Ставка на бандитов - Виктор Доренко

— Это ваше последнее слово? — угрожающим тоном задал вопрос Шароев.

— Да, — Зеленцову вдруг показалось, что он совершает непоправимую ошибку, однако отступать было поздно, и задержанный добавил: — Это мое самое последнее слово. Я паровозом под расстрельную статью переть не хочу, не в моем характере.

Хозяин кабинета протяжно вздохнул и устало возразил:

— Между тем вы своим отказом загрузили полную топку угля и прете на всех парах навстречу собственной гибели. — Выдержав многозначительную паузу, Шароев продолжил официальным тоном: — Мы возбуждаем уголовное дело и передаем в следственный отдел ФСК. Дальше вами будет заниматься следователь. Впоследствии, если вы даже и захотите что-либо изменить, это уже будет не в моей компетенции. Так что подумайте еще раз.

Неожиданно для себя Зеленцов почувствовал, что готов поддаться на уговоры, но сидевший в нем гнус упрямства мешал это сделать. В какой-то миг Дюк ощутил себя стоящим у огромного камня на распутье трех дорог. И, куда ни поверни, везде что-то потеряешь. Ему стало страшно, и он просительно уставившись на полковника, сказал:

— Вы можете дать мне сутки на раздумья, не возбуждая уголовного дела?

— Ну что ж, — согласно кивнул Шароев, — это в нашей власти. В ваше распоряжение предоставляется одиночная камера в Лефортове. Завтра вечером я жду от вас окончательного ответа, если же вы решите что-то раньше намеченного срока, сообщите контролеру, со мной немедленно свяжутся.

Нажав невидимую кнопку, полковник вызвал ожидавший за дверью конвой. Когда в кабинет вошли два прапорщика с синими просветами на петлицах формы, Шароев распорядился:

— Доставьте задержанного Зеленцова в следственный изолятор.

За ушедшими закрылась дверь, и полковник остался в просторном кабинете наедине со своими мыслями.

Сквозь неплотно занавешенное окно пробивались первые лучи восходящего солнца. Через приоткрытую форточку доносился шум просыпающегося города.

ГЛАВА 22

Перед высокими деревянными воротами дачи остановилась черная «волга» с торчащими усами антенны. Открылась дверца, и из машины вышел высокий дородный мужчина в светло-сером костюме, белой рубашке, с темным галстуком. Неторопливой походкой он направился к воротам.

Из приоткрытой калитки показалась невысокая фигура молодого человека в синих джинсах и плотно облегающей тренированный торс черной майке с замысловатым рисунком на груди.

Вопросительно уставившись на мужчину, охранник вежливо поинтересовался:

— Простите, вы к кому?

— Могу ли я увидеть Фомина Валерия Николаевича? — осведомился посетитель.

Парень придирчивым взглядом окинул высокую фигуру визитера и перевел взгляд на поджидавшую того черную «волгу», где за баранкой безмолвно застыл шофер. Распахнув пошире калитку, молодой человек слегка отстранился, приглашая гостя войти.

Переступая невысокий порог, человек осмотрелся: его цепкий взгляд наверняка не упускал ни единой мелочи. К огромному удивлению, он не увидел ничего, указывающего на состоятельность живущего здесь человека. Скромный, опрятный дворик; невысокое строение баньки; кусты и газоны, наверняка незнакомые с ножницами садовника; и дом — не такой уж маленький, но и не дворец, какие любят выстраивать для себя нынешние хозяева жизни. Мужчине даже показалось, что он напрасно сюда приехал.

Неожиданно голос, прозвучавший рядом, заставил его вздрогнуть.

— Добрый вечер. Вы меня спрашивали? — Монах, спустившись по ступенькам крыльца, приблизился к прибывшему.

Их взгляды встретились, Фомин узнал в посетителе недавнего знакомого и расплылся в широкой улыбке.

— Ба-а, гражданин полковник, — иронично протянул авторитет, — каким ветром вас сюда занесло? У вас ордер с собой, или вы приехали осведомиться о моем здоровье, после того как ваши псы мне чуть печенку не разорвали?

— Здравствуйте, Валерий Николаевич, — пропуская мимо ушей очевидную колкость, приветствовал Монаха Шароев, — может, пригласите войти? Я к вам с неофициальным дружественным визитом.

Авторитет, продолжая саркастически улыбаться, ответил в том же тоне:

— Что-то я не припомню, чтобы мы с вами были на дружеской ноге. Или у меня с мозгами беда, или вы на радостях чего-то перепутали?

— Бросьте паясничать, Фомин, — полковник серьезно посмотрел на пахана, — я достаточно хорошо изучил ваш характер и, поверьте мне, не собираюсь делать вам никаких сомнительных предложений. Хотя, как говаривали в Одессе ваши братья-уголовники, имею вам нечто предложить.

— Ну раз так, милости прошу, — Монах широким жестом указал на веранду, — гостям в этом доме рады, даже непрошеным.

Пропустив полковника вперед, авторитет последовал за ним.

Когда они уселись в старенькие плетеные кресла, Шароев во второй раз профессиональным взглядом окинул скудную обстановку дачи, будто опасаясь подвоха: подслушивающих устройств, камер скрытого наблюдения — мало ли чего можно ожидать от этого уркагана!.. Обстановка дома не поражала роскошью.

Как бы читая его мысли, Монах прокомментировал:

— Да, именно так живут воры в законе. Правда, не все. Некоторые, прожигая за «хозяином» жизнь, — несомненно, авторитет имел в виду начальников ИТУ, — обустраиваются менее комфортно, но это издержки нашей профессии. — Пахан бросил на собеседника вопросительный взгляд: — Надеюсь, вы не станете отрицать, что вор — тоже профессия?

— Я приехал не обсуждать с вами вопросы профессиональной ориентации, — резко возразил Шароев. Его начал немного раздражать ироничный тон хозяина, однако, сдержав эмоции, полковник спокойно продолжил: — У меня к вам деловое предложение. Попрошу выслушать серьезно. И обещайте мне, что независимо от результатов нашей беседы все останется между нами?

Монах окинул гостя презрительным взглядом и сухо ответил:

— Я никогда не шел ни на какие сделки с властями. По вашему мнению, что-то может заставить меня изменить принципам?

— В данный момент я не представитель власти, а частное лицо, — веско объяснил Шароев, ожидая реакции Фомина.

Однако авторитет молчал.

Поняв, что ему не удастся заручиться словом Монаха, полковник решил перейти к главному.

— Мне скоро пятьдесят, — издалека повел незваный гость, — почти тридцать лет я отдал службе в органах контрразведки. За все эти годы я не нажил ничего, кроме язвы и повышенного давления. От государства мне ждать нечего, если не считать почетной грамоты или юбилейной медали. Проводив меня на покой, мне выделят нищенскую пенсию. А я еще не слишком стар, и мне очень хочется пожить в свое удовольствие. Да и двум дочерям нужно приготовить какое-нибудь приданое.

— Что-то я не пойму вас, гражданин начальник, — удивленно произнес Фомин, — вы приехали поплакаться на свою жизнь? Тогда вам не ко мне. У меня просто кличка Монах, на самом деле я не священник. Хотите, подскажу хорошего попа, он вам и грехи отпустит, и душу облегчит?

— Не ерничайте, — слегка обиделся Шароев, — и не перебивайте, дослушайте до конца. Я, может, впервые в жизни позволил себе произнести вслух то, о чем раньше не смел и думать.

— Хорошо, — согласился авторитет, — я не стану вас перебивать, продолжайте.

Полковник извлек из кармана пачку «Явы» и зажигалку. Зажав в зубах желтый фильтр, он глубоко затянулся.

— Так вот. Сегодня в моих руках есть ценная информация, которая сможет вас заинтересовать. Я бы сам ею с радостью воспользовался, но это не в моих силах. — Сделав небольшую паузу, Шароев пристально посмотрел на собеседника, как бы подготавливая того к дальнейшему сообщению. — Вчера утром мы арестовали Зеленцова по обвинению в шпионаже и измене Родине, сейчас он сидит в Лефортове. Нам удалось отследить все его банковские счета, но получить по ним деньги мы не в состоянии. Для этого понадобится не один месяц, а то и год. Вам же с вашими возможностями не составит большого труда все это провернуть. Для этого понадобится только хороший финансист и некоторая сумма на взятки банковским чиновникам. За передачу этой информации я прошу сто тысяч долларов. Это составит меньше трех процентов от общей суммы. Согласитесь, не так много.

Услышав такое неожиданное предложение, Монах настолько поразился, что с трудом смог взять себя в руки. Он спросил:

— А какие у меня гарантии, что ваши счета не окажутся фуфловыми? К тому же я не миллионер, чтобы достать вам из кармана такую сумму.

Шароев не спеша затушил в массивной стеклянной пепельнице недокуренную сигарету и произнес:

— Я уже думал об этом и готов пойти на риск. Вы мне проавансируете, скажем, десять тысяч, а остальное отдадите после того, как получите всю сумму или большую часть. Идет?

Монах задумался.

Дюк все равно битая карта, пусть хоть его деньги послужат на благо воровской общине. Предложение действительно казалось заманчивым, очевидно, на него стоило согласиться. Однако просто так отдавать десять штук баксов Фомину не хотелось. И не потому, что он был прижимистым или жадным, просто одна мысль о том, что на его деньги будет жировать «кум», приводила Монаха в бешенство.