Если полететь высоко-высоко… - Мария Романушко

Так меня в первый раз обокрали…

Ну, вот, она опубликует свою книгу с моими мыслями и находками, а что делать мне? Моя-то книга ещё не опубликована! И если я её всё-таки напечатаю, что можно будет подумать, что это именно я украла эти мысли у Зины!!

Что же делать? Быть впредь не такой доверчивой, наверное…

А сейчас я поняла, что все страницы, которые «слизала» у меня Зина, я должна из своей книги вычеркнуть.

Когда я рассказала тёте Жене эту историю, она очень огорчилась.

– Кто б мог подумать? – сокрушалась она. – Такая тихая, скромная девочка… Разве она не понимает, что это – воровство? Интеллектуальное воровство! А ты не хочешь ей написать?

– Я думаю, что это напрасно… Я лучше напишу новое начало повести. Может, оно ещё лучше будет!

Полгода пробивалась на Шаболовку за фильмами.

Сначала нам наотрез отказали в выдаче фильмом для показа на Вечере. Дело в том, что Юрий Белов, который был режиссёром у Енгибарова, уехал несколько лет назад в Америку, и поэтому некоторые Енгибаровские фильмы ушли в спецхран. Такой был в те годы мерзкий закон. Человека уже нет десять лет в живых, но он расплачивается за то, что кто-то там уехал в Америку… Бред!!! Итак, фильмы взять нельзя (не положено!) Но мне очень хочется. Надо! Необходимо! Без этого не может состояться Вечер! Нужно ведь, чтобы люди увидели Клоуна!

Саша Филистеев упорно дозванивался до самых высоких киноначальников… Ему отказывали, но он звонил опять. И он-таки выбил это разрешение! И вручил мне заветную бумагу, с которой я поехала на Шаболовку (где меня уже несколько раз до этого отшивали!).

О, эта бумага имеет невиданную силу! Меня тут же пропускают на проходной.

Я иду к дальнему корпусу, который охраняется строгим военным. Взглянув в бумагу, он пропускает меня внутрь и вежливо объясняет, как пройти в искомый кабинет. Там – мне должны выдать ещё одну бумагу – разрешение на получение бобин с фильмами на 30 октября. Дата Вечера уже назначена.

И вот я иду по тихим и безлюдным коридорам спецхранилища запрещённых фильмов…

Подхожу к искомой двери… Стучу. Слышу женский голос: «Войдите!»

Захожу. Вижу молодую белокурую женщину, и – начинаю смеяться… смех бьёт меня, как истерика… В первую минуту я ничего не могу сказать, – мне просто плохо от смеха! А она смотрит на меня удивлённо и ничего не может понять.

– Здравствуйте! Вот не ожидала вас тут встретить, – наконец, произнесла я.

– Здравствуйте, – говорит она, продолжая сильно удивляться.

Она – соседка с десятого этажа. Мы живём с ней в одном доме уже семь лет!! И довольно часто встречаемся в лифте и всегда приветливо здороваемся друг с другом. Хотя так и не познакомились за эти годы и ничего не знаем друг о друге. Вот к ней-то я и прорывалась столько месяцев!! Вот она-то и должна мне дать разрешение взять такого-то числа Енгибаровские фильмы…

Нарочно не придумаешь. Только в жизни такое бывает!

…Никогда не забыть ту осень 1982 года, заваленную мокрой листвой, залитую дождями… И как пошёл ранний снег… А я из вечера в вечер, уложив Антона спать, бегала в ближайшую телефонную будку… В холодную, тёмную, запотевшую от дождей… Брала с собой маленький карманный фонарик, чтобы освещать страницы в своей телефонной книжке и диск телефона… Который, к тому же, вечно заедал. Автомат глотал драгоценные «двушки». И приходилось блуждать во тьме, под дождём со снегом, в поисках работающего автомата… Потому что созванивания с будущими участниками продолжались все эти месяцы, и я всё подгоняла и подгоняла к одной какой-то дате возможности многих, очень занятых, людей…

Почему я звонила по ночам? А когда же ещё?… Утром актёры спят, потом у них репетиции, потом – спектакли… И только после полуночи, когда актёрский трудовой день позади, с ними можно о чём-то говорить…

И в эту же осень у Антона приключилась история с пальцем, который он сильно повредил проволокой. И ему делали операцию. И мы целый месяц ездили с сынулей в Филатовскую больницу, на осмотры и лечение. И столько было переживаний, Господи! Из-за всего. Жила просто на пределе всех сил – моральных и физических. И дома возились с этим бедным пальцем: парили его, мазали, перевязывали. И в свою поликлинику бегали на разную физиотерапию…

А тут ещё типография задерживала, никак не могла напечатать пригласительные билеты на Вечер и афишу… Нервы мои сдавали, и я кричала по телефону на Сашу Филистеева, что это он виноват, не может на них надавить, чтобы они, типографы, выполнили своё обещание…

А ведь надо было ещё успеть распространить эти сотни пригласительных билетов! И чтобы кто-то на них пришёл… У меня уже был один печальный опыт организации поэтического вечера с пригласительными билетами. Правда, это было восемь лет назад, но запомнилось навсегда. На тот вечер пришли только два моих друга и два человека с улицы. И всё! Неужели и в этот раз может быть такое?! Я холодела при этой мысли…

Саша успокаивал меня, говорил, что большая часть пригласительных уйдёт на завод, в ближайшие школы и институты. Что-то разнесём по окрестным организациям, что-то распространим сами среди своих друзей и знакомых. Но я всё равно жутко психовала.

Столько было переживаний в ту осень, столько нервотрёпки!

Но вот странное дело… Когда я вспоминаю ту сумасшедшую, холодную, слякотную осень, я каждый раз испытываю прилив счастья… Я вспоминаю чудесного филатовского доктора, который вылечил моего мальчика. И мы подружились с этим доктором на всю жизнь… Я вспоминаю чудесную тётю Женю… Вспоминаю эти свои стояния в холодных телефонных будках в ночном дворе… Хлещет ливень, и мимо будки плывут реки тёмно-жёлтой листвы…

А ещё я вспоминаю, как мой шестилетний сынок помогал мне в это трудное время. Как он стойко переносил всю эту, мучительную для него, историю с пальцем. Как он не терял бодрости духа и чувства юмора. Как он отпускал меня, когда было надо, отпускал надолго – потому что необходимо было ездить повсюду: и на Шаболовку, множество раз, и на встречи с разными людьми, которых я хотела пригласить на Вечер, и во Дворец культуры приходилось ездить, утрясать разные вопросы. А это – больше часа только в одну сторону… Сынок, мой маленький большой друг, говорил:

– Езжай и не волнуйся. Поем и буду играть. Ну, ещё коллекцию насекомых надо привести в порядок, и все наши летние гербарии… Почитаю, телек посмотрю, музыку послушаю. Езжай, езжай! Мне есть чем заняться. Скучать не буду.

Скучал ли он без меня на самом деле, я не узнаю никогда. Потому что он ни за что бы мне в этом не признался, чтобы не огорчать меня. Спасибо тебе, мой родной! Я очень люблю тебя. Ты – настоящий друг.

Итак, Вечер был назначен на 30 октября 1982 года.

И, когда уже всё было готово (напечатаны большой портрет Енгибарова, и афиша, и пригласительные билеты, и все-все-все сказали: да, мы в этот день и час можем), я, как было уговорено, стала звонить Ролану Быкову по оставленному им телефону…

Тщетно! Дозвониться было невозможно. Или я попадала не туда, или мне не хотели его подзывать: мало ли, может, какая-нибудь навязчивая поклонница обрывает телефон?

Тогда я решила поехать в Тверь. Я знала название гостиницы, где он жил со своей съёмочной группой.

Почему-то в этот день ударил сильный мороз. Вообще, была очень ранняя зима в том году, не успела пожелтеть листва, как всё засыпало снегом… А в то утро ещё и мороз!

Рано утром (оставив Антона у мамы), я стояла на платформе в Химках в ожидании электрички. Электрички не было. Её не было час, и два, и три, и четыре… Где-то произошла авария. Позвонила маме из телефона-автомата, попросила не волноваться, сказала, что всё равно мне нужно сегодня попасть в Тверь, а когда вернусь – не знаю…

Толпа на платформе была такая, как во время войны, когда народ бежал в эвакуацию. Все люди были навьючены тяжеленными сумками и мешками. Это ведь было время «продуктовых электричек» – когда весь российский народ тащил продукты из Москвы…

…Когда электричка, наконец, подошла к платформе, её брали с боем, с остервенением… Меня занесло внутрь человеческой волной и прижало к стенке тамбура. Так и ехала до самой Твери. Вообще, электричка до Твери (в то время – город Калинин) идёт два часа. Но из-за сбоя в движении поездов, она ехала страшно медленно, часто останавливаясь и пропуская другие поезда. Короче: мы тащились в эту самую Тверь шесть часов!! Приехали в полной тьме, около десяти часов вечера. Я в Твери до того ни разу не была.

Как я искала во тьме безлюдного, незнакомого города гостиницу – это отдельный рассказ…

Ну, нашла-таки. Прошу дежурную пропустить меня в номер к Ролану Быкову. Она выкатила на меня глаза от изумления.