Проект Германия - Андрей Мартьянов

Ничего, писала «Правда», Красная армия обязательно наставит немецких капиталистов и недобитых наци на путь истинный.

Наконец свершилось. Объявился товарищ Леонтьев и приказал собраться в пять минут. Форма одежды… Ну не парадная, конечно, таковой у вас пока нет, а соответствующая.

Вас спешно вызывают.

Большая Лубянка.

Любопытно. Значит, судьба решена.

«Эмка» въехала во внутренний двор одного из самых знаменитых зданий Советского Союза. Пост охраны. Короткий коридор, лифт. Еще один коридор, мягко освещенный, с красно-зеленой ковровой дорожкой. В секретарской за столом человек средних лет кавказского облика с петлицами старшего майора НКВД. Представился — Мамулов, начальник секретариата. Шинель можете снять, товарищ Шмулевич, вот вешалка.

Пройдите в кабинет.

— Здравствуйте, — быстро сказал нарком. Комиссар вытянулся. — Да бросьте вы, не на плацу… Присядьте.

Слева в дальнем углу стоял письменный стол, рядом маленький столик с батареей разноцветных телефонов. В центре кабинета большой прямоугольный стол для совещаний со стульями по обе стороны и председательским креслом во главе.

В нем и расположился Лаврентий Павлович — вновь в статском: строгий черный костюм с темно-фиолетовым галстуком.

Блеснули стеклышки пенсне.

— Угощать не буду, не посетуйте, — продолжил народный комиссар. — Крайне занят, едва сумел выкроить для вас, Семен Эфраимович, десять минут. Вы бывали за границей прежде?

Шмулевич опешил. Это-то здесь при чем?

— Никак нет, товарищ Берия. Если не считать поездку в Варшаву, в юности, но то было до революции и Польша заграницей не считалась.

— Замечательно, теперь получите незаменимый опыт, — просто сказал нарком. — Вам доверяется важное задание партии. Отправитесь в Иран.

— К-куда? — невольно вырвалось у Шмулевича.

— Иран. Персия. Вы что же, географию в прогимназии не учили? Инструктаж получите тотчас, в Пятом иностранном отделе наркомата. Но вызвал я вас не для этого…

Берия поднялся, подошел к своему рабочему столу, взял в руки лист твердой типографской бумаги и маленькую красную коробочку. Кивком подозвал Шмулевича.

— Разрешите поздравить вас с присвоением внеочередного звания майора государственной безопасности. А лично от товарища Сталина и политбюро ЦК ВКП(б) позвольте вручить…

Коробочка открылась.

Орден Ленина.

— Наградной лист примите.

— Служу трудовому народу!

— Вот и служите, товарищ Шмулевич. — Берия, когда был предельно серьезен, говорил вообще без грузинского акцента. — Родина и партия, как отметил товарищ Сталин, не забудут ваших заслуг. Можете быть свободны, вас проводят куда следует.

Шмулевич вздернул бровь, услышав донельзя знакомую и двусмысленную формулировку. Берия весело фыркнул:

— Куда следует — это на инструктаж. Идите.

Без посадок аэроплан обычно шел от Москвы до Баку шесть с половиной часов, но была предусмотрена остановка в Куйбышеве — забрать груз и двоих пассажиров. Так оно даже безопаснее, чем напрямую, пролетая вблизи от линии фронта. ПС-84 принадлежал Главному управлению пограничной и внутренней охраны НКВД СССР — не такой комфортабельный и скоростной, как «Скайтрэйн» или его родной брат «Дакота», но лучше отправляться в дальний путь самолетом, чем несколько дней трястись в поезде.

Шмулевич ясно осознавал, что неожиданная (и длительная) командировка в Персию является своего рода почетной ссылкой — подальше от Москвы. И это еще ничего, могли и в Маньчжурию, как Бутаева, загнать: очень уж страшненьким секретом владели бывшие партизаны «Сталинского знамени».

Персия? И что, собственно, ужасного? Чай, не остров Святой Елены, да и поручение интересное, не каждому такое достается — советский военный представитель при так называемой «армии генерала Владислава Андерса». Это если официально, по документам. Неофициально же сотрудник резидентуры Пятого отдела в городе Пехлеви, где, собственно, и располагались ныне поляки. Цель — налаживание и поддержка агентурной работы в польских формированиях, в которых состояло большое число украинцев, белорусов и евреев: последних насчитывалось около четырех тысяч человек.

С историей армии Андерса новоиспеченного майора госбезопасности подробно ознакомили в Москве. К концу июля 1941 года, после восстановления дипломатических отношений между СССР и польским эмигрантским правительством в Лондоне была принята амнистия «всем польским гражданам, содержащимся ныне в заключении на советской территории в качестве или военнопленных, или на других достаточных основаниях».[48]

Вскоре было принято решение о формировании на территории Советского Союза польской армии, способной воевать с фашистами вместе с РККА и войсками союзных держав — первоначально численность установили в 30 тысяч штыков, затем увеличили до 60 тысяч.

Невзирая на колоссальное напряжение первых месяцев войны, поляки были поставлены на полное довольствие со стороны советского правительства, им был выдан беспроцентный займ в 300 миллионов рублей (и еще 100 миллионов для содержания польских беженцев), формируемые в Узбекистане и Киргизии части получали стрелковое вооружение и боеприпасы, англо-американцы согласились помочь с обмундированием и снаряжением. Создавались и обучались польские дивизии, разумеется, за счет СССР, хотя формально армия Андерса подчинялась правительству Сикорского, отсиживающемуся за Ла-Маншем.

— Это враги, товарищ Шмулевич, — наставлял будущего «военного представителя» комиссар госбезопасности 3-го ранга из иностранного отдела. — Настоящие идейные враги, вы должны об этом крепко помнить. Едва были обучены первые дивизии, как наше командование поставило вопрос об их отправке на фронт: не забыли ведь, какая тяжелая обстановка складывалась в феврале сорок второго?.. Андерс отказался, его поддержал премьер Сикорский. Обосновали тем, что якобы «подразделения польской армии в СССР не могут быть направлены на фронт до тех пор, пока не будет завершена подготовка всей польской армии».

— А не «якобы»?

— Обычный гонор ляхов: не желаем, чтобы нами командовали москали, да еще и коммунисты. Не любо им, представьте себе! Антисоветские настроения у поляков сильны до чрезвычайности, хотя жрали они русский хлеб, снабжались куда лучше, чем советские тыловые части, получали от нашего народа всё, что запросят… Подворовывали, конечно — приходили сведения о хищении продовольствия и одежды среди лиц польской национальности, отвечавших за распределение вещевого и пайкового довольствия для личного состава.

— Как же их терпели здесь? — изумился Шмулевич.

— Ничего не попишешь, договор есть договор. Англичане настояли. Словом, воевать они отказывались — мол, когда боевые действия начнутся на территории Жечи Посполитой, тогда храбрые жолнежи и поднимут знамя. Тьфу! Как всегда с поляками, шуму много, толку ноль.

— Но при чем тут Иран, товарищ комиссар госбезопасности?

— Да при том, товарищ Шмулевич, что бритты после прорыва немцев к Кавказу сообразили — сил у них на Ближнем Востоке никаких, а германское влияние возрастает. Нужно как-то охранять нефтеносные районы. Долгая история, но кончилось дело выводом польской армии в Персию к взаимной радости всех трех сторон: ляхи, если судить по перехваченным депешам в Лондон, верещали, что их необходимо оградить от «большевистской пропаганды», наша сторона предпочитала больше не кормить заносчивую шляхту, а Черчиллю требовались хоть какие-то войска в Персии. Вот мы их и выпроводили, раз не желают голубую панскую кровушку на советско-германском фронте проливать…

— История, — покачал головой Шмулевич. — Неприлично как-то всё это выглядит.

— Да что там неприлично, товарищ майор! Срам один. Поговаривают, товарищ Сталин прямо рубанул их послу: «Обойдемся без вас. Сами справимся. Отвоюем Польшу и тогда вам ее отдадим. Но что на это люди скажут?..» В общем, с прошлого сентября панове жолнежи сидят под британской опекой в Иране — четыре пехотных дивизии, танковая бригада, кавполк. Всего под семьдесят тысяч человек, из них тридцать гражданских.

— Баба с возу — кобыле легче.

— Это вы изумительно точно заметили, товарищ Шмулевич. Так вот. Польских граждан еврейской национальности в войске Андерса несколько тысяч. В офицерской среде сильны антиеврейские настроения, «жидов» паны крепко не любят. Да по большому счету они сами себя-то не любят… Потом почитаете донесения, как вельможные еще в Узбекистане куражились: пьянки до свинского визга, интриги, до дуэлей со смертельным исходом дело доходило, вообразите! Сущее Средневековье, иначе и не скажешь — будто во временах Стефана Батория навсегда застряли.