Голос булата - Дмитрий Янковский

– Да разве таким откажешь? – верно поняла его хозяйка. – Век себе потом не простишь.

Она рассмеялась как-то сухо, словно через силу, но в глазах действительно светилось желание, вот только не известно чего. У Микулки от такого смеха аж мороз по коже продрал.

– Ну, коль так просите… – сдался наконец Витим. – Останемся. Так, други?

– Отчего ж не остаться, – паренек заметил как Сершхан кивнул ему, спрятавшись за широкой воеводиной спиной. – С хорошими-то людьми…

– Да к тому ж мы не емши с утра. – Сершхан притворно вздохнул. – И не пили ничего, аж дурно. Дорого за еду и ночлег возьмете?

– Да что вы! Кто ж с путников мзду берет? Вы гости, вам и пироги на стол.

Витим спрятал руку за спину и сделал несколько непонятных знаков, но Сершхан, видать, все понял не хуже слов, что-то достал из седельной сумки и скорым шагом нагнал сотоварищей у самого порога.

– О конях мы позаботимся. – уже в доме успокоил их хозяин. – И напоим, и овса зададим. Добрые у вас лошадки. А чего закладных только две?

– Одна в бою загинула. – не моргнув ответил Витим. – Дралась как медведь, десяток печенегов копытами перебила, а тут с неба Змей…

– И что? – заинтересованно поднял брови мужик.

– Перекусила ему глотку и издохла. Видать кровь у Змея дурная была.

– А эти, ну, те что остались?

Микулка с изумлением понял, что мужик то ли верит каждому слову, то ли ему без разницы. В глазах ни тени усмешки.

– Эти, видать покрепче. – подхватил Сершхан. – Разорвали Змея как волк овцу и ничего, живы. Токма навозу с них больше обычного за день вывалилось.

Так они перекидывались бестолковыми словами, а за окошком все быстрее сгущалались вечерние сумерки.

– Отчего вы свет не зажгете? – не выдержал наконец Микулка. – Так ведь за ужином и в рот промазать можно.

– Свет? А, ну да. Липуша! Запали лампу гостям.

Хозяйка вытянула из-за печки покрытый годичной пылью светильник, загрохотала посудой, отыскивая масло, наконец запалила, вспыхнувшей от печного огня лучиной. Тусклый свет залил комнатушку, заиграл на толстой паутине в углах и паренек с содроганием разглядел, как сверкнули глаза у хозяина. Ясным красным огнем, как угли, когда ветер дунет. Кровь похолодела в жилах а по спине забегали мурашки, чуть спину не оттоптали, проклятые. Но Витим с Сершханом и виду не подали, хотя явно тоже приметили. Микулка понял, что если не соберется с духом, то у него начнут стучать зубы, а это для витязя никак не гоже. Он сжал под столом кулаки, представляя, как всаживает ворогу между глаз. Помогло, но слабо, хотя зубами стучать так и не начал.

– Вот и пироги поспели! – радостно воскликнула женщина. – Откушаете, а я вам постель застелю.

Она бухнула на стол противень со здоровенным, круглым как солнце и румяным пирогом, но аппетита он не вызвал, разлив вокруг себя неуместный сладковатый запах. Хозяин по обычаю надломил хлеб первым и у Микулки комок подкатил к горлу – из пирога торчали полусгнившие, явно человеческие пальцы.

Сершхан и воевода даже не шевельнулись, а мужик завопил дурным голосом:

– Что ж ты дура, наделала! Ты пошто гостям тухлятину в пирог сунула? Не нашла нормального мяса?

– Да откель? Еще прошлой седьмицей последнего съели, тока эти куски и остались.

За окном мелькнула тень и дверь в сенях приоткрылась.

– Вы долго там возиться будете? – спросил мужской бас из темноты. – Усыпили уже? Чего ж орете тогда зазря? Нашли время лаяться! Соседей пошто не зовете?

За спиной говорившего нетерпеливо топтались и сопели, у Микулки волосы на голове стали дыбом, когда он представил жаждущую свежего мяса толпу за окном.

Сершхан сделал неуловимое движение и из спины хозяина на пядь высунулось окровавленное лезвие сабли, мужик склонил голову, словно задремал утомленно, а из его рта густо закапала темная струйка.

– Ты что, спать тут собрался? – окликнул Микулку Голос. – Бабу секи!

Паренек вскочил из-за стола, пытаясь вытянуть звонкий булат из ножен, но хозяйка тоже проворством не была обижена – схватила сдоровенный нож с печи и с размаху швырнула в Витима, у которго меч уже тускло поблескивал в руке. Воевода резко отбил свистнувший воздухом клинок, загнав его глубоко в бревенчатую стену, а Микулка наконец высвободил оружие и с плеча рубанул шею столь резвой хозяйки. Голова глухо стукнулась о земляной пол, клацая зубами в предсмертной агонии, а тело бухнулось на колени и привалилось к печи.

Тут же в комнату ворвались трое мужиков с кольями и рогатинами, а за их спинами угадывалась озлобленная толпа.

– Светильник гаси, Радимир! – заорали из сеней. – Нам-то что, а им без света…

Первый из ворвавшихся замахнулся колом по глиняной лампе и удивленно замер, скосив взор на торчавшую прямо под сердцем рукоять, а Сершхан уже замахнулся снова и всадил тяжелый швыряльный нож прмо в глотку второго.

– Огонь береги! – снова напомнил о себе Голос. – Для тебя это главная задача. Твои други, по всему видать, и без тебя пока справятся.

Микулка отскочил к столу как раз вовремя, чтоб отсечь руку покусившуюся на свет. Ее бывший владелец заорал не своим голосом, но сзади кто-то из своих угостил его дубиной по башке и он, свалившись как мешок, больше не двигался.

Сершхан и Витим стали плечом к плечу и завязалась лютая сеча. Ни у кого из нападавших булатного оружия не было и их дреколья разлетались в щепы под ударами тяжелого меча и сверкавшей как молния сабли. Вскоре вышибли окошко, пытаясь влезть внутрь, но Микулка занял удобное место, разя острием меча появлявшиеся из темноты лица. Через окно лезть перестали, понимая, что это верная смерть, двое или трое забрались на крышу, зашуршали, разбирая солому, но вскоре оттуда раздались смертные хрипы и один из весян ухнулся с крыши под самое окно. Из его лба торчал обломок тяжелой стрелы, значит Ратибор еще не заснул на своем дереве.

– Запаливай дом! – разнеслось по улице. – Пали солому!

– Огня давай, тащи угли из печки!

Звуки боя в сенях разом стихли и Микулка подскочил к соратникам. Те даже не запыхались, хотя порог был буквально завален трупами.

– Будем выходить! – скомандовал Витим. – Держаться всем вместе. А ты молодец, селянин, без света нам бы худо пришлось. Тока погодим когда они хату запалят, не то в темноте с толпой биться – дело безрадостное.

Улица полыхнула красно-желтым маревом, наверху затрещало и тяжкий смрад пополз в комнату, продираясь вместе с дымом через чердачные щели.

– Все, вот и свет нам готов. Вперед!

Он первым вырвался в ночь, сокрушая огромным мечом все, что возникало на его пути. За ним оставалась зыбкая, но отчетливая просека, в которую и устремились Микулка с Сершханом.

Паренек рубил, протыкал, снова рубил, в глазах мельтешили огненные сполохи, а крики и хрипы заменили собой, какзалось, все звуки на сто верст окрест. Пару раз он от души получил по рукам шершавыми кольями, после этого парировать стал осторожнее, а разить уверенней, но руки саднили сорванной кожей, и пальцы слушались как чужие.

Однако, вскоре лихорадка боя настроила его на какой-то особый лад. Движения стали быстрыми и точными, боль отступила, глаза вовремя выхватывали из гущи нападавших самого опасного, а руки без особого труда разили с ужасающей силой, совершенно не ощущая усталости. Микулка словно смотрел на себя со стороны, словно не он, а кто-то другой бился смертельным боем с сотней противников, а он, настоящий Микулка, мог наблюдать и давать советы. Он даже попробовал дать самому себе пару советов, но они запаздывали, обращаясь в слова, потому как тело само знало что нужно делать и в какой миг. Теперь понятно как надо биться! Не со злобой, а вполном спокойствии, дарованном ныне усталостью. Не в спешке, а мерно пропуская через себя череду событий – защита, удар, уход, удар… Ровно и спокойно, оценивая обстановку как бы со стороны.

Движения, уколы и удары теперь совершенно не мешали думать отрешенно, Микулка даже улыбнулся, как это всегда делал в бою дед Зарян, но в тот же миг получил суковатой жердью в бровь, да так, что искры из глаз полетели. Он грохнулся под ноги Сершхану как бык на бойне и тут же на него повалился его супротивник с пробитым стрелой черепом. Ничего себе! Здоров Ратибор в потемках стрелять!

Паренек не успел вскочить на ноги, как через улицу пронесся невесть откуда взявшийся Волк, кося опешивших весян своим жутким мечом. Промелькнул и исчез, слившись с тенью. Теперь противник явно понял, что этих путников стоило отпустить с миром, да только поздно здравые мысли приходят. Волк снова вывалился из тени, располосовав ночь и троих мужиков сверкающим клинком и нападавшие панически засуетились, не зная откуда в следующий миг ждать напуска. Тут же в толпу ударил целый град стрел, словно не один, а пятеро лучников засели в ветвях деревьев. Микулка перекатился в пыли, вскочил на ноги и раскрутив меч, как учил Зарян, в одиночку бросился сквозь поредевшую толпу. Булат свистел по воздуху, описывая замысловатые петли и казалось, что не человек, а вихрь убийственного металла движется вдоль темных домов. Теперь клинок лишь изредка врубался в чью-то плоть, но молниеносная скорость и сила не давала ему остановиться и на миг.