Тайны Парижа. Том 2 - Понсон дю Террайль

Граф поднял руки и сделал жест, выражавший немое и ужасное проклятие.

— Сегодня вечером, — сказала она, — всего несколько часов назад, твоя жена сказала тебе, что он уехал или что он уедет… Жена твоя солгала! Она сказала тебе, что она больше никогда его не увидит, она поклялась тебе в этом… Она еще раз солгала! Смотри, в настоящую минуту в соседней комнате Арман стоит перед нею на коленях… и целует ее руки!

И, говоря это, Дама в черной перчатке настежь распахнула дверь в залу и воскликнула:

— Взгляни туда, граф, взгляни же туда!..

И так как постель, на которой в бешенстве и ревности мучился граф д'Асти, находилась против двери и зала была освещена, то несчастный мог видеть Армана, стоявшего на коленях перед его женой…

Тогда умирающий, в котором чуть теплилась жизнь, сделал последнее отчаянное усилие; он поднялся на постели, соскочил на пол, сделал несколько шагов к своей жене, которая в ужасе вскочила, протянул к ней руки, как бы желая проклясть ее, и упал мертвый!

Дама в черной перчатке беззвучно смеялась.

XVIII

Графиня подбежала к мужу, приподняла его, позвала и снова опустила на пол.

— Умер, — прошептала она вне себя.

В это мгновение дверь открылась и вошла женщина. Это была Фульмен.

Бледная, серьезная и торжественная, она направилась прямо к Даме в черной перчатке.

— Сударыня, — сказала она ей, — граф д'Асти умер, и я свободна от своей клятвы.

— О, — высокомерно возразила Дама в черной перчатке, — вы можете говорить, сударыня! Вы можете объявить, что этот молодой человек был слепым орудием моей мести; что он объяснялся в любви, которой не чувствовал; что вы сами для того, чтобы спасти его жизнь…

— Я, — проговорила Фульмен, — не могла ничего сказать и ничего не сказала.

Госпожа д'Асти, окаменевшая на мгновение, смотрела на Армана вопросительным взглядом.

Арман опустился перед нею на колени, моля о прощении. Тогда графиня поняла все. И вот эта согбенная от горя женщина выпрямилась. Маргарита почувствовала, что ее гордость разрывает оковы ее сердца… Она медленно подняла руки и указала Арману на дверь:

— Уходите отсюда! — приказала она.

Потом она подошла к Даме в черной перчатке и смерила ее гордым взглядом:

— Кто же вы? — спросила она. — Вы, которая вошла сюда под видом врача, а сами сеете здесь ужас и смерть?

Глаза Маргариты де Пон блистали гневом…

Но Дама в черной перчатке твердо выдержала ее взгляд.

— Сударыня, — ответила она медленно, — когда у меня было имя, меня звали маркизой Гонтран де Ласи.

Графиня вскрикнула и, точно пораженная молнией, упала без чувств.

XIX

— Туз и восьмерка! — раздался молодой звучный голосок, и две карты упали на зеленое сукно стола. — Давайте ваши деньги, мои любезные…

— Возьми! — послышался мужской голос. — С тех пор, как Мальвина пожелала вверить мне свою судьбу, ей чертовски везет.

— А я вот во всем терплю неудачу! — пробормотал третий, чистый и приятный, голос, в котором проглядывала досада.

— Моховая Роза несчастлива.

— Зато Мальвина чересчур счастлива… — один за другим произнесли двое из играющих.

— Да, — проговорила Моховая Роза, — жизнь ведь так устроена, что в ней счастье сталкивается с несчастьем и одно постоянно сменяет другое. В среду — смеются, а в четверг — плачут; в субботу — лишаются супруга, а в воскресенье — уже снова выходят замуж. Мальвину тоже постигнет ее доля несчастья в один прекрасный день.

— А если она до тех пор мне изменит, — произнес голландский банкир, — то я поступлю с ней, как Отелло: не буду платить ее долгов.

Журналист Мориц Стефан, наклонившись на ухо к Моховой Розе, блондинке, напоминавшей собою изящное произведение Греза, сказал:

— Банкир глуп. Уже давно ему не следовало бы платить долгов Мальвины.

Моховая Роза рассмеялась, открыла хорошенький кошелек из красного шелка и бросила на стол десять луидоров.

— Вот все, что у меня осталось! — крикнула она.

— А лорд Г.? — возразил журналист.

И он указал на удалявшегося высокого, холодного с виду, худощавого англичанина, с рыжими с проседью волосами, пристально разглядывавшего розетку на потолке. Моховая Роза пожала плечами.

— На моего англичанина плохая надежда, — ответила она. — Я никогда не могу вполне положиться на него.

— Но ведь он разоряется на тебя…

— Это ровно ничего не значит, он не положительный человек.

— Почему?

— Он до сих пор еще любит Фульмен, — со вздохом проговорила Моховая Роза.

— Сударыни, — сказал банкир, — продолжайте играть: кому карту?

— Мне! — произнесла Моховая Роза.

— Нет! Нет! — закричала Мальвина. — Нини Помпадур и Морицу Стефану.

— Да ведь я мечу.

— Хорошо мы играем.

— Так что же из того? — обидевшись, сказала Моховая Роза.

— А то, что тебе не везет, и мы можем проиграть.

— Ну, хорошо! — внезапно произнес англичанин, переставший созерцать потолок. — Позвольте мне сдать.

— Но ведь вы не играете? — заметил банкир. Благородный лорд бросил на стол пригоршню золота и взял карты. Банкир отдал их и, приподняв наполовину свою карту, сказал:

— Я ставлю.

— Одну? — спросил лорд Г.

Банкир перевернул карту. Оказалась четверка. Лорд Г. повернул ту, которая была у него в руке.

— Нужно быть богатым и глупым, как милорд, — вскричала Моховая Роза, — чтобы не остаться при шестерке.

— Он все равно проиграл бы, — сказал банкир, кладя карту на стол. — У меня семерка.

— Как не везет! — пробормотала Моховая Роза. Англичанин остался совершенно спокоен и снова принялся рассматривать розетку.

Эта игра в баккара происходила в октябре около полуночи в кабинете «Золотого Дома», где собрались человек десять или двенадцать, почти все те же самые лица, с которыми мы встретились год тому назад у Фульмен, в Елисейских полях, на улице Марбеф, за ужином, когда происходил разговор о Даме в черной перчатке. Если это собрание и приобрело двух-трех новых членов, зато оно лишилось тоже двоих: отсутствовали Фульмен и Арман.

Платил за все по-прежнему лорд Г., только за ужином у Фульмен он сохранял аноним, а на этот раз он соблаговолил предстать перед своими гостями, и Фульмен была замещена Моховой Розой. Так все бывает на свете!

— Господа, — сказал всегда насмешливый, легкомысленный и бестактный Мориц Стефан, — знаете ли, отчего проиграл лорд Г.?

— Отчего? — спокойно спросил благородный сын Альбиона.

— Оттого, что он счастлив в любви.

При этих словах лорд Г. вздрогнул и отвел глаза от розетки.

— А! Вы так полагаете? — произнес он флегматично.

— Этот журналист решительно глупее меня, простого миллионера, — сказал банкир. — Он говорит такие вещи, достойные быть сказанными ля Палиссом.