Дядя самых честных правил 2 - Александр Михайлович Горбов

кивнул, взял коня в повод и сделал обход двора. Князь наблюдал за походкой скакуна, щурясь и покусывая нижнюю губу.

Второй круг Кузьма проделал бегом, заставляя коня идти быстрее. А на третий — вскочил верхом. Пошёл рысью, а затем перешёл на галоп.

Конь пронёсся мимо нас, не издав ни скрипа. Механизм, хорошо отлаженный, смазанный и доведённый Прохором до идеала, работал беззвучно. Только на самой грани слышимости мне удалось почувствовать тонкий «комариный» свист — магический движитель вышел на рабочий режим и собирал из пространства свободный эфир.

— Стой! — Голицын поднял руку.

Кузьма осадил коня, спрыгнул на землю и подвёл к князю.

— Дай-ка мне, братец.

Пожилой князь птицей взлетел в седло, взял поводья и поехал по двору. Шаг, рысь, снова шаг, рысь, остановка на месте, рысь, галоп. В Голицыне чувствовался опытный наездник, и даже больше — страстный лошадник. Спорим, как минимум одного коня князь оставит себе? По глазам вижу: кони ему понравились.

* * *

Мы задержались во дворе на целый час. Князь опробовал всех трёх лошадей, вслушивался, осматривал, даже попросил показать, как они подкованы.

— Поразил, — вынес он свой вердикт, — не ожидал от тебя такого, Константин Платонович, не ожидал. Смог удивить старика.

Я коротко поклонился.

— Действительно, получше авалонских будут, как ты и обещал.

Князь шутливо погрозил мне пальцем.

— Хитрец! Ой хитрец! Разорить елфов британских вздумал? Идём, голубчик, обратно в кабинет, обсудим цену твоим лошадкам.

Он взял меня под локоть и повёл в особняк. А ведь сам Голицын тоже не простак — переговоры вести взялся подальше от скакунов, чтобы не отвлекаться и не мешать чувства с деньгами. Но к такому повороту, спасибо Ягужинской, я был готов.

Начинать торг князь не торопился. Велел принести кофий, французское печенье, посадил меня в мягкое кресло, долго рассказывал, как по молодости учился джигитовке у горца, о достоинствах разных лошадей: и живых, и механических. Убаюкивающе вещал спокойным голосом, словно гипнотизировал. Мягко перешёл на тему торговли, незаметно подтолкнул к обсуждению цен, а после непринуждённо скакнул на моих лошадей.

— Значит, Константин Платонович, и ты в заводчики пошёл. Хорошее дело! Всегда в прибытке будешь, в любые времена лошадки нужны. Хоть в мирное, чтобы хвастать, хоть в военное — для армии. Уж поверь старику, ты теперь в рост пойдёшь.

Я кивал, пил кофий и изображал согласие. Мягко стелет князь, да, чувствую, спать буду, если соглашусь, на гвоздях.

— Как увидел тебя, сразу понял, что толк выйдет. А лошадки хороши, угодил. Одного в свою конюшню возьму, так понравился. Сейчас же выпишу тебе вексель! Как и договаривались, двенадцать тысяч.

— Погодите, Алексей Дмитриевич, — я поставил чашечку на столик и улыбнулся ему с лёгкой холодцой, — о деньгах мы пока не решили.

— А чего здесь решать? Кони отличные, заплачу тебе по четыре тысячи, дороже обычных…

— Обычных, но не авалонских, Алексей Дмитриевич. Кони с островов по десять идут, если новые. Меньше девяти я своих не отдам.

— Константин Платонович, побойся бога! Девять! Уму непостижимо. Да за такую цену…

— Только подержанного авалонца можно взять.

— Двух, голубчик, двух!

— С пробегом за сто тысяч вёрст. И сколько они прослужат?

— Пока твои тоже тёмные в этом плане, — князь недовольно заворчал. — Кто знает, какой срок бегать будут. Может, через месяц сломаются, кто отвечать будет? Ко мне же придут, не к тебе.

— Я за свою работу отвечаю, Алексей Дмитриевич. Тем более за некачественный товар вы с меня ответ спрашивать будете. Да не лично, а опричников пришлёте.

Голицын хмыкнул.

— Нет, опричников не пришлю, я же не зверь. Да и родная кровь ты мне, если помнишь.

Я кивнул, улыбаясь уже дружески.

— Помню, Алексей Дмитриевич. И ласку вашу помню, и гостеприимство. Так что не сомневайтесь, с лошадьми не подведу. А что до высокой цены, — я развёл руками, — дальше будет меньше, если сговоримся. Но сейчас вы и так свой барыш получите, а мне мастерские надо обустраивать, людей учить, считай, хорошо, если без убытка выйду.

Князь недоверчиво хмыкнул.

— Вам, Алексей Дмитриевич, даже выгодно мне цену большую дать. И даже все десять тысяч.

Голицын посмотрел на меня и заливисто рассмеялся.

— Выгодно?!

— Да, выгодно. Чем быстрее я производство разверну, тем быстрее пойдут следующие кони. Вы на обороте больше сделаете, чем сейчас потратите. Да и заберут у вас моих лошадей с руками. Новинка, выглядят необычно, ни у кого таких нет. Вы и двенадцать на них получите, я даже не сомневаюсь. Или в подарок кому, ради влияния.

Кашлянув, князь посмотрел на меня с прищуром.

— Хитёр, жук, ох и хитёр! Весь в своего дядю, земля ему пухом.

Фраза прозвучала обычно, будто мимоходом, а вот глаза его выдали. Не любил он Василия Фёдоровича, очень не любил. И до сих пор хранил в душе какую-то обиду.

— Что вы, Алексей Дмитриевич, деловая хватка у меня голицынская.

Князь усмехнулся.

— Может, и наша, может. Ладно, дам тебе девять тысяч, как просишь, убедил. Только не обессудь, частями отдам. За одну, для себя, сейчас. Остальное — как найдётся покупатель. Ради тебя оборотные средства изымать не буду, уж извини.

Я кивнул, соглашаясь на предложенные условия, и пожал протянутую руку. Князь уступил и выглядел не слишком довольным. Но мне было всё равно — Голицыны не казались надёжными партнёрами. В мутной истории с Шереметевыми они сыграли какую-то свою, далеко не безобидную роль. Мне ещё предстоит выяснить, что в действительности они хотели. А пока я буду улыбаться князю, называть родичем и продавать коней через него.

Князь напоследок попробовал продавить меня на эксклюзивный договор. Мол, по-родственному подпишем бумагу, что я обязуюсь продавать скакунов только ему. Но я наотрез отказался: пока нет налаженного производства — никаких контрактов. Вот пойдут лошади серией, тогда можно и обсудить условия поставок. А сейчас я даже первых денег полностью не увидел.

Осуждающе вздохнув, князь вызвал слугу и приказал выдать мне девять тысяч. На этом и разошлись.

* * *

Люблю золотые монеты. Бумажные деньги, конечно, легче: удобнее возить с собой, считать. Но в золоте сумма даже весит значительно, солидно. Вот и девять тысяч рублей, что я получил от князя, весили немногим меньше пуда. От векселя я категорически отказался — траты мне предстоят уже скоро, а бумажку поди обналичь ещё. Так что вдвоём с Бобровым мы закинули сундучок с деньгами в пролётку и покатили к особняку Весёлкиной.

Чуть ли не у порога меня встретила Марья Алексевна.

— Костя! Признавайся, что там было на самом деле.

— Где?

— У Донского монастыря.