Повестка в космос - Максим Лучинин

Уж куда мне…

— Но сейчас я думаю, — продолжала Ари, — зачем мне боль? Что я нашла в своих мечтах? Я думала возвращать беспокоящихся в жизнь, я не хотела переносить такую муку. — Она вдруг зажмурилась. — Мне было так больно, так больно! И души рвались в сияние неба, и кричала Пэта, и поющий жил последней песней… Я не хочу…

С испугом я глядел на нее. Господи, что мне делать? Всегда боялся девчоночьих слез. Ари, правда, не плакала, но, может, они и не умеют? Я подполз к ней на коленках, прикоснулся к руке.

— Не переживай, что ты, — пробормотал я. — Все наладится. И по дорожке по своей ты еще погуляешь, и с друзьями увидишься. Правда! Мы выберемся отсюда, я обещаю. Все устроится!

4

Чертовых дорог и вправду не оказалось. Ни одной. Ни дорог, ни тропинок, никаких признаков живых существ. Лес тянулся вокруг поля, не собираясь заканчиваться или меняться. Чем дальше мы шли, тем мрачнее я становился. Надежда умерла и не оставила после себя ни завещания, ни наследства. Два раза мы останавливались на длительные стоянки, чтобы выспаться, а сколько раз отдыхали по пути — и не вспомнить. Я потерял ориентир места, где мы вышли к полю по долине. Похоже, мы уже обошли намного больше половины периметра. И ничего! Ни малейших признаков жизни!

Я не ждал больше чудес, просто шел вперед, тупо намереваясь дойти до конца и снова выйти к месту, откуда начали. Ари тоже не выглядела счастливой. Но ее самочувствие постепенно улучшалось, и она радовалась хотя бы возвращению здоровья. Мне же радоваться было нечему.

Похоже, поле выросло здесь само по себе. Что ж, не фиг мечтать! Кто вообще мне сказал, что это рожь? Да я ржи от пшеницы не отличу, что я понимаю! Скорее всего, это обычная местная трава, обычное дикое поле. Ну да, трава похожа на наш земной хлеб, но не более того. Выросло все само по себе.

Оставалась только башня. В искусственность ее происхождения я еще верил, хотя уже не на сто процентов. Во-первых, к ней не вело никаких дорог. И это значит, что даже если она построена кем-то, то этот кто-то триста лет сюда не хаживал. Да и вообще, башня могла оказаться каким-нибудь термитником. Или скалой, несмотря на правильность своей формы. И значит, «хранилище мертвой плоти» могло стать нашим домом навсегда. От бессилья сводило скулы.

Шаг за шагом мы приближались к точке начала пути. Вот достигнем ее — и я постучу себя по голове. Не плоди необоснованных надежд! Иначе горечь разочарования съест тебя за милу душу.

Пришла пора устраиваться на новый привал. Даже я порядком устал, не говоря уж об Ари. Мне нравится ходить, но когда путь однообразен и вдобавок лишен всякого смысла, утомление приходит очень быстро. Последние часы я еле волочил ноги. Кроссовки при каждом шаге загребали шуршащие листья. За мной оставался след — темная полоса потревоженной листвы. Ари, не в пример мне, шагала легко, и ее путь был почти незаметен.

Оглядываясь по сторонам, я искал подходящее место для стоянки. Невысокий холм, по которому мы шли, заканчивался, спускался вниз пологим склоном. А вот противоположный край ложбины намного круче. Правая часть возвышенности обрывалась каменной изрезанной стеной, оставляя нам лишь крутой подъем слева. Но карабкаться туда сил не оставалось, я решил остановиться прямо под скалой.

— Все, Ари, приехали! — крикнул я ауанике. — Спа-а-ать! Хочу спать! — Я побежал вниз по склону, набирая ускорение. Мешок, брошенный мной на бегу, снарядом шлепнулся в скалу. Равновесие от броска пошатнулось — и я вспахал девственное лиственное поле, кувыркнувшись с разбегу через голову. Шуршащая куча накрыла меня с головой. Выглянув, я посмотрел, где там Ари. Она не спеша спускалась следом за мной и повторять мои акробатические номера явно не намеревалась. Выудив за лямку мешок, я устроил его под головой.

— Спокойной ночи! Точнее, спокойного дня! — крикнул я подошедшей Ари и, глубоко вздохнув, закрыл глаза.

— Как хорошо, что ты пришел! — Стоило провалиться в сон, как ко мне обрадованно кинулся темный человек. Он шустро подбежал, обхватил рукой вокруг шеи. Стальной локоть сжал горло. Другой рукой он тут же залез мне в мозги. — О! Да! Хорошо, хорошо! Новенькое! Это очень хорошо!

Я даже не успел разглядеть его лица. Мне лишь показалось, что оно очень сложное: там были не просто глаза, рот, нос, улыбка, — а целая симфония чувств, мыслей, переживаний. Сеть морщин расчертила его физиономию и танцевала в дерганой пляске: радость, облегчение, злость, усталость — все смешалось в этой гримасе. Охнув от ужаса, от ощущения проникнувшей в голову руки, я ослаб и повис.

— Как интересно! Сколько новенького! Я так долго ждал! — суетился неведомый черт. Я ощущал прикосновение его пальцев к мозгу, как он копошится там. А вокруг стояли еще тени. Много теней. Я очутился на огромном бесконечном побережье океана. Тусклый пляж простирался влево и вправо. Впереди мерно накатывали маленькие волны. Тени возвышались темными столбами на песке, бесконечное множество, уходящее вдаль во все стороны. И большинство из них суетилось, двигалось, говорило. Не в силах вырваться из плена, я в ужасе разглядывал адскую армию. Это были сумасшедшие. Целый пляж сумасшедших. Стоило вглядеться повнимательней — и в сумраке размытых черт проступали лица, руки, искаженные таким же хаосом эмоций, как у державшего меня урода.

Прямо рядом со мной девушка тянула руки к морю и умоляла взять ее туда. «Пожалуйста-пожалуйста-по-жалуйста, — повторяла она быстро-быстро. — Я очень хочу, заберите меня, заберите, заберите…» Не двигалась с места, просилась в воду, просилась утонуть. Чуть поодаль еще один мрачный человек тупо долбил пяткой песок: удар за ударом, удар за ударом, сосредоточенно, сильно, непрерывно. Делая редкие паузы, он не отрывал взгляда от песка — и тут же принимался снова долбить. Кто-то улыбался, тупо, застывше, неподвижно. Еще один что-то рассказывал. Ни к кому не обращался, смотрел пустыми глазами в море и изливал в пространство нескончаемый поток слов. Я попытался понять, что он говорит, но это был набор несвязных бессмысленных звуков. Несколько человек стояли, сгорбившись от ужаса, сдвинув колени, прижав руки к телу. Один даже закусил кулак, и по руке текла струйка крови.

— Нам так одиноко, так одиноко! — причитал мой черт. — Уж мы так исстрадались. А тут гляжу — новенький, дай, думаю, познакомлюсь, выпотрошу…

Я понял, что это такой же сумасшедший, как и все остальные, и что мне никогда от него не вырваться. От ужаса этой мысли я вздрогнул и заорал.

И проснулся.

Холодная испарина покрывала тело, футболка напрочь отсырела. Очумевший, я поднялся. Ворох листьев зашуршал под руками. Боже, ну и сон! Голова не могла избавиться от увиденных образов, ощущений прикосновения чужих пальцев. Я стер пот со лба, с трудом разжал стиснутые зубы. Надо же! Второй кошмар снится. Сон у меня всегда был хороший. Если и снилось что-то необычное, то скорее напоминало приключенческий боевик, чем фильм ужасов. А тут… Не знаю, что и подумать. То ли планета влияет, то ли психика у меня повредилась после всех испытаний.