Лицо из зеркального коридора - Марьяна Романова

Обычные русские имена, я не ожидал, что с ними будут какие-то сложности. Но все дорожки обошел – ничего. При этом было твердое внутреннее ощущение близости искомого.

Кто на кладбище колдует, точно знает одно чувство – это нечто среднее между охотничьим азартом и предчувствием игрового фарта. Когда знаешь, что вот-вот – и желаемое у тебя в кармане, и тело само ведет тебя – тебе нужно только расслабиться и довериться.

И вот наконец я остановился. Что-то в сознании подсказывало, что я должен остановиться именно здесь.

Передо мной была ухоженная могилка – два креста, два холмика. Вот оно – мое тело не могло так ошибиться. Было темно, и мне пришлось воспользоваться карманным фонариком, чтобы прочесть имена на табличках. И в первую секунду я даже отшатнулся. Здесь и правда были похоронены супруги. Мужа звали, как меня, – Егор. А жену – Ольга.

Вот такую шутку сыграло со мною кладбище. Как будто бы начался диалог на языке могил. Как будто бы мне бросили вызов.

Перед глазами так ясно встало печальное бледное лицо Ольги, рыжие завитки у ее виска, очешник, который она мне вручила.

Если я и сомневался, то всего пару секунд. Все необходимое для ритуала у меня было с собою. Ночь выдалась полнолунная, тихая, туманная – в такую погоду проще совершить переход.

Это была судьба.

Я никогда не думал, что однажды воспользуюсь ремеслом, чтобы помочь самому себе, я не уважал тех, кто обращался ко мне с подобными просьбами, но в ту ночь как будто бы какая-то внешняя сила влекла меня, в спину подталкивала. Я отпер оградку, вошел, сел на корточки у могилы и прижал ладони к влажной прохладной земле.

И мне показалось, что земля отзывается на мое прикосновение – дышит, вибрирует под моими руками, как будто бы ко мне принюхивается, знакомится со мной.

Привороженный человек не похож на влюбленного. Он одержим, и его привязанность – болезнь. Даже если он получает то, чего жаждет, всё равно в его душе – дыра, которую он никогда не сможет залатать, всё равно ему страшно, тоскливо и больно, он мается, видит дурные сны, его мучают мрачные предчувствия.

Ему кажется, что он начал тоньше чувствовать мир – каждая деталь воспринимается как некий знак и доказательство существования логической цепочки, ведущей к единственному выводу – счастье морским узлом завязано на единственной личности, без которой свет не мил. Такие люди опадают с лица, худеют, лишаются аппетита, становятся нервными и сентиментальными и, в конце концов, начинают выглядеть так, что к ним хочется пригласить экзорциста.

Как будто бы кто-то ластиком стер привычную личность, а вместо нее осталось одно-единственное желание, вокруг которого теперь строятся все мысли, планы и деяния – быть вместе, быть вместе, быть вместе во что бы то ни стало.

Привороженные быстро теряют способность к ясному видению вещей и логическому мышлению – они готовы променять все на свой новообретенный наркотик, они бросают семьи, родные дома, страны, всё то, что всю жизнь считали своим. Какая-то их часть между тем понимает – что-то неладное происходит, что-то страшное и разрушительное, к беде непоправимой ведущее. Чувствуют, что и радость невозможная, и подступающее горе имеют один источник. Любят и ненавидят одновременно. Мечтают иногда стряхнуть этот морок и зажить спокойно, без этих терзаний и страстей, но не могут, не хватает у них на это сил души. Есть, конечно, люди внутренне крепкие, осознанные, со стальным стержнем, привычные к рефлексии, учитывающие каждую мысль и точно знающие, как их чувства зарождаются. С такими колдунам работать трудно, а с некоторыми – и вовсе не имеет смысла.

Но Ольга к ним не относилась. Она была обычной женщиной – романтичная тихоня в грубом мире, относившемся к ней с непониманием, как к чужестранке.

Когда мы увиделись во второй раз, она очень изменилась и показалась мне еще красивее, хотя большинство людей сказали бы, что она стала похожа на Смерть. Ее кожа так истончилась, что казалась почти прозрачной – синие венки трогательно проступают, под глазами темные круги, а сами глаза стали такими прозрачными, как ручей высоко в горах. Она шла, и мне показалось, что любой порыв ветра может сбить ее с ног.

На ней было безразмерное длинное платье – похоже, Ольга стеснялась своей худобы и хотела ее замаскировать, но свободный покрой еще больше подчеркивал ее хрупкость.

Я приметил ее издалека и с удивлением понял, что мое тело реагирует на ее появление – обычный здоровый мужской интерес, которого я за собою раньше не замечал. Иногда, но редко, мне приходилось любоваться женщинами, о некоторых я понимал, что они красивы, но это было больше похоже на поход эстета в музей, чем на межгендерные игры, я никогда не примеривал их тела к своему, не мечтал об их прикосновении.

А тут вдруг мне захотелось пойти ей навстречу и обнять, взять ее, такую тоненькую, в кольцо рук, почувствовать, как хрупки ее косточки, вдохнуть ее запах.

Увидев меня, Ольга улыбнулась. Лицо ее казалось теперь совсем крошечным, как будто фарфоровая кукла, а не живая женщина.

– Здравствуйте! Вы отлично выглядите.

Я, конечно, обнимать ее не стал, но протянутую узкую руку осторожно пожал, отметив, что от нее пахнет вербеной и сухими цветами. Немного старушечий запах, но мне нравилось. Мне вообще нравилось всё, что имело хоть какое-то отношение к близости Стикса.

– Правда? – не поверила Ольга.

– Врут. Не верьте. – Я взял ее под локоток. – Прогуляемся? Или, может быть, хотите чая?

– Не знаю. – Ольга выглядела потерянной. – Со мною что-то происходит в последнее время, я вообще уже ничего не знаю… И ритуал ваш что-то не работает.

«О! Он работает, – усмехнувшись, подумал я. – Ты даже не представляешь, насколько точно и четко он работает».

– Давайте все спокойно обсудим. Предлагаю зайти в кафе, вам, кажется, надо согреться.

Мы нашли какой-то бар. До него шли рука об руку молча – мне нравилось, что Ольга умеет хранить молчание, щебечущие люди, которых тяготит тишина, всегда вызывали во мне головную боль и казались ущербными. Заказали чай – я с облегчением вздохнул, потому что люди с хорошим аппетитом всегда казались мне отталкивающими. А те, кто набивает желудок едой, когда волнуется или нервничает, – и вовсе отвратительными.

Ольга сидела напротив и исподтишка меня рассматривала. Я прекрасно знал, что происходит в ее сердце – я же сам, подобно алхимику, и запустил этот процесс.

Но все же интересно было наблюдать за тем, как она с собою борется. Вечная «хорошая девочка из приличной семьи», которой так последовательно и долго внушали мысль о единственно верном алгоритме любовных свиданий, что она стала частью