Черногорцы в России - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отметим два труда о великом князе: во-первых, воспоминания о нем бывшего генерал-квартирмейстера штаба Верховного главнокомандующего Ю. Н. Данилова 233, дающие Николаю Николаевичу в целом позитивную оценку, и, во-вторых, воспоминания бывшего военного министра В. А. Сухомлинова234, ненавидевшего великого князя. Несмотря на противоположность и противоречивость их оценок и характеристик Николая Николаевича, оба автора согласны в том, что его роль была велика и влияние на царя бесспорно.
На этой почве сталкивались интересы великого князя и императрицы: борясь за преобладающее влияние на императора, они интриговали друг против друга. Виной этому был Распутин. Однако еще до разлада отношений Григорий многое сделал для двух великокняжеских семей: он помог вылечить родителей Милицы и Анастасии. Черногорская княгиня Милена сильно заболела – у нее были камни в желчном пузыре и почках235. Из письма Николая Николаевича от 7 декабря 1908 г., в котором он пишет о Григории Распутине, мы можем почерпнуть сведения о черногорской княжеской семье: князь Никола находился при смерти; княгиня Милена приехала в тяжелом состоянии в Петербург специально ради операции. Для княгини Григорий привез специальный «флакон от Макария», а также передал образки, цепочки с медальонами и кресты для всех членов семьи Анастасии и Милицы. Николай Николаевич писал Стане о разговоре с Распутиным: «Про отца твоего сказал, что ему поможет. Просил (Бога. – Я. С], чтобы он не только не умер, но был бы здоров, иначе крышка всему, т. к. им все держится. Сам сказал, что и мать твоя для его спокойствия должна быть здорова» 236.
Однако хорошим отношениям с Распутиным пришел конец, когда черногорки поняли, что он не будет средством их влияния на царскую чету. Они попытались удалить Распутина, но влияние этого человека на царицу стало огромным из-за его способности останавливать болезнь цесаревича Алексея. Бывший «Друг» сам успешно интриговал против недавних покровительниц, вследствие чего они вышли из фавора императрицы. Окончательный разрыв дружеских отношений, как нам удалось установить, пришелся на 1909–1910 гг. Вместе с великими княгинями в немилость попал и великий князь Николай Николаевич.
Как пишет современник событий В. И. Гурко, Александра Федоровна по «наговорам» Распутина преисполнилась определенной неприязнью» и к великому князю237. Однако несмотря на это он все же был назначен Верховным главнокомандующим русской армии, когда началась Первая мировая война.
Популярность его в народе была велика. Министр иностранных дел С. Д. Сазонов пишет в своих мемуарах, что после Второй Балканской войны восторженные настроения в пользу славян достигли в Петербурге своего апогея. «Уличные и иные демонстрации повторялись ежедневно и относились к великому князю Николаю Николаевичу, зятю короля Черногорского, а также к сербскому и болгарскому посланникам»238.
В ставке Верховного главнокомандующего в Барановичах во время Первой мировой войны всегда находился Петр Николаевич, считавший своим долгом быть рядом со старшим братом.
Анастасия Николаевна в это время трудилась в киевском лазарете. Великий князь никогда не забывал жену и, стараясь помочь ее делу, в добровольно-принудительном порядке собирал средства для этого лазарета. «Все постоянно довольствующиеся в поезде Верховного чины штаба считались гостями великого князя. В свою очередь они, отвечая на гостеприимство Николая Николаевича, добровольно вносили особые пожертвования в кассу лазарета, во главе которого в Киеве стояла супруга Верховного великая княгиня Анастасия Николаевна», – писал Ю. Н. Данилов 239.
Анастасия Николаевна вместе с сестрой активно оказывали помощь раненым и пострадавшим. Как уже отмечалось, наряду с этим они распространяли в народе различные картинки, лубки, брошюры с изображением великого князя Николая Николаевича, стараясь тем самым повысить его популярность в народе. Это, конечно, шло на благо армии и развития патриотизма, как отмечали одни 240, но в то же время растущая популярность великого князя очень беспокоила других, в первую очередь императрицу, которая боялась переворота.
Морис Палеолог, французский посол в России (1914–1917), в своих мемуарах также описывает в начале 1916 г. план заговора по свержению императора и императрицы, чтобы «спасти царизм путем дворцового переворота». Заговорщиками были несколько великих князей. В их числе он называет трех сыновей великой княгини Марии Павловны: Кирилла, Бориса и Андрея. План заговора сводился к следующему: «с помощью четырех гвардейских полков, преданность которых уже поколеблена, двинуться ночью в Царское Село; захватят царя и царицу; императору докажут необходимость отречься от престола; императрицу заточат в монастырь; затем объявят царем наследника Алексея, под регентством великого князя Николая Николаевича»241.
Одни считали, что это просто больная фантазия императрицы 242; другие полагали, что слухи о готовящемся военном pronunciamento 243 были рождены и распущены «шайкой Распутина»244; третьи же тщательно разрабатывали планы. Князь Львов, председатель земского городского союза, в своих планах «спасения Родины путем переворота» поднимал вопрос «о высылке государя с семьей за границу, выработке нового строя государственного управления и венчании на царствование Николая III[46], в то время популярного Верховного главнокомандующего»245.
Однако все пошло не так, как предполагал князь Львов. Поднявшаяся волна революционного движения начала сметать все на своем пути, и сам князь стал ее жертвой. Временное правительство сначала отстранило всех представителей царской фамилии от власти, а затем начало их преследование.
Все же сам факт таких настроений, само наличие планов заговора, ощущение необходимости реформ, которые никак не приходили «сверху» и поэтому вырывались «снизу», ярко характеризуют то время, предвещавшее гибель империи.
Однако, возвращаясь к великому князю Николаю Николаевичу младшему, интересно рассмотреть вопрос о его отношении к черногорским вопросам: поддерживал ли он свою жену Анастасию и ее сестру Милицу в их планах, участвовал ли в них сам, способствовал ли он вообще лоббированию черногорской темы в политике России. Российский военный деятель, генерал от инфантерии Ю. Н. Данилов признавал, что «много злословили по поводу отношений к интересам Черногории великого князя Николая Николаевича, указывая на родственные отношения его к царствующему в Черногории дому Негошей, заставлявшие, якобы, покровительствовать ему в ущерб Сербии». Однако такие слухи нельзя считать правомерными, так как сам Данилов писал, что Николай Николаевич, как Верховный главнокомандующий, «близко оберегал интересы Сербии, при переговорах России с Италией и с Румынией» 246 и проявлял «нейтральность» к черногорским притязаниям. Великий князь отказался сам решать вопрос о будущих границах Черногории, которым занималась в 1915 г. дипломатия Держав Согласия, а «предпочел предоставить определение деланий [границ] великой княгине Милице Николаевне», что последняя охотно и совершила в особом письме императору от 5 апреля 1915 г. из Киева, где проживали в то время обе черногорки 247.
В одном из писем великого князя к жене за 1910 г. мы читаем: «Удивительное дело – как не прошу – лучше не умею[,] что касается тебя – отказ по всем степеням – и у всех»248. Похоже, великий князь ходатайствовал по некоторым вопросам, о которых его просила жена.
Доказательством «включенности» великого князя в черногорские дела является то, что во время Первой мировой войны в Ставке Верховного главнокомандующего, великого князя Николая Николаевича, наряду с военными атташе союзных государств Антанты находился черногорский представитель, что противоречило всем правилам и не соответствовало занимаемому Черногорией положению, значимости в этой войне ее армии. Югославский историк Н. Ракочевич писал, что черногорский король желал иметь своего делегата в Ставке, о чем и начал вести переговоры в марте 1915 г. Великий князь Николай Николаевич, без предварительного согласия российского правительства, удовлетворил просьбу Николы прислать своего военного делегата. 14 апреля 1915 г. из Цетинье в Ставку отправился Митро Мартинович, взяв с собой письмо Сазонову и еще одно письмо лично для великого князя249.
Степень «включенности» великого князя в черногорские дела до конца непонятна. Однако связь черногорок и Николая Николаевича в политическом плане является очевидной. Маловероятно, что великие княгини поднимали популярность великого князя в Киеве только из родственных чувств – на наш взгляд, это был определенный замысел, результатом которого должно было стать восшествие великого князя на российский престол.