Лабутены для Золушки - Корецкий Данил Аркадьевич

Объемную стопку французских и англоязычных газет, сравнительно свежих – а на сухогрузе, неспешно ковыляющем в открытом море, газеты месячной давности свежи и увлекательны – принесли с первым же завтраком. Тогда же в трюме появились карты – и начался бесконечный турнир в покер. Играли на вымышленные ценности – чем невероятней они были, тем веселей и азартней шла игра. Рон ставил на кон то свою виллу с бассейном над скалистым обрывом, которой у него никогда не было, то личный гарем в Дохе, который блюдут в целости и сохранности сорок евнухов-спецназовцев. Луис запросто проигрывал коллекции спортивных автомобилей и венгерские замки «с шаловливыми вампиршами». Самуил предпочитал ставки куда более серьезные – играл то на бывшие советские республики, то на новенькое алмазное месторождение в Борсхане.

Еду носил один и тот же матрос – краснолицый и большерукий немец Гюнтер с дыркой на месте левого верхнего резца. Кормили однообразно, но вполне сносно: каши, котлеты, омлет, овощные салаты. Самуил отъедался и отсыпался под бесконечные рассказы Рона и Луиса. Гюнтер принес ему одежду, почти не ношеную – джинсы, ковбойку, ботинки на толстой неубиваемой подошве.

– На, вот, – сказал он с грубоватым добродушием. – Команда собрала. А то, как тебя выпускать на люди? Выглядишь, как Робинзон Крузо.

С некоторой грустью распрощался Самуил со своими, еще советскими обносками – брезентовыми шортами и футболкой с вылинявшими до неразличимости олимпийскими кольцами. В них он так много прошел, побывал на краю жизни и смерти. Была даже мысль сохранить обноски на память – но лишний груз наверняка стал бы помехой в пути. Оставил только ремень со стертой армейской пряжкой. То, что Самуил вычитывал из газет о бывшем СССР, продираясь сквозь малопонятную журналистскую лексику, не радовало. Судя по всему, на родине начался апокалипсический раздрай и упадок. Если и ждала его дома новая жизнь, то легкости от нее ждать не приходилось.

Мысли о Рафаиле понемногу отдалялись.

«В церковь, что ли, сходить? Свечку поставить, помолиться? – подумал Самуил, до сих пор не проявлявший никакой религиозности». Но вслед за этим он понял, что не знает – жив Рафаил или погиб. А, значит, не знает, и как за него молиться – как за живого или как за мертвого. Да и Рафаил не стал бы за него молиться, ему бы это даже в голову не пришло!

Через две недели довольно однообразного плавания они приблизились к берегам Бельгии. Высадка на европейский континент прошла примерно так же, как отправка из Африки. Ночью в нейтральных водах Северного моря они перегрузили бивни и оружие на катер, в отличие от африканского – новейшей модели, только что со стапелей. Рон помахал на прощание рубке, в которой, как нарисованный, чернел силуэт капитана. Катер беспрепятственно пронизал темные и холодные территориальные воды, почти бесшумно, вошел в русло Шельды, и двинулся в сторону городских огней, освещенных трасс, чистых тротуаров и уютных многоэтажных домов.

Рон и Луис мгновенно посерьезнели, замкнулись, на их лицах проступило выражение сосредоточенной готовности к чему-то важному. Сбыт товара – дело ответственное, догадался Самуил.

Они высадились в каменистой бухте, оборудованной деревянной пристанью. Массивные свертки переместились в мощный пикап, за рулем которого сидел кубинец, перекрашенный в блондина. Самуил то и дело косился на эти крашенные волосы – казалось, чернокожий блондин стал для него проводником в тот мир, который до сих пор оставался запретным – тот самый мир кровожадного капитала и всеобщей вседозволенности, о которой ему дули в уши агитаторы разных мастей в вузе, в армии, в геологоразведке. Кубинец смешно мешал испанский с английским, рассказывая, как два часа назад обнаружил на трассе, что колесо пробито, а запаска осталась в гараже.

– Пришлось бежать к газолиновой станции, телефонить в автослужбу.

На подъезде к Антверпену Рон толкнул Самуила локтем в бок.

– Что, русский, может, останешься с нами? Будем возить бивни, алмазы, тем более ты в алмазной теме… Да и любую контрабанду вертеть выгодно. Заработки неплохие!

– Нет, – он покачал головой. – Устал я уже от всего этого. Да и домой надо – дочка там, я ее еще даже не видел.

– Ну, смотри, товарищ. Карабин заберешь?

– Нет. Как я его потащу через границы? Да и не нужен он мне больше…

Рон усмехнулся.

– Ошибаешься. Раз привык к стволу, уже не отвыкнешь… Не этот, так другой будет. И правильно!

В Антверпене их пути разошлись. Туда, куда отправлялись Рон и Луис, Самуилу ход был заказан. Чтобы ходить по их тайным тропам и конспиративным квартирам, знакомиться с их связями, надо принадлежать к их стае. Иначе ты просто опасный свидетель со всеми вытекающими последствиями. Пожали друг другу руки, Рон сунул Самуилу вырванный из блокнота листок с каким-то адресом.

– Это ближайшая гостиница. Прощай! Может, еще и встретимся когда-нибудь в Африке…

Луис вложил в нагрудный карман Самуила несколько денежных купюр.

– Заработал. Странно, но даже честно заработал.

Пикап уехал, Самуил остался один в чужой стране.

Гостиница оказалась чистая, но беспокойная – ее облюбовал разного рода перехожий люд, иммигранты всех цветов кожи. То тут, то там вспыхивали ссоры на всех языках мира – порой сразу на нескольких. Ссоры пресекались, как правило, криками Хуго – дородного детины, стоявшего за стойкой на входе. Может, его мускулатура внушала уважение, а может – висящая на стене за спиной бейсбольная бита.

Приняв душ, сбрив бороду и провалявшись около часа в бессмысленном наблюдении за оживленным перекрестком, на который выходило единственное окно номера, Самуил встал, покопался в своем рюкзаке и поставил на стол фигурку Великого Юки. Помесь крокодила и людоеда имела устрашающий вид, особенно страшен был холодный, безжалостный взгляд, который, казалось, пронизывал его насквозь… Самуил достал из кармана швейцарский многофункциональный нож «Викторинокс», открыл отвертку, и по очереди выковырял оба глаза. После этого взгляд демона джунглей стал еще страшнее: развороченные глазницы смотрели темными дырами мертвеца. Но оставлять алмазы в номере было бы глупо.

Спрятав статуэтку обратно в рюкзак, Самуил спустился вниз.

– Мне нужен банк «Золото Африки», – сказал он здоровяку на ресепшен.

– Какой банк?

Самуил повторил.

– Эй, Крак! – крикнул Хуго так, что у Самуила заложило уши. – Ты знаешь, где у нас банк «Золото Африки»?

– Кажется, на углу Пеликанов и Кейсерля, – донесся сверху скрипучий голос с восточным акцентом. – Но я не уверен.

Разжившись рукописной картой со стрелками, поясняющими, как дойти до нужного места на улице Пеликанов, Самуил отправился за деньгами. В банке «Золото Африки», отделения которого были разбросаны по всему миру, Бюро безопасности Борсханы открыло ему счет. Туда должны были поступать ежемесячные выплаты, а по завершении экспедиции – и основное вознаграждение. На основной куш рассчитывать, конечно, не приходилось, но за полтора года все равно должна была скопиться приличная сумма.

До нужного места он добрался быстро и без труда. Но отыскать банковскую вывеску на домах никак не получалось. Обошел дважды квартал – безрезультатно. Вернувшись на угол улицы Пеликанов и Кейсерля, подошел к странновато одетой пожилой даме с огромными, размером с елочные шары, бусами на дряблой шее.

– Я ищу банк «Золото Африки». Мне сказали, он где-то здесь.

Дама кивнула, махнула прямо перед собой и заговорила на не менее странном, чем ее бусы, языке. «Фламандский», – догадался Самуил. Он посмотрел туда, куда указывал ноготь в ярко-красном лаке и увидел булочную, мимо которой успел пройти не один раз.

– Нет, мне нужен банк, – улыбнулся он.

Дама энергично закивала, снабдив свой жест довольно плотным потоком фламандской речи, из которой Самуил ничего не смог понять. Наконец поток фламандского прервался куцей английской фразой, произнесенной с явным усилием: