Хромой Орфей - Ян Отченашек

Шум наверху стал громче, вечеринка, видно, была в разгаре, что-то тяжелое грохнулось так, что потолок в подвале задрожал, вслед за тем виллу потряс взрыв смеха. Визг. Загудел контрабас, к нему присоединился рояль, потом гитара. Усилилось шарканье подошв по паркету.

Войта встал, потянулся, зевнув, и пошел к двери, провожаемый взглядом матери. Пиджака он не взял, давая понять, что не собирается выходить из дому.

Войдя в мастерскую, он закрыл за собой дверь, но делать ему сегодня ничего не хотелось. Изобретения! Он вытащил из портфеля брошюру о системе охлаждения авиамоторов, взятую у одного инженера из конструкторского бюро, и сделал невероятное усилие, пытаясь сосредоточиться, но шум наверху, врывавшийся в открытое окно, отвлекал его. Он поймал себя даже на том, что прислушивается, и ему показалось, что в гуле голосов он различает ее волнующий смех. Да, это она. Среди этих выутюженных фигур и самоуверенных физиономий она в своей стихии.

Ну и ладно!

Он стиснул зубы и достал тоненькую, сильно потрепанную брошюру. Ее дал ему Милан: редкостный, мол, экземпляр, запрещенный, он головой за нее отвечает! Уже одно название совершенно непонятное: «Азбука диалектического материализма - метод правильного мышления». Вся мелким шрифтом и словно назло грамматике, которую он так ненавидел в школе. Мысли! На первой же странице дело застопорилось, так как речь здесь шла не о дюзах и клапанах в выражениях, усвояемых его мозгом без всякого труда, а как-то иначе, и удивление его росло с каждой фразой: окно открывается, одна створка уже открыта, муха хочет вылететь наружу - к свету... и так далее! Что это значат - диалектический? А схоластика? А материализм? Во всяком случае, это не имеет никакого отношение к аптекарским товарам. Или нет? Но что тут запретного, не поймешь? Странно: когда Милан говорит об этом на сходках, все ясно и понятно, как дважды два: да, это так, чего же тут не понять? Борьба классов, революция, Советы, диктатура пролетариата - да, да, да, - но это значит... Постой! Покойный хозяин был капиталист, а я? Ну, ясно! А она? Странно, правда, получалось; значит, где-то там, где кончаются перила красного дерева, проходит пограничная черта между бельэтажем и подвалом? А все-таки! Вся его одежда из гардероба щедрого хозяина, и, когда отец умирал, архитектор проявил большое человеколюбие... Ну вот, начал читать сам, и плохо дело. Не беда, читай дальше, не жалей свою дурацкую башку, должен же ты все это раскусить, черт возьми!

Визг саксофона заставил Войту вздрогнуть. Он открыл отяжелевшие веки. Проснись! Читай дальше! Что такое? Виллу вдруг затопила тишина... И в этой тишине совершенно неожиданно в передней зазвонил звонок.

Звонок всполошил компанию в самую неподходящую минуту. Все сидели вокруг мощного «Биг-Бена» и слушали вечернюю передачу из Лондона: волнующие ту-ду-ду-дум и потом... «дальнейшее наступление войск вторжения в Нормандии...». Пирушка была устроена как раз по случаю высадки западных союзников, сомнений больше не было: закрепились! Закрепились и пошли вперед, ура! Моргнуть не успеешь, дойдут до нашего скрюченного голодом города, и тут-то начнется веселье! За это стоит выпить! Алеш погасил большую люстру, и слушание стало похоже на торжественную церемонию: он обладал безошибочным чувством эффекта.

- Тихо! - прикрикнул он на них.

Они послушались, и так как были уже в возбужденном состоянии, разгоряченные свингом и друг другом, а окон нельзя было открывать из-за маскировки, в душном сумраке воцарилась явно эротическая атмосфера. Шелест платьев, тайные прикосновения, мимолетные поцелуи.

Алена непринужденно развалилась в кресле, перекинув ногу через подлокотник, и стала всматриваться в полумрак. Двое на диване уже потонули в нежном объятии, в промежутках между фразами диктора слышался их страстный шепот. Не могут подождать, бесстыжие. Она нашла лицо своего любовника: оно было освещено шкалой радиоприемника, и сосредоточенное, серьезное выражение очень к нему шло.

Как он хорош, негодяй, - чего-то не миноватъ. Она стала судорожно грызть ногти. Хоть бы уж кончалось скорей, это отрава, а мы все делаем вид, будто бог знает какое важное дело. Эту дурацкую войну выиграют и без нас, а у тех, кто здесь торчит, есть ведь и свои собственные беды. И у меня тоже. Целый ворох. И потому я хочу привести себя в полный порядок, и танцевать до ошаления, и галдеть на весь дом, и устроить тарарам, только бы не думать об этом! Дррр....

Алеш дернул головой и тотчас выключил радио. Кто это может быть? Половина десятого, и мы все вроде в сборе... Один из сидевших у окна приоткрыл занавеску.

- Милые, не зажигайте света и пойдите посмотрите. Мне, видно, снится...

Пустынная улица купалась в лунном свете, и ошибки быть не могло: у края тротуара разлегся широкий «мерседес», а перед калиткой стояла высокая и широкоплечая фигура в форме немецкого офицера. Прямая неподвижная фигура наводила страх.

- Господи, чего ему надо? - воскликнула одна из девушек.

- Спокойно, детки. Это всего-навсего Геринг.

- Ты позвала его на вечеринку, Алена, дорогуша?

- Замолчите! - решительно прервал Алеш болтовню, плохо скрывавшую испуг, и показал себя человеком действия: зажег стоячую лампу, вынул из радио «черчильки» и кинул их на ходу в вазу. - Насколько мне известно, вечеринки устраивать не запрещено...

- Кто-то пошел ему отворять, - сказала Алена, хотя узнала Войту. Сгорбившись, он шел уже обратно к дому, а по пятам за ним следовал как бы сам вермахт: по-строевому, точно чеканя шаг. В зыбкой темноте надменно поблескивали погоны.

- Сюда идет, - заметил кто-то с преувеличенной серьезностью.- Предлагаю оборонять позицию до последнего! Забаррикадироваться, мужчины - под ружье, женщины - ухаживать за ранеными. Умрем как герои. Смерть оккупантам!

Чуть заметная паника, нервное закуривание сигарет выдавали тревогу. Хмель как рукой сняло. Из соседней комнаты, шурша элегантным халатом, вышла милостивая пани. Нежное лицо ее было белей батистового платка, который она бог весть почему прижимала к виску. Испуг углубил морщины вокруг глаз, нескромно выдавая ее истинный возраст.

- Что-то случилось, - прошептала она испуганно. - Как же быть?

И, не видя в трудную минуту своего надежного защитника, устремила умоляющий взгляд на его столь блестящего сына.

- Алеш, будьте добры... женщине так страшно одной! И потом - мой немецкий язык...

Алеш с решительным выражением на мужественном лице, не колеблясь, последовал за ней.

- А вы оставайтесь на месте! - скомандовал он без излишнего стеснения. Думаю, ничего серьезного.

Он был прав: происшествие оказалось пустяковым, а в сравнении с их первым испугом даже комичным. Грозная тень в свете освещенной передней превратилась в полковника люфтваффе, жившего в вилле напротив.

Алена с площадки увидела, как незваный гость, щелкнув каблуками, склонился перед ее матерью в галантном поклоне, всем своим поведением давая понять, что не хочет волновать даму.

- Verzeihen Sie gnadige Frau     ,[38] - начал он с отточенной предупредительностью, отвечавшей всему его облику.

Он представился. Алеш, сохраняя полное спокойствие, стал переводить.

- Владелица виллы, не правда ли? Очень приятно. Быть может, вы заметили, что я живу напротив... Я не желал бы, чтобы вы приняли мое появление как попытку нарушить ваш вечерний покой, сударыня...

Он держался уверенно, но не нагло, дружественно, но не фамильярно, и милостивая пани, успевшая прийти в себя, сумела это оценить. Увядшее лицо ее на глазах помолодело, и испытанная улыбка растерявшейся девочки произвела нужное впечатление на доблестного воина, который возвышался перед ней, увешанный добрым килограммом металла. Хозяйка виллы слушала его с благосклонностью королевы, втайне жалея, что не имела времени привести себя в порядок... Но в чем же дело? Он пришел обратить ее внимание на то, что в одной из комнат- потом выяснилось, что это белая комнатка Алены, - не спущены шторы и с улицы виден свет. Он был бы огорчен, если бы у сударыни возникли неприятности из-за нарушения действующего предписания касательно гражданской воздушной обороны, особенно теперь, когда пиратские налеты - разумеется, временные - становятся все более дерзкими и частыми. В заключение он выразил удовольствие по поводу того, что получил возможность, хоть в неурочное время и при обстоятельствах не совсем обычных, познакомиться с сударыней.

- Алеш, передайте, пожалуйста, что я горячо благодарю...

Визит прошел бы совершенно благопристойно, если бы при прощании не произошло нечто озадачившее всех присутствующих, не исключая посетителя.

Вдруг сверху послышался шум. По лестнице не спеша спускался Кунеш полковник в отставке в помятом штатском костюме: во всем его облике была какая-то обветшалая торжественность... Подойдя среди изумленного молчания к немецкому коллеге, он на положенном расстоянии стукнул каблуками и на чудовищном немецком языке представился: