Генрих Гейне - Александр Дейч

Готовился выехать в Париж и Карл Маркс. Бури, перенесенные им в области общественной жизни, совпали с борьбой со многими личными неприятностями.

С юношеских лет Маркс полюбил Женни фон-Вестфален, происходившую из стародворянского рода. Аристократические родственники Женни, с которой он обручился, когда ему было восемнадцать лет, всячески препятствовали их браку.

Шесть лет молодые люди вели «ненужную и утомительную борьбу», и, наконец, 1 июня 1843 года Маркс обвенчался со своей Женни. В ноябре того же года молодожены прибыли в Париж.

Это было далеко не приятное «свадебное путешествие». Маркс окунулся в омут забот и организационных затруднений. «Интеллектуальный союз между немцами и французами» не клеился. Французские радикалы наотрез отказались работать в новом органе. Ламартин не желал печататься вместе с Ламенне, смущенный свободомыслием этого «религиозного коммуниста». Луи-Блан тоже не хотел иметь дело с атеистами, выдвинув тезис, что «атеизм в философии ведет к анархии в политике».

Первый двойной выпуск «Немецко-французских летописей» вышел в свет в конце февраля или начале марта 1844 года. Он был составлен из статей Руге, Маркса, Энгельса, Эмгеса, Бернайса и других. Гейне дал для журнала «Хвалебные песни в честь короля Людвига Баварского» - ядовитую сатиру на баварского «просвещенного монарха».

Это был единственный выпуск «Немецко-французских летописей». Между руководителями издания, Марксом и Руте, произошел раскол, вполне естественный: Марксу было не по пути с Руге, упорно стоявшим на позициях буржуазного радикализма, тогда как Маркс силою логики эволюционировал к коммунизму. Руге остался не совсем доволен содержанием первого выпуска.

Прусское правительство начало поход против журнала: экземпляры, попадавшие на германскую территорию, конфисковывались, а Руге, Маркса, Бернайса и Гейне было приказано арестовать в случае их появления на прусской земле.

За несколько месяцев до выхода в свет «Немецко-французских летописей» Гейне удалось съездить в Гамбург, чтобы там повидаться с родными и заключить новый договор с издателем Кампе.

Он прибыл в Гамбург 28 октября 1843 года и пробыл там до 6 декабря.

Его обрадовала встреча с матерью, с некоторыми старыми школьными товарищами. Но он почувствовал немало уколов за ту же злосчастную книгу о Берне: его близкие и дальние знакомые не стеснялись яростно нападать на Гейне за его «желчные выпады».

Матильда оставалась в Париже. На время своего отъезда ревнивый и подозрительный Гейне предпочел поместить ее в тот закрытый пансион, в котором она училась раньше.

Он писал ей влюбленные письма, в которых раскаивался, что не взял ее с собой, и обещал в будущем исправить свою оплошность.

Совсем незадолго до отъезда в Германию Гейне познакомился в Париже с Руге. Впечатление от первой встречи с Гейне Руге изложил в письме к своему другу: «Вчера я разговаривал также с Гейне. Он был в читальне Монпансье. Ты не можешь поверить, как радикальна эта лисица с глазу на глаз!.. Комично, что он боится ехать в Германию. Он представляет себе, что ему окажут честь, посадив в тюрьму».

Это высказывание Арнольда Руге о Гейне дает нам достаточное основание предположить, что Руге относился к Гейне не очень дружелюбно: во всяком случае, он не доверял ему и в частности разделял общее мнение немецких радикалов о. том, что Гейне беспринципен и то притворяется радикалом, то нападает на радикалов, как это вытекает из книги о Берне и из «Атты Тролля».

Это происходило примерно в ту пору, когда Гейне сам объявлял себя «решительнейшим из всех революционеров, не отклоняющимся ни на мизинец от прямой линии прогресса и принесшим великие жертвы великому делу» (Письмо Гейне Генриху Лаубе от 7 ноября 1842 года). В этом письме Гейне требует от Лаубе и его единомышленников, чтобы они перестали разыгрывать прусских доктринеров и шли об руку с боевыми органами младогегельянцев: «Рейнской газетой» и «Галльскими ежегодниками».

И вот когда год спустя Руге и Маркс затеяли издание органа, в котором хотели провести принцип культурного общения французов и немцев, Гейне живо откликнулся на это начинание и дал одно из своих острейших произведений («Хвалебные песни в честь короля Людвига Баварского») для первого и единственного выпуска «Немецко-французских летописей».

Шпион австрийского правительства Меттерниха Герман Эбнер в тайном донесении сообщал, что Гейне, возвращаясь из Германии в Париж, в декабре 1843 года остановился в Кельне и вел переговоры с Карлом Андре о работе в «Немецко-французских летописях». «По словам Гейне, - сообщает Эбнер, - все либеральные публицисты Германии обещали свое сотрудничество, и процветание нового издания станет жизненным вопросом для Германии».

В декабре же Гейне вернулся в Париж. Арнольд Руге, вообразивший себя духовным шефом над Гейне, не замедлил познакомить его с Марксом. Завязалась тесная дружба.

Арнольд Руге старался показать, что он имел большое влияние на образ мыслей и творчество Гейне того периода. Руге приписывает себе и Марксу совет, данный Гейне, - «бросить вечную канитель с любовной лирикой и научить политических поэтов писать по-настоящему, кнутом».

Вряд ли роль Руге была так значительна, как он ее себе приписывает. Если Руге относился во многом отрицательно к Гейне, то и характеристика Гейне, данная Арнольду Руге в «Мыслях и заметках», не особенно благоприятна для Руге: «Руге - филистер, который раз беспристрастно взглянул в зеркало и нашел, что Аполлон Бельведерский все-таки красивее его. В душе своей он уже косит свободу, но в тело его она еще не хочет проникнуть, и как ни восторженно его сочувствие эллинской наготе, он все же не может решиться снять с себя варварски новые брюки или даже первобытно германское нижнее белье. Грации с улыбкой смотрят на ату внутреннюю борьбу».

Едва ли при таком отношении к филистерству и плоскодонному радикализму Руге Генрих Гейне мог принимать всерьез его советы. Да и с самим Марксом Руге вскоре разошелся. Он не принимал стремления Маркса после изучения социализма перейти к изучению пролетариата. В июле 1844 года Руге писал в Германию одному из своих друзей: «Маркс погрузился в здешний немецкий коммунизм, - конечно, только в смысле непосредственного общения с представителями его, ибо немыслимо, чтобы он приписывал политическое значение этому жалкому движению. Такую маленькую рану, какую ей могут нанести мастеровые да еще вот здешние завоеванные полтора человека, Германия перенесет, даже не тратясь на лечение».

В противовес Руге Гейне понимал, почему Маркс придает такое большое значение начинаниям «полутора мастеровых». Франц Меринг, характеризуя этот период жизни Маркса, указывает, что он уже переносил свои интересы не от философии к политике, а от политики к социализму.