеспеченным человеком. Он определенно мог дать детям хорошее образование, мог о них позаботиться. Так почему же дочь такого человека покатилась по наклонной? Викторию поразила мысль о том, что и с Аной Каролиной могло произойти то же самое. Она почти позабыла о том постыдном случае, когда ее дочь устроилась в казино гардеробщицей. Едва ли это лучше, чем выступать там на сцене или сидеть за пианино. Мужчины считали, что можно таращиться на нее.

Тогда они с Леоном силой увели Ану Каролину из этого заведения и посадили на короткий поводок, поскольку с молодежью, похоже, иначе нельзя. Если обмануться их внешностью – а подростки часто выглядят уже как взрослые – и признать их право на свободу, то жди беды.

Что вообще происходит с этими молодыми девчонками? Почему им не хватает ума заняться чем-то полезным, получить соответствующее образование или устроиться на пристойную работу? Почему все они считают, что им суждено стать женщинами-вамп с божественной внешностью и потрясающим голосом? Почему верят, что их ждут слава и богатство? Почему этим дурочкам нужно выставлять себя в таком свете? Глядя на этих девчушек лет четырнадцати, в платьях до колен, без лифчиков, с ярким макияжем, мужчины принимают их за двадцатилетних. И это опасно. Девушки понимают, что выглядят привлекательно, но не осознают, как это влияет на мужчин.

Неужели и она сама в юные годы была такой же? Виктория не верила в это, но признавала, что такое возможно. Многое уже позабылось, какие-то воспоминания исказились. Ее ребячества – как в случае с карнавальным костюмом – служили доказательством этому.

Но она отмахнулась от этих мыслей. Нужно было решить, как наказать Пассоса, – он заслуживал кары хотя бы только за то, что постоянно уводил у Виктории из-под носа удачные сделки. Она хотела отправить Энрике к нему на фирму, чтобы будущий зять шпионил для нее, но шпион из Энрике вышел никудышный. Парень был полностью сосредоточен на своей работе, и хотя это говорило о его профессионализме и цельности личности, Виктории от этого было не легче. Юноша, которого Пассос подослал к ней на фирму, оказался сметливее. Виктория улыбнулась при мысли о том, как она и «ее добрый друг» Виргилио Пассос на каждом шагу суют друг другу палки в колеса. Вот они, прелести деловой жизни. У Виктории было достаточно денег, в таких соревнованиях речь шла только о победе.