О социализме и русской революции - Роза Люксембург

Тактика «Neue Rheinische Zeitung» была скроена применительно к тому моменту, когда современная буржуазия впервые дебютировала на политической сцене. В тот момент правом и долром каждого подлинного революционера и практического политика было верить в серьезность ее борьбы против феодализма и в возможность толкать ее вперед посредством решительной позиции левого, социалистического крыла. К тому же то был момент революции, а не нормальных условий. Что марксова тактика и в тогдашней ситуации была в действительности рассчитана только на момент революционного действия, доказывает то обстоятельство, что Маркс и Энгельс в своих статьях и речах с середины 40-х годов, а также после Мартовской революции вели совершенно другую, ярко выраженную классовую политику социализма, а не политику буржуазной демократии.

Но к этому добавляется еще и третье: а именно тогдашнее своеобразное представление, которое Маркс и Энгельс имели о Мартовской революции, их надежды на так называемую «перманентную революцию», их ожидания, что буржуазная революция явится только первым актом, к которому непосредственно примкнет революция мелкобуржуазная и наконец пролетарская. Свидетельством тому служит еще марксово «Обращение Центрального Комитета к Союзу коммунистов» 1850 г. В этом смысле позиция «Neue Rheinische Zeitung» представляется хорошо продуманной, умной тактикой, направленной на то, чтобы использовать буржуазное революционное восстание как предварительную ступень для последующей пролетарской революции, чтобы подтолкнуть его вперед до того предела, когда оно окажется несостоятельным и должно будет уступить место второму, более радикальному круговороту революции. С этой точки зрения тактика «Neue Rheinische Zeitung» была не отречением от социализма, дабы послужить господству буржуазии в качестве пристяжной лошади, а, наоборот, сознательным использованием господства буржуазии в качестве короткого, рассчитанного максимум на несколько лет, предварительного этапа пролетарской победы.

И наконец, еще одно: самостоятельной социалистической рабочей партии тогда не существовало. Немецкий социализм сократился в 40-х годах до нескольких колоний беженцев в Брюсселе, Лондоне и Париже, некоторых недолговечных социалистических журналов в Германии и нескольких непрочных рабочих кружков в Рейнских землях. Таким образом, «Neue Rheinische Zeitung» не могла представлять в Мартовской революции то, чего тогда не было: обособленной классовой политики пролетариата.

Все эти предпосылки сейчас явно поставлены прямо-таки с ног на голову. Вместо начала мы имеем перед собой конец политической биографии буржуазии, или, более того, то, что Маркс и Энгельс в 1848 г. считали началом буржуазного восстания против феодальной реакции, оказалось одновременно и концом его и с тех пор мы в течение пятидесяти лет наблюдали только постоянную нисходящую линию буржуазной демократии. Революционный момент, революционное действие давно стали для буржуазных классов раз и навсегда позабытой мечтой, юношеской глупостью. Основу нынешних экспериментов с возобновлением тактики «Neue Rheinische Zeitung» образует не мгновенное революционное кипение молодой буржуазии, а мирное повседневное «нормальное» болото старческого буржуазного парламентаризма, т. е. превращенного в норму компромисса буржуазии с феодализмом. И наконец, ныне нисходящей буржуазии противостоит рабочий класс как самостоятельная политическая сила первого ранга.

В этой прямо противоположной исторической ситуации возобновление тактики «Neue Rheinische Zeitung» оказывается карикатурой на ту самую марксову гипотезу «перманентной революции», которую при всяком удобном случае с огромным самомнением поднимают на смех именно сторонники сотрудничества с буржуазной демократией. Марксово взаимодействие пролетариата с буржуазией под пушечную канонаду на баррикадах извращено и низведено до парламентского закулисного торга социал-демократии с либерализмом и до участия в дележе министерских портфелей. Марксова надежда на следующий день после победы буржуазии повести пролетариат против буржуазии и прогнать ее прочь от государственного кормила, чтобы освободить место для пролетарской диктатуры, искажается до «постепенного осуществления социализма» путем парламентских реформ социалисти-ческо-демократического картеля.

Но карикатурой на «Neue Rheinische Zeitung» тактика Жореса и других является еще и по иной причине. Содействие Маркса буржуазной демократии во время Мартовской революции выражалось отнюдь не в послушном соучастии во всех жалких делах и изменах буржуазии, а в том, что он властной рукой безжалостно бичевал все эти жалкие измены. Если Маркс и хотел гнать буржуазию вперед, то делал он это пинками, давал ей шпоры, ранившие ее до крови. И коль Жорес и КO позабыли, что такое социалистическая классовая политика, то пусть они теперь хотя бы поучатся у «Neue Rheinische Zeitung» тому, как выглядит настоящая радикально-демократическая политика.

Вот тогда они смогут извлечь высший урок из этого классического эксперимента. Что же стало в конечном счете результатом этой тактики, проводившейся в самый благоприятный исторический момент, с величайшим мастерством, блестящими методами гения? Удалось ли, скажем, «Neue Rheinische Zeitung» действительно хоть на волосок толкнуть буржуазию влево, сгруппировать вокруг себя значительное крыло радикальных элементов, оказать какое-либо влияние на ход революции, вызвать к жизни вторую крупную революционную волну, подобно тому как создававшаяся в парижских подвалах газета Марата «Ami du peuple» подготовила господство французского пролетариата в Конвенте? Ни-чего похожего! «Neue Rheinische Zeitung» была спасением чести для анналов германской революции, но вместе с тем она оставалась в этой революции совершенно изолированным передовым постом, гласом в пустыне. Тем самым сознательная роль левого крыла буржуазной демократии была для социализма сыграна раз и навсегда.

От меринговских книг исходит особый аромат. В первом томе — это отблеск великой эпохи идейных боев, которые для Германии являются tempi passati (”прошедшими временами” — итал.). В третьем томе — это родовые муки великого революционного времени, которые тоже уже миновали. И то, что эти великие времена, из которых поднялись могучие фигуры наших корифеев, охвачены и воссозданы так широко, что мы, подведенные к такой картине прошлого, забываем на миг обо всем убожестве будней и жаждем подобного будущего, — это немеркнущая заслуга Меринга перед германским рабочим классом.

Карл Маркс (1903 г.)*

Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его. 11-й тезис Маркса о Фейербахе[46]

Двадцать лет назад успокоился могучий ум Маркса. И хотя мы лишь несколько лет назад пережили то, что на языке немецких профессоров именуется «кризисом марксизма», достаточно бродить взгляд на массы, которые следуют социализму в одной только Германии, на его значение в общественной жизни всех так называемых культурных стран, чтобы постигнуть творение марксовой мысли во всей его колоссальности.

Задавшись целью в немногих словах сформулировать то, что делал Маркс для сегодняшнего рабочего движения, можно было сказать: Маркс, если так выразиться, открыл современный рабочий класс как историческую категорию, т. е. как класс с определенными историческими условиями бытия и законами движения. правда, и до Маркса в капиталистических странах существовала масса наемных рабочих, которых однородность их социального бытия внутри капиталистического общества привела к солидарности и которые ощупью искали выхода из своего положения, отчасти и мост, ведущий в обетованную землю социализма. Маркс впервые поднял их до уровня класса, связав их особой политической задачей — задачей завоевания политической власти для социалистического переворота.

Мост, который Маркс воздвиг между пролетарским движением, таким, каким оно стихийно вырастает на почве нынешнего общества, и социализмом, был таков: классовая борьба за захват политической власти.

Буржуазия издавна проявляла верный инстинкт, с ненавистью и страхом преследуя особенно политические стремления пролетариата. Так вела она себя уже в 1831 г., когда Казимир Перье в ноябре того года сообщил во французской палате депутатов о первом пробуждении рабочего класса на Европейском континенте — Лионском восстании шелкоткачей. Он сказал: «Господа, мы можем быть спокойны! В движении рабочих Лиона не проявилось никакой политики». Ибо любое политическое движение пролетариата было для господствующих классов признаком приближающейся эмансипации рабочих от политической опеки буржуазии.