Байки кремлевского диггера - Елена Трегубова

Прощаться с Собчаком пришло полгорода. А из-за приезда на это мероприятие Путина президентская охрана, разумеется, никак не хотела пускать на кладбище Александро-Невской лавры простых смертных. Но совсем отсеивать родственников и друзей покойного они все-таки постеснялись. Поэтому близких Собчака, а также официальные делегации (вроде нашей – от РАО ЕЭС) на территорию Лавры запускали, но маленькими порциями и с долгими перерывами. Тем временем нормальный питерский народ сзади все напирал и напирал. В результате служба безопасности спровоцировала известный эффект бутылки с узким горлышком. При входе на кладбище возникла смертельная давка.

Нас ввезли на территорию Лавры на машинах. Но после этого пришлось еще около километра идти пешком в общей давке до старинных ворот отдельного внутреннего кладбища, где и хоронили Собчака. Я оказалась ни физически, ни морально не в состоянии грубо пробивать себе дорогу локтями, как это делали мои спутники. Кто я такая, чтобы считать, что у меня есть больше права прощаться с Собчаком, чем у его родных?! – раздраженно думала я и уже проклинала себя за то, что я вообще там оказалась. Но отступать было уже поздно, и мой инфантилизм чуть не стоил мне жизни. Потому что, не пройдя и ста метров, я почувствовала, что меня начинают затирать. Попытавшись сделать еще несколько шагов – поперек потока, чтобы хотя бы выбраться на обочину, – я убедилась, что и этого уже не могу: народ ринулся вперед в остервенении и отупении, сметая все и всех на своем пути и заполняя собственной массой абсолютно все пространство аллеи, по которой нам нужно было двигаться, – без малейшего, миллиметрового, зазора. Вскоре людской поток начал уже не только затирать, а еще и подминать меня. Я оказалась затянутой в воронку и обреченно, без малейшей воли к сопротивлению, как сквозь туман, осознала, что падаю и еще через несколько секунд неизбежно окажусь на земле – под ногами этой человеческой массы, которая, разумеется, не задумываясь, по мне пройдется.

Но тут, буквально в последнюю секунду перед моим падением, чья-то цепкая рука обняла меня за талию и выудила из этой воронки на поверхность. Потом я почувствовала, что меня кто-то приподнял и понес. Я даже не имела физической возможности в этой давке посмотреть, кто был моим спасителем. Но когда благодаря ему я оказалась в уже более или менее безопасном месте, я увидела, что мой ангел хранитель – никто иной, как Леша Кудрин.

– Берите меня под руку, и покрепче, – строго велел мне будущий вице-премьер. – И главное – не падайте, держитесь на ногах: вас бы сейчас насмерть затоптали. Держитесь: нам сейчас еще нужно через последние ворота пройти, а там, внутри, на кладбище, уже будет посвободнее… Туда вообще уже никого из простых смертных не пускают…

И как-то необычайно вертко и метко орудуя локтями, с криками: Пропустите делегацию! -Кудрин, со мной в охапке, удачно штурмовал и последний кордон. После которого я уже, наконец, смогла вдохнуть воздуха, отыскала Чубайса и вместе с ним и со всей остальной делегацией стойко приняла очередное испытание: не меньше часа стоять на краю свежевырытой могилы и ждать, когда же подъедет Путин.

Потому что без президента – не начинали.

Воздух на кладбище звенел от мороза. И, несмотря на то что рядом со мной стояли не меньше сотни чиновников, вокруг царила в прямом смысле кладбищенская тишина. Потому что все настолько окоченели, что волей-неволей сохраняли похоронные приличия. И любой звук, даже шепот, как-то особенно гулко разносился надо всей этой заледеневшей процессией.

И тут мы услышали настоящий рев быка, вернее, – автора программы Час быка Андрея Черкизова:

– Фашисты! – скандировал он, продираясь сквозь кладбищенские ворота. – Прямо у могилы людей избивают! Родственников Собчака не пускают к нему из-за этой бледной моли!!!

Тут среди окружавших меня официальных лиц вообще уже воцарилось гробовое молчание.

Протаранив охрану, Черкизов в два скачка оказался прямо у могилы, и, видимо, сразу приметив там среди всех чиновничьих физиономий единственное родное лицо (увы мое), набросился на меня чуть ли не с кулаками:

– Бледная моль! – заорал он на меня, дико вращая глазами.

Я слегка удивилась: Вроде бы у нас с Черкизовым всегда неплохие отношения были. Чего это он вдруг?

– Ты чего Андрюш? – с опаской переспросила я.

И в ту же секунду почувствовала по запаху, что Андрюша, кажется, слишком активно поминал в тот день Анатолия Собчака. Я интуитивно на всякий случай отошла на два шага от Чубайса, – чтобы не подставлять и его, если сейчас разразится скандал.

И как в воду глядела…

– А ты с кем прилетела, Трегубова? – строго спросил Черкизов. – С кремлевскими?

Я отрицательно мотнула головой.

– А-а, с Рыжим наверное… -догадался бузотер.

Спина стоявшего прямо передо мной Чубайса напряженно съежилась.

– Ты видела, что там людей избивают?! – продолжил допрос Черкизов, угрожающе на меня наступая. – Бледная моль!!! Прилетела! А из-за нее тут троюродного брата Собчака не пустили!!!

– Чтобы избивали людей, -такого я не видела. А давку устроили действительно безобразную – меня саму вон Кудрин еле спас, – как можно более спокойно ответила я.

И потом примирительным тоном, чтобы не спровоцировать дальнейшего развития скандала у не закопанной могилы, поинтересовалась:

– А ты чего обзываешься-то?

И лучше бы я этого не спрашивала…

Потому что оказалось, что Бледной молью Черкизов называл вовсе не меня, а совсем другого человека…

– Ты посмотри, как охрана этой Бледной моли над живыми людьми издевается! – заорал он опять на всю округу. – А сейчас она и сама прилетит, эта Бледная моль, и специально для нее здесь на кладбище представление устроят! А я сейчас вот прямо отсюда репортаж в прямой эфир об этом передам, я все-о-о-о расскажу!

И с этими словами Черкизов достал мобилу и принялся дозваниваться до прямого эфира радиостанции Эхо Москвы.

Тем временем я увидела, как меж могил серой мышкой зашмыгал пресс-секретарь президента Алексей Громов, и по этому признаку поняла, что тот, прибытия которого ожидал Черкизов, уже здесь. Громов подбежал ко мне. Его глаза в растерянности забегали: он явно не знал, как мы прищучить журналистку кремлевского пула, вопреки его санкции оказавшуюся, как он считал, – на президентском мероприятии.

В результате, он решил, что лучшим вариантом в такой спорной ситуации будет найти общего врага:

– Ты посмотри: как это подонок Черкизов посмел сюда явиться! Пьяное рыло! – злобно заплевался мне в ухо президентский пресс-секретарь.

– Черкизов -мой коллега… Так что, давайте без подобных эпитетов, Алексей Алексеевич, – старалась я держать хорошую мину при плохой игре.

И как раз в эту самую секунду мой перевозбудившийся коллега, дозвонившись, наконец, по мобиле до прямого эфира Эха Москвы, начал громогласно, на все кладбище, встречая как раз подходившего к могиле Путина, сообщать стране:

– Из-за прилета этой Бледной моли здесь перекрыли все кладбище и не дали родным проститься с Анатолием Собчаком!!!

Не знаю, успели ли крылатые слова долететь до прямого эфира, но после этой фразы в студии Эха Москвы, видимо, попросили Андрюшу слегка отдохнуть, а уж потом продолжить репортаж. Догадаться об этом было не трудно: по ответным матюгам, которыми Черкизов начал сыпать в трубку. Разумеется – так же громко, чтобы во всей Александро-Невской лавре не осталось ни одного человека, который бы не расслышал каких-нибудь мелких деталей употреблявшихся выражений…

Я оказалась между двух огней. С одной стороны, нельзя было позволить Громову в моем присутствии гнобить коллегу. С другой стороны, я с ужасом предчувствовала, как сейчас Черкизов, получив отлуп у себя на радио, опять примется жаловаться мне разрушительным голосом Джельсомино. Так и случилось… Как только Эхо отрубило с ним связь, он, на глазах у всех заинтересованных кремлевских чиновников, бросился ко мне с объятиями и громогласными жалобами на все то же самое белесое насекомое, образ которого художественной натуре Черкизова как-то слишком глубоко въелся в душу.

Приняв огонь на себя, я, непьющая и поэтому слегка неопытная в подобных ситуациях, решила действовать по известной схеме, почерпнутой мною в советских фильмах. Под условным названием: Ты меня уважаешь?? – Тогда пей.

– Андрюш, ответь мне только на один вопрос: ты меня любишь? -внезапно спросила я Черкизова.

– Я?! Да я, хоть и пидорас, но за тебя, Трегубова, жизнь отдам, если надо! -заорал он мне в ответ, окончательно шокировав публику.

– Так вот, Андрюша, если ты и правда хоть капельку меня любишь и уважаешь, -тогда помолчи, пожалуйста, минутку! – педагогично приказала я.

Как ни странно, схема сработала. Выразительно посматривая на свои наручные часы и довольно подмигивая мне, Черкизов промолчал ровно минуту…