Сезон любви - Элин Хильдебранд

Маргарита убирала со стола тарелки, а Рената в гостиной наслаждалась шампанским, цветами и тиканьем старых часов. Столько информации за один раз, сразу и не усвоишь, несколько минут покоя девочке не помешают. Устами младенца. «Вам еще не поздно». Маргарита вспомнила ночь, когда Кэндес впервые заговорила о ресторане. Вспомнила, как Кэндес разозлилась и обиделась, ее слова. «Давай, попробуй еще раз. Каким будет ресторан?» Теперь она могла его представить: ресторан, задрапированный тканью, как куфия на голове бедуина. Местечко посреди пустыни, куда нелегко добраться, и порой Маргарита была бы там совсем одна и наслаждалась романтической обстановкой, рассчитанной на пятьдесят человек. Она бы ждала тех ночей ради призрака, который оставляет следы на песке.

Прежде чем подать десерт, Маргарита сходила к себе в комнату за фотографиями с комода. Надо обязательно показать именно эти два снимка, хотя у нее хранились сотни других – свидетельства открытия ресторана, благотворительных вечеров, свадьбы Кэндес, из Марокко. Фотографии лежали в деревянном ящике для вина в кладовке самой маленькой из пяти гостевых спален. Маргарита подумала, что когда-нибудь, может, и решится вытащить ящик и перебрать его содержимое, но пока достаточно двух снимков. Она положила их перед Ренатой. Та взяла фотографию крестин, прищурилась. По правде говоря, в гостиной было темновато, но Маргарита не хотела портить атмосферу ярким светом.

– Это я? – спросила Рената. – Младенец на снимке?

– Да, это прием в честь твоих крестин.

– В вашем ресторане?

– Конечно. Ты же моя единственная крестница.

Рената уставилась на снимок с душераздирающе серьезным выражением лица.

– Разве у вас дома нет фотографий Кэндес? – удивилась Маргарита.

– Есть, но вот этой нет.

– Понятно.

Похоже, в жизни девочки больше дыр, чем в швейцарском сыре. Ничего, эту дыру Маргарита сумеет заполнить. Рената, Маргарита и Кэндес на вечеринке после крестин.

– Шикарный был прием! Подавали фуа-гра, черные трюфели, шампанское, тридцатилетний портвейн, кубинские сигары, икру…

– Правда? В честь моих крестин?

– Правда.

Дэниел взял на себя все расходы, но Маргарита предоставила ящик шампанского, а Портер каким-то чудом достал сигары.

– Твое появление на свет стало большим событием.

– Мне нравится эта фотография, – заметила Рената.

– Мне тоже.

Маргарита изучала снимок, пытаясь увидеть его свежим взглядом. Они с Кэндес выглядели такими гордыми и исполненными благоговения, что могли бы быть родителями ребенка: мать и крестная мать.

Другую, черно-белую фотографию сделали далекой осенью: Кэндес и Маргарита сидят за столиком на двоих у окна, выходящего на Уотер-стрит. Ни одна из них не смотрит в объектив; перед ними тарелки с едой, но они не едят. Маргарита что-то рассказывает, а Кэндес, склонив голову, слушает. Маргарита не помнила, в какой момент или даже в какой день сделали этот снимок. Их с Кэндес щелкнул кто-то из фотографов местной еженедельной газеты. Снимок напечатали в номере от третьего октября тысяча девятьсот восьмидесятого года, в рубрике «Подсмотрено на месте событий». Маргарита страшно разозлилась, позвонила в редакцию и пригрозила судебным иском, однако редактор лишь рассмеялся: «Это совершенно безобидная фотография, Марго! Срез повседневной жизни. К тому же вы обе на ней чертовски хорошо вышли!» Подпись под снимком гласила: «Шеф-повар Маргарита Биль беседует с глазу на глаз со своей подругой Кэндес Харрис в популярном французском ресторане «Зонтики». Маргарита так и не согласилась с точкой зрения редактора, считая этот снимок вторжением в личную жизнь, к тому же он неприятно напоминал о фотографии Портера с кривозубой женщиной в «Нью-Йорк таймс». Снимок выставлял ее с Кэндес близость напоказ, тем не менее именно это в конечном итоге привлекло Маргариту, и она попросила редактора прислать ей копию снимка.

– Десерт? – спросила Маргарита.

Несмотря на веселый голос, в душе она паниковала. Десерт, пусть и сладкий, означал конец. Маргарите придется рассказать, как все закончилось.

– С удовольствием, – отозвалась Рената.

21.30

Темнокожая девушка вернулась на террасу, хмурясь и поджав губы. Даже в ночной тьме, при неярком пламени светильников-факелов, было заметно, что она сильно побледнела. За столом обсуждали парусную гонку на Кубок «Опера-хаус»[31], но тут вдруг опустилась тишина.

– Рената спит? – спросил Дэниел.

– Она пропала, – ответила Николь.

Кейд вскочил со стула:

– Что?

– В гостевой комнате никого нет. Ее вещи тоже исчезли.

Робинсоны сидели тихо, только Клэр кашлянула в салфетку, едва сдерживая смех. Она сама не понимала, почему ей все кажутся смешными, – кроме Кейда, который выглядел так, словно ему снова четырнадцать, его только что привезли в школу-пансион и он остался совсем один. Кейд чувствовал себя одиноким, брошенным родителями и друзьями в первый день в школе, а вот Клэр радовалась свободе.

Сьюзен тоже рассмеялась, но резко и пронзительно:

– Что за вздор! Куда она могла деться?

Николь хотелось заявить: «Она сбежала с Майлзом». Однако эта мысль была ей неприятна, и она не смогла бы озвучить ее перед всей компанией, к тому же она не любила находиться в центре внимания. И именно поэтому оставила кольцо на комоде. Нет смысла приносить все плохие новости сразу, пусть эти люди найдут кольцо, когда поднимутся наверх.

– Ты уверена, что ее вещей нет? – настаивал Кейд.

– Да.

– Я знаю, где она, – вмешался Дэниел.

– Где? – спросил Кейд.

– Где? – не сдержалась Николь.

– Она у своей крестной, Маргариты Биль.

– Нет, Рената звонила ей, чтобы отменить встречу, – возразил Кейд.

– Она там, точно, – сказал Дэниел.

Судя по лицам, присутствующие ему не поверили. Впрочем, откуда им знать, насколько притягательна Маргарита для Ренаты. Четырнадцать лет Дэниел удерживал ее от встречи с крестной. Не хотел, чтобы дочь услышала Маргаритину версию происшедшего, ее слезливые признания или мольбы о прощении. Как бы то ни было, Рената сама за себя решила. В какой-то мере Дэниел даже гордился дочерью. Этим людям не удалось заморочить ей голову, загипнотизировать богатством. Она определилась с приоритетами: решила увидеть Маргариту и узнать о своей матери.

Сьюзен вздохнула и обхватила порозовевшие щеки ладонями. Она выглядела совершенно обескураженной. Наверное, Дэниел должен был бы обрадоваться, но ему почему-то стало стыдно. Он медленно опустился на стул. Бедная женщина столько готовилась к сегодняшнему ужину, а Рената взяла и нарушила ее планы. Дэниелу страшно хотелось увидеть дочь, но он решил не портить оставшийся вечер и по мере возможности спасти ситуацию. Рената никуда не денется, она в безопасности. Дэниел намазал булочку маслом и откусил. Кейд бросил на него свирепый взгляд.