Знак кровоточия. Александр Башлачев глазами современников - Александр Бельфор

После августа 1987 года мы не виделись, хотя передавали приветы друг другу вплоть до февраля 1988 года. А после 17 февраля его старые стихи читаются, как предвидение:

Холодный апрель. Горячие сны.

И вирусы новых нот в крови.

И каждая цель ближайшей войны

Смеется и ждет любви.

Наш лечащий врач согреет солнечный шприц.

И иглы лучей опять найдут нашу кровь.

Не надо, не плачь. Сиди и смотри,

Как горлом идет любовь.

Не плачь, не жалей. Кого нам жалеть?

Ведь ты, как и я, сирота.

Ну, что ты? Смелей! Нам нужно лететь!

А ну от винта! Все от винта!

Может быть, для многих любителей творчества Александра Башлачева такое прозвучит, как ересь, но мне кажется, что он не реализовал себя по-настоящему ни в творчестве, ни в жизни. У него было какое-то особое предназначение, а он его не исполнил. Он ушел непоправимо рано.

Башлачев, судя по всему, знал то, что знают немногие, единицы. И именно это знание явилось причиной всего того, что с ним произошло. Семейные и бытовые неурядицы, неустроенность и невостребованностьу широкой аудитории - это все вторичные причины. В первую очередь - это знание бессмысленности всего происходящего… Несколько лет стремления изменить мир в лучшую сторону с помощью того, чем наделил его Господь, стремления раскрыть людям самые великие тайны бытия… Бесполезные попытки. Такие люди, как Башлачев, хотят всего много и сразу, потому как темпы жизни обычных людей кажутся совершенно неприемлемыми для их ищущего и мятежного духа. Дух не может дать спокойствия в жизни его носителю, дух прорывается наружу к людям в тщетных многовековых попытках проявления любви и свободы. И жизнь не получается.

БЕСКОМПРОМИССНАЯ ПОЗИЦИЯ

В 1986 году Петр Солдатенков, мой земляк и хороший знакомый, пригласил меня принять участие в съемках своего фильма. Тогда он назывался «Игра с неизвестным», нынешнее его название: «Монологи у кирпичной стены». Я с удовольствием согласился, поскольку в нем должны были сниматься БГ, Шевчук, барды и представители других песенных жанров. Кого я должен был играть - себя или просто парня, который задает вопросы этим персонажам, - это было не совсем ясно, но теперь уже не имеет значения. И вот одним из персонажей являлся доселе неизвестный мне Саша Башлачев. Одной из предполагаемых сцен нашего с ним разговора должна была быть сцена нашей встречи в поезде. Башлачев должен был играть себя - такого ершистого парня, бросившего все доселе привычное, живущего без дома, без семьи ради того, чтобы писать свои песни.

Я недавно просмотрел фильм и могу сказать, что с каждым годом он приобретает все большую документальную ценность. События происходили в Павловске, на развалинах старого полуразрушенного дома. Получилась настоящая фантасмагория! Юра Шевчук спорит с представителями авторской песни, молодой еще совсем, мало кому известный, но уже с этими своими задором и яростью. Женя Смо-льянинова поет свои чудесные песни, Юрий Алексеевич Кукин, кто-то еще, сейчас уже не вспомнить. Да, сниматься Башлачев так и не стал, несмотря на то, что Солдатенков приложил к этому немало сил. Зато в фильме прозвучала одна из самых сильных и загадочных песен его - «Имя имен». Так что свой вклад, свою яростную ноту он в это внес.

Мне он запомнился как человек неуправляемый, непонятный и мрачный. Поэтому я к нему относился настороженно. Я всегда стремился к каким-то правилам, упорядочен-

ности. Может быть, он уже тогда понимал, что правил никаких нет, и это его сильно возмущало. Тем не менее для себя я вывел Александра Башлачева как мужественного человека - поэта, который может плюнуть на все и просто жить: путешествовать и писать песни. Иметь такие душевные силы, которые позволяют поверить в то, что ты делаешь, - это настоящее, и ради этого настоящего быть готовым ко всему. Было бы здорово, если бы он мог продолжать жить и писать такие песни.

Это яркое и короткое знакомство с ним не прошло для меня бесследно. Я очень часто его вспоминаю, когда выбираю, каким путем идти дальше. Я понимаю, что есть такой крайний, альтернативный путь, но уверенности идти по нему у меня не хватает. Я придерживаюсь точки зрения Леонида Филатова, что все мы - некий своеобразный гумус… И на нашей писанине должен когда-нибудь вырасти настоящий, большой поэт.

Я не успел познакомиться с Башлачевым. Мы не форсировали события, играли каждый свои сцены, и казалось, что знакомство еще впереди, что еще все состоится. Не состоялось… За все последующие годы я не встречал ни в жизни, ни в литературе более яркого человека, с такой твердостью отстаивающего свою бескомпромиссную позицию. Разве что Шпаликов или Рубцов… Но и у них все же была какая-никакая семья, пристанище. Состояние, в котором они писали, является технологической необходимостью, условием для создания настоящего шедевра искусства. Пишущие люди, хотя у всех это проявляется по-разному, нуждаются в безделии, свободе от всего. Отбросить все - и писать.

Тексты песен Башлачева меня поразили еще тогда. Но мне они не были близки - уж очень мрачные. Недавно я писал песню, посвященную Мише Евдокимову, писал - рыдал и сам себе удивлялся. Думал: «Как же я буду петь эту песню, когда уже сейчас плачу?» Хотел показать песню супруге - она отказалась. Говорит, настроение сразу портится. Вот так и с Башлачевым… Я очень редко его слушаю, больше читаю. Читать легче. Исполнение его, с таким надрывом мешает мне докопаться до сути, до истины.

Песни Саши Башлачева - не для развлечения. Это довольно серьезная работа для души и для ума. Так можно сказать обо всех произведениях великих людей - например, Бродского. Для восприятия творчества таких гигантов нужна очень серьезная многолетняя подготовка, жизненный опыт, сильное стремление понять смысл того, что они сделали. То, что оно не так востребовано молодежью, не говорит о том, что нет смысла делать попытки донести послание до адресата. Пусть бы песни Башлачева звучали на радио - те, кому они предназначены рано или поздно услышат. Не думаю, что кто-то вправе решать сейчас, что нам надо слушать, а что нет. Время - оно все расставит по своим местам.

У Башлачева горлом шла чернуха, как из канализационной трубы. Все то, что в душе человека застоялось, спрессовалось - все это приобрело состояние перебродившего гумуса. И этот самый гумус изливался наружу с пронзительной четкостью. Некое упорядочивание представлений о российской действительности, о нашем повседневном быте, что-то важное в жизни, что бродит в душе, оказалось озвученным и стало более понятным. Абстрактное знание приобрело конкретные очертания, его форма стала более адекватной.

Башлачев - это что-то асоциальное… То ли бомж, то ли персонаж из поэмы Венички Ерофеева «Москва-Петушки». Человек оказался за бортом общества, находился вне социума. Представляется это так: человек боится показывать свое дерьмо (то, что у него есть плохого в душе) окружающим и даже себе. Рассказывая и пытаясь показать, какой он хороший, какой молодец и утаивая часть правды о себе, человек попадает в некую ловушку - дерьмо не только не исчезает, но накапливается. Башлачев дал возможность выйти ему наружу, более того, он попытался сказать, что в нем нет ничего плохого, что это часть мира, который нас окружает, который внутри нас. Он показал людям, что с этим можно и нужно жить.

Так оно теряет значение запретного. Это помогает человеку принять самого себя. Башлачев взял на себя труд поработать канализационной трубой. Это и есть самая что ни на есть жизнеутверждающая позиция, как бы парадоксально это не выглядело на первый взгляд.

Ничего отрицающего жизнь нет в его творчестве. Его самоубийство - не показатель отрицания жизни. Просто у него перекрыло клапан, по которому шел поток. Произошла перегрузка информацией. И в результате выбор оказался не так велик, как этого бы хотелось ему и его близким. Удариться в пьянство, как Веничка Ерофеев, в наркотики, как Высоцкий, попасть в психушку или выброситься в окно. Он выбрал последнее.

Он просто больше не смог выплескивать то, что с такой скоростью накапливалось в душе. Достоевский, не пишущий книги, - это пациент для психушки или самоубийца. Гениально одаренные писатели и поэты только таким образом и выживают: своим творчеством, возможностью переводить в слова то, что их переполняет. Это просто способ их жизни. Вот какой силой обладает в этом случае поэтическое слово - оно до поры до времени сохраняет человеку жизнь.

Андрей Мельниченко, врач

Я рад, что живу в России, и дай Бог мне здесь умереть. Здесь очень весело, на самом деле.

Александр Башлачев

АЛЕКСАНДР ДОЛЬСКИЙ

ПОЭТ ТРАГИЧЕСКИЙ И СЧАСТЛИВЫЙ

Если считать по десятилетиям, то шесть поколений российских интеллигентов, каждое по-своему, мечтало о свободе и пыталось что-то сделать для этого, данного Господом Богом априори, права каждого живого существа. Александр Башлачев принадлежит к последней генерации болезненно воспринимавших советскую безысходность, нелепость и неправедность общественного устройства. Миру и себе он явился поэтом. «На Второй Мировой поэзии признан годным и рядовым» - изумился он своему назначению. Его самого и его творчество относят к миру российского рок-н-ролла. Так он видится большинству знавших его и интересующихся его творчеством. Конечно, можно его разглядывать и сквозь эту призму. Но тогда все его коллеги уходят в мир теней поэтического космоса. Ибо среди них он является единственным поэтом. Странный фокус - когда слушается русский рок-н-ролл, то ясно видна поза невнятной глубокомысленности или булькает простота взрослых, стареющих мэнов, которая хуже воровства. Читать это не рекомендуется. Особенно молодежи, чтоб не извращать понимание самого феномена поэзии. К чести самих певцов следует сказать, что все они достаточно умны, чтобы признавать это. Башлачева же читать очень славно. Даже с учетом того, что не сам он составил свой сборник и после ухода в мир иной уже не мог ничего исправить и отредактировать, его следует именно читать. Потому что это поэзия. Это стихи не только талантливого, но и очень начитанного, психологически сложного, социального и очень нежного человека. «Имелодия вальса так документальна, как обычный арест, как банальный донос» или «Вой гобоев ГБ в саксофонах гестапо», это высокий коктейль из Гийома Аполлинера и Александра Галича. Данное сравнение условно, оно только подчеркивает уровень этих метафор. Очень больно и афористично о правителях и народе: «Вы швыряли медну полушку мимо нашей шапки терновой» и «Вы все между ложкой иложъю, а мы все между волком и вошью». Но господа, некогда бывшие товарищами, это было сказано в первой половине 80-х годов XX века, и совершенно справедливо для нашего века. И горе нам, очевидно, будет так вечно, или, во всяком случае, долго. И что, это та свобода, которую мы все заранее любили и ждали? «Мы ждем перемен!» - пел молодой кумир всей молодой части СССР. Дождались. «Мы строили замок, а выстроили сортир». Сортир самого худшего образца буржуазного устройства. В России теперь уже два сортира: один - золотой, для тех, кто «между ложкой и ложью», а другой - выгребная яма, для тех, кто все так же «между волком и вошью». Так предрек наш пророк СашБаш: «Нева будет по-прежнему впадать в Колыму». Тогда же он написал: «Двуглавые орлы с побитыми крылами не могут меж собой корону поделить». Нам сегодня может показаться, что уже поделили наши орлы, но не торопитесь. Верьте поэту Башлачеву - будут эти и им подобные орлы, другие птички и звери делить русскую корону вечно. Кроме подобных чудных и страшных строк мог писать поэт и нечто величественное, подобное тексту вечных книг: