Некровиль - Йен Макдональд

смотри на дождь. Не следуй за каплями в пропасть, освещенную уличными фонарями. Миклантекутли побежала по самому краю, чтобы присоединиться к Ананси, которая махала им с изогнутого деревянного мостика – явно самодельного, – перекинутого между крышами. Она была великолепна, дика, беспечна, расчетлива, ужасна. Она с беспечной подсознательной легкостью обитала в том потустороннем месте, к которому Сантьяго стремился с тех пор, как на вечеринке по случаю шестнадцатилетия испытал мрачное откровение. Он понял, что другого способа попасть туда нет. Осознанность разрушала то, что он хотел испытать, поскольку оно базировалось на бессознательном ощущении своей телесной природы. Осознав, что обладаешь искомым, ты тянулся к нему, чтобы схватить и удержать, но терял. Животное знание. К нему нельзя прикасаться ни руками, ни разумом.

Позади и внизу снова взревел охотник. В этом вопле безошибочно угадывались обертоны чистого разочарования.

Они пробежали по мосту и очутились в зарослях марихуаны. Целый гектар зелья простирался вокруг центрального светового колодца cuadra. Некоторые кусты вымахали в человеческий рост, набравшись силы и мощи благодаря лос-анджелесскому солнцу, смогу, муссонам и удобрениям. Ранний урожай развесили на крюках, защищенных крышей из прозрачного пластикового листа, который просел от собравшейся дождевой воды.

Охотники взревели в унисон.

– Ублюдки все еще преследуют нас, – прошипела Миклантекутли. – Сантьяго, ты вперед. Ананси – направо. Я пойду налево. Хочу посмотреть, как они выглядят. Тому, кто высунет башку над краем крыши, соски оторву.

С участка фасада, который достался Сантьяго, открывался вид на сеть широких улиц, где существо, способное издать такой вопль, продемонстрировало бы себя за километр. Он ничего не увидел. Но охотники были где-то рядом. Их выдавало отсутствие вездесущей некровильской ночной жизни.

– Единственный путь вниз, кроме главной лестницы – веревочный подъемник, на котором возят собранную травку, – доложила Ананси. – Если только мы не хотим вернуться той же дорогой, какой пришли. Мило, Миклан. Умно.

– С моей стороны прыгать некуда, слишком большое расстояние, – сказала Миклантекутли. Ананси и Сантьяго признались, что с их секторами дело обстоит не лучше. – М-да. Итак, мы здесь, на крыше, по уши в ганже. Ананси, раз уж ты выразила сомнение в моих лидерских качествах, скажи – что нам делать дальше?

– Нет, Миклан. Только не я. Пошли его. Я не буду этого делать. Это самоубийство.

– Потому я и не могу послать его, Ананси. И, увидев твою открытую враждебность по отношению к моему старому другу и коллеге-художнику, я не могу доверить тебе присматривать за ним, если сама уйду. Он мясо, не забывай – а мясо штука нежная. Ты быстра, хороша; ты сможешь удрать. Ты, вероятно, справишься. А если нет, то разве минус один не лучше, чем минус три?

– Иди ты в жопу, Миклан.

– Очень любезно с твоей стороны.

Когда строптивая подручная Миклантекутли забралась на платформу подъемника, предводительница продолжила:

– Ананси, некоторые люди с радостью ухватились бы за возможность выступить на столь необычной сцене, заплатив за участие в эксклюзивном концерте всего лишь болью. – Она нажала на кнопку и отправила Ананси вниз. Сантьяго наблюдал, как платформа медленно вращается на тросе, спускаясь под дождем: маятник Фуко, обремененный одной жизнью. – Конечно, кое-кто может не поверить, что на крыше была всего одна жертва, но именно такие не поддающиеся оценке мелочи и придают игре остроту.

Ананси достигла земли. Она знала, что лучше не поднимать глаз и не махать рукой. Умчалась в лабиринт улиц к западу от cuadra уверенной, неутомимой трусцой охотника, словно волчица.

– Хорошо, что твои друзья опоздали на наш туристический автобус, Сантьяго. – Миклантекутли прилегла на парапет, наблюдая за улицей. Дождь стекал с ее резиновой куртки; отлитые в вакууме лица как будто плакали. – Им бы не достало cojones попробовать такое перченое блюдо. Я так и не поняла, что ты в них нашел. Два стакана текилы, дорожка-другая белой дряни и быстрая бисексуальная возня под москитными сетками – это вы называли жизнью на всю катушку. Ты всегда был достоин большего. Не их.

– Тебя, например?

– Я была тронута, когда ты решил сделать наши отношения чем-то большим, чем просто интрижкой дилера и клиентки. Приятно знать, что я тебя все еще вдохновляю. Но мне любопытно: что сделало эту Ночь мертвых лучшей из всех Ночей мертвых? Ты проснулся утром и обнаружил, что тебя больше ничего не штырит? А я предупреждала, Сантьяго. Эти клоуны тебе не ровня: мы с тобой, Сантьяго, всегда были особенными. Всегда пытались заглянуть за грань.

Рев вынудил Миклантекутли замолчать, и она не сказала что-нибудь еще из того, что Сантьяго не хотел слышать. Вслед за ревом послышался звук бегущих шагов. Ананси выскочила на открытый перекресток. На высоте двадцати метров Сантьяго почувствовал ее страх, сосредоточенность на побеге. От предчувствия скорой смерти каждая ее мышца завязалась тугим узлом.

– Что бы ни случилось, – прошептала Миклантекутли, – ни слова, ни звука. Что бы ни случилось.

Оглянувшись, Ананси шмыгнула за угол жилого дома. Черными тенями в листве Миклантекутли и Сантьяго последовали за ней. Ананси пыталась спрятаться в лабиринте на западной стороне.

Бледный Всадник преградил ей путь к отступлению.

– Господи Иисусе, – прошептал Сантьяго, забыв о наказе Миклантекутли. Та зашипела сквозь зубы; от восхищения, а не с упреком. Она подобралась так близко к краю, как только осмелилась, чтобы понаблюдать за представлением.

Существо стояло на задних лапах, и было в нем три метра роста: массивное тело едва помещалось в переулке. Крючковатые стальные когти на коротких и мощных предплечьях высекали искры из железных конструкций, когда он протискивался между пожарными лестницами, тяжелые когтистые ступни оставляли борозды на дорожном покрытии. Голова – тяжелый топор из кости и кожи; ночное зрение существа было усилено двумя прожекторами, прикрепленными к черепу позади каждого глаза. Оно метнулось влево, вправо, вверх, вниз, вынюхивая, выслеживая. Заметив добычу, обнажило в ухмылке сотню стальных кинжалов. Всадник сидел в седле, которое, как показалось Сантьяго, выросло из плеч твари. Плоские кабели были прицеплены одним концом к черепу, другим – к модулю управления с джойстиком; охотница, гривастый ангел, чья камуфляжная кожа сливалась с зеленым ромбовидным узором на шкуре «скакуна», нажала на рычаг. Монстр сделал два шага к парализованной Ананси.

– Карликовые аллозавры, – прошептала Миклантекутли с нескрываемым восхищением. – Раннемеловой вариант, который охотился на побережье Южной Виктории, когда Австралия и Антарктида были esposo и mujer[167] на Южном полюсе. Их привезли самолетом из Сиэтла в Ван-Колумбию в законсервированном виде и заплатили Дому смерти за выращивание. Для гринго у этих людей есть не только класс, но и деньги. Теперь понимаешь, почему мне пришлось играть с ними жестко?

Бледная Всадница нажала какую-то кнопку на